— А правда, что ты уже была замужем и у тебя есть дети?
— Да, у меня двое близнецов. Ричард хочет признать их своими детьми… — ответила Джинни, сожалея, что не видит лица Гульбегар.
Сказав это, она вздернула подбородок, допила айран и прислушалась к музыке, пытаясь угадать смысл протяжной, заунывной песни.
— Это любовная песня, — снисходительно пояснила Гульбегар.
Откуда-то издалека послышались выстрелы и крики, и Джинни вздрогнула. Оказалось, что султан развлекается военными маневрами. Наконец Джинни решила, что можно удалиться.
Джинни добралась до своей комнаты и уже было хотела позвать Фатиму, как вдруг почувствовала схватки. Она вцепилась в край постели, но, не удержавшись, упала.
Наверное, она закричала, потому что откуда-то появились люди, кто-то поднял ее и что-то ей говорил, но она уже ничего не понимала, крича что было сил, чувствуя нестерпимую боль и думая: «Ведь еще не время, этого не может быть». Потом она потеряла сознание.
Но и тогда боль не оставляла ее. Очнувшись, она почувствовала, что ей не хватает воздуха. Вдруг она увидела склонившееся над ней лицо Стива и не сразу поняла, что это не Стив, а Ричард. Потом с изумлением осознала, что она снова видит!
Ричард все успокаивал Джинни, облегчая острую боль, которая терзала ее.
— Нет, нет, нет! — кричала она не своим голосом.
— Держись за меня, детка. Возьми меня за руку. Держись, дорогая, держись. Сейчас тебе станет легче, и ты заснешь — не умрешь, а только заснешь, понимаешь? Слушай меня, только меня…
Открыв глаза, она увидела солнечный свет, яркие шелковые портьеры, небесно-голубой потолок и пол, выложенный изразцами.
Она все видит, о Боже, она снова видит!
Ричард оказался красив, хотя лицо его было изрыто оспой. Его голубые глаза, черные волосы и очертания губ напомнили ей Стива. Но Стива она никогда не видела таким озабоченным.
— Джинни! О, моя любимая, не закрывай глаза! Ты вернулась ко мне и теперь с каждым днем будешь набираться сил. Теперь все будет хорошо, слышишь?
— А что со мной было? Почему у меня такая слабость? Все, что я помню, — это боль…
Его лицо исказилось, и он поспешно отвел глаза.
— Мне не хотелось бы отвечать тебе на этот вопрос, но я не могу лгать. У тебя был выкидыш. Не знаю, из-за чего, — возможно, ты что-нибудь съела или выпила, но главное, ты жива и со мной. — Он схватил ее за руки. — Теперь я буду приходить к тебе гораздо чаще, обещаю, и заботиться о тебе.
Но почему о ней нужно заботиться? Как только она окрепнет… Но тут ее охватила такая сонливость, что она закрыла глаза. Очнувшись, Джинни подумала: «Ко мне вернулось зрение, но я потеряла ребенка. Почему?»
Когда Ричард снова пришел к ней, Джинни спросила:
— Меня отравили, да? Кто-то хотел убить меня или желал, чтобы я выкинула?
— Нет, у тебя был нервный срыв, — неуверенно ответил он, не глядя ей в глаза. Ричард выглядел измученным и усталым. Увидев седые пряди в темных волосах, Джинни хотела коснуться их рукой и успокоить его, ведь он так заботился о ней.
— Ричард…
Он снова отвел глаза.
— Завтра придет генерал Игнатьев. Он хочет поговорить с тобой.
— А ему разрешат увидеть меня?
— Да, но тебе придется надеть чадру. Мне очень жаль, дорогая, но теперь ты наверняка понимаешь…
— Я не понимаю того, чего не могу принять. Ни чадры, ни заточения… Для Гульбегар это естественно, поскольку она родилась здесь. И она пыталась убить меня, желая, чтобы ее ребенок родился первым. В гаремах часты подобные случаи. Что ты думаешь об этом, Ричард?
Джинни увидела, как он вздрогнул. Если бы он обнял ее, пообещал вырвать отсюда, если бы хоть что-нибудь сказал! Но Ричард лишь смотрел на нее так, словно она его смертельно ранила.
Наконец он сжал пальцами виски, и весь его вид выражал отчаяние. Джинни вдруг поняла: он не вел бы себя так, знай, что она прозрела. Но почему она до сих пор не сказала ему об этом?
Признание уже вертелось у нее на языке, когда он поднял голову и мертвенно-тихим голосом проговорил:
— Что я думаю об этом? Я бы хотел увидеть тебя здоровой, прежде чем сказать тебе это, но теперь нет времени ждать. Я должен развестись с тобой, Джинни. По законам ислама, для этого нужно три раза сказать: «Я развожусь с тобой». Завтра в присутствии имама я произнесу эти слова, и ты сможешь уехать отсюда. Игнатьев знает все и обещал помочь тебе благополучно добраться до Санкт-Петербурга.
Глава 38
Генерал Игнатьев оказался высоким худощавым мужчиной с большими усами. Он задавал вопросы так бегло и небрежно, что беседа с ним стала для Джинни одним из самых унизительных испытаний. Знает ли она царя? Была ли она при дворе? Кто ее крестный отец? А, она была замужем за русским и знает личного врача его императорского величества… прекрасно. Ей казалось, что он не верит ни единому ее слову. Кажется, его заинтересовали лишь ее слова о том, что она не желает ехать в Санкт-Петербург.
Генерал взглянул на нее так, словно она была мухой или каким-то другим насекомым.
— Как я понял, вам покровительствует сам император. Поэтому я сделал приготовления к вашему отъезду. Если Петербург покажется вам слишком мрачным, вы сможете отправиться в другие города. — От его холодного взгляда она онемела. — Вы можете остаться и здесь, если вас устраивает этот образ жизни. Я слышал, что принц Абдул Хамид проявил интерес…
Джинни не видела Ричарда с тех пор, как тот сообщил ей о разводе. Теперь она желала только вырваться из этих проклятых стен, пусть даже с помощью этого надменного генерала.
Генерал Игнатьев отправил Джинни в сопровождении военного эскорта.
Джинни покинула дворец закутанная в чадру и через садовые ворота прошла к небольшому причалу. Там она села в шлюпку и увидела голубые воды Босфора.
За все это время Джинни не сказала ни слова, стараясь не обращать внимания на дородного русского офицера, сидевшего напротив нее. На его великолепном мундире сверкали регалии, лицо было хмурым и угрюмым, и Джинни поняла, что он крайне недоволен предстоящим путешествием.
Через тонкую чадру Джинни внимательно все рассматривала — лишь бы уберечь себя от мучительных воспоминаний. Она оставляла позади часть своей жизни, и ей предстояло готовиться к будущему. Джинни вновь подумала о Ричарде, который, конечно, заставил ее уехать, потому что боялся за ее жизнь. Когда он говорил о разводе, его лицо выражало такую муку, что она не возразила и не задала ему ни одного вопроса. Джинни ощущала полную опустошенность. Теперь, обретя независимость, она ни за что не позволит себе ни к кому привязаться! Даже забота Ричарда подавляла ее. Он оберегал ее как ребенка, а потому и она вела себя как ребенок. Хватит! Русский первым нарушил молчание:
— Вон там — Золотой Рог, а там — Константинополь, который турки называют Стамбулом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Да, у меня двое близнецов. Ричард хочет признать их своими детьми… — ответила Джинни, сожалея, что не видит лица Гульбегар.
Сказав это, она вздернула подбородок, допила айран и прислушалась к музыке, пытаясь угадать смысл протяжной, заунывной песни.
— Это любовная песня, — снисходительно пояснила Гульбегар.
Откуда-то издалека послышались выстрелы и крики, и Джинни вздрогнула. Оказалось, что султан развлекается военными маневрами. Наконец Джинни решила, что можно удалиться.
Джинни добралась до своей комнаты и уже было хотела позвать Фатиму, как вдруг почувствовала схватки. Она вцепилась в край постели, но, не удержавшись, упала.
Наверное, она закричала, потому что откуда-то появились люди, кто-то поднял ее и что-то ей говорил, но она уже ничего не понимала, крича что было сил, чувствуя нестерпимую боль и думая: «Ведь еще не время, этого не может быть». Потом она потеряла сознание.
Но и тогда боль не оставляла ее. Очнувшись, она почувствовала, что ей не хватает воздуха. Вдруг она увидела склонившееся над ней лицо Стива и не сразу поняла, что это не Стив, а Ричард. Потом с изумлением осознала, что она снова видит!
Ричард все успокаивал Джинни, облегчая острую боль, которая терзала ее.
— Нет, нет, нет! — кричала она не своим голосом.
— Держись за меня, детка. Возьми меня за руку. Держись, дорогая, держись. Сейчас тебе станет легче, и ты заснешь — не умрешь, а только заснешь, понимаешь? Слушай меня, только меня…
Открыв глаза, она увидела солнечный свет, яркие шелковые портьеры, небесно-голубой потолок и пол, выложенный изразцами.
Она все видит, о Боже, она снова видит!
Ричард оказался красив, хотя лицо его было изрыто оспой. Его голубые глаза, черные волосы и очертания губ напомнили ей Стива. Но Стива она никогда не видела таким озабоченным.
— Джинни! О, моя любимая, не закрывай глаза! Ты вернулась ко мне и теперь с каждым днем будешь набираться сил. Теперь все будет хорошо, слышишь?
— А что со мной было? Почему у меня такая слабость? Все, что я помню, — это боль…
Его лицо исказилось, и он поспешно отвел глаза.
— Мне не хотелось бы отвечать тебе на этот вопрос, но я не могу лгать. У тебя был выкидыш. Не знаю, из-за чего, — возможно, ты что-нибудь съела или выпила, но главное, ты жива и со мной. — Он схватил ее за руки. — Теперь я буду приходить к тебе гораздо чаще, обещаю, и заботиться о тебе.
Но почему о ней нужно заботиться? Как только она окрепнет… Но тут ее охватила такая сонливость, что она закрыла глаза. Очнувшись, Джинни подумала: «Ко мне вернулось зрение, но я потеряла ребенка. Почему?»
Когда Ричард снова пришел к ней, Джинни спросила:
— Меня отравили, да? Кто-то хотел убить меня или желал, чтобы я выкинула?
— Нет, у тебя был нервный срыв, — неуверенно ответил он, не глядя ей в глаза. Ричард выглядел измученным и усталым. Увидев седые пряди в темных волосах, Джинни хотела коснуться их рукой и успокоить его, ведь он так заботился о ней.
— Ричард…
Он снова отвел глаза.
— Завтра придет генерал Игнатьев. Он хочет поговорить с тобой.
— А ему разрешат увидеть меня?
— Да, но тебе придется надеть чадру. Мне очень жаль, дорогая, но теперь ты наверняка понимаешь…
— Я не понимаю того, чего не могу принять. Ни чадры, ни заточения… Для Гульбегар это естественно, поскольку она родилась здесь. И она пыталась убить меня, желая, чтобы ее ребенок родился первым. В гаремах часты подобные случаи. Что ты думаешь об этом, Ричард?
Джинни увидела, как он вздрогнул. Если бы он обнял ее, пообещал вырвать отсюда, если бы хоть что-нибудь сказал! Но Ричард лишь смотрел на нее так, словно она его смертельно ранила.
Наконец он сжал пальцами виски, и весь его вид выражал отчаяние. Джинни вдруг поняла: он не вел бы себя так, знай, что она прозрела. Но почему она до сих пор не сказала ему об этом?
Признание уже вертелось у нее на языке, когда он поднял голову и мертвенно-тихим голосом проговорил:
— Что я думаю об этом? Я бы хотел увидеть тебя здоровой, прежде чем сказать тебе это, но теперь нет времени ждать. Я должен развестись с тобой, Джинни. По законам ислама, для этого нужно три раза сказать: «Я развожусь с тобой». Завтра в присутствии имама я произнесу эти слова, и ты сможешь уехать отсюда. Игнатьев знает все и обещал помочь тебе благополучно добраться до Санкт-Петербурга.
Глава 38
Генерал Игнатьев оказался высоким худощавым мужчиной с большими усами. Он задавал вопросы так бегло и небрежно, что беседа с ним стала для Джинни одним из самых унизительных испытаний. Знает ли она царя? Была ли она при дворе? Кто ее крестный отец? А, она была замужем за русским и знает личного врача его императорского величества… прекрасно. Ей казалось, что он не верит ни единому ее слову. Кажется, его заинтересовали лишь ее слова о том, что она не желает ехать в Санкт-Петербург.
Генерал взглянул на нее так, словно она была мухой или каким-то другим насекомым.
— Как я понял, вам покровительствует сам император. Поэтому я сделал приготовления к вашему отъезду. Если Петербург покажется вам слишком мрачным, вы сможете отправиться в другие города. — От его холодного взгляда она онемела. — Вы можете остаться и здесь, если вас устраивает этот образ жизни. Я слышал, что принц Абдул Хамид проявил интерес…
Джинни не видела Ричарда с тех пор, как тот сообщил ей о разводе. Теперь она желала только вырваться из этих проклятых стен, пусть даже с помощью этого надменного генерала.
Генерал Игнатьев отправил Джинни в сопровождении военного эскорта.
Джинни покинула дворец закутанная в чадру и через садовые ворота прошла к небольшому причалу. Там она села в шлюпку и увидела голубые воды Босфора.
За все это время Джинни не сказала ни слова, стараясь не обращать внимания на дородного русского офицера, сидевшего напротив нее. На его великолепном мундире сверкали регалии, лицо было хмурым и угрюмым, и Джинни поняла, что он крайне недоволен предстоящим путешествием.
Через тонкую чадру Джинни внимательно все рассматривала — лишь бы уберечь себя от мучительных воспоминаний. Она оставляла позади часть своей жизни, и ей предстояло готовиться к будущему. Джинни вновь подумала о Ричарде, который, конечно, заставил ее уехать, потому что боялся за ее жизнь. Когда он говорил о разводе, его лицо выражало такую муку, что она не возразила и не задала ему ни одного вопроса. Джинни ощущала полную опустошенность. Теперь, обретя независимость, она ни за что не позволит себе ни к кому привязаться! Даже забота Ричарда подавляла ее. Он оберегал ее как ребенка, а потому и она вела себя как ребенок. Хватит! Русский первым нарушил молчание:
— Вон там — Золотой Рог, а там — Константинополь, который турки называют Стамбулом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78