Она ощутила его боль как свою. Казалось, эта боль повисла между ними. Никто, подумала Мэри Джо, не может оставаться безучастным к такой муке.
— Что же он сделал? — спросила она шепотом.
Но в глубине души она знала ответ, поэтому и чувствовала так остро его боль. Дру. Его сын. Убийство вовсе не было хладнокровным. Он мог считать его хладнокровным, но это было не так.
До сих пор Фостер смотрел в пол, но теперь поднял глаза и встретился с ней взглядом.
— Вы глупо поступили, что приютили меня, миссис Вильямс — сказал он. — Я никогда не приносил удачу людям. Погибель — мое второе имя. За мной по пятам идет смерть.
Ясно, что больше он ничего не собирался говорить. Усилием воли она заставила себя сделать несколько неуверенных шагов и подошла к кровати.
— Я ни о чем вас не просила, мистер Фостер. Мне от вас ничего не нужно.
Господи, пусть это будет правда! Мэри Джо протянула ему кружку.
— Выпейте молока, — велела она. — Вам это необходимо, если хотите окрепнуть, чтобы уйти, — добавила она мрачно. — Вы ведь этого хотите, не так ли?
— Я вас не понимаю, — сказал он.
— В таком случае, скажем, я питаю слабость к бродягам, а вы, похоже, не в том состоянии, чтобы навредить мне или моему сыну.
— Мое пребывание здесь может навредить вам.
— Нет, если никто не узнает.
— До вас что, ничего не доходит, мэм?
— Если считаете, что вы в состоянии уйти, — вперед, — спокойно сказала она.
Он злился, и это было хорошим знаком. Злость все же лучше, чем смирение.
Он попытался двинуться, простыни начали спадать. Он подхватил их и злобно посмотрел на нее. Она так и стояла с протянутой кружкой молока.
— Если не возьмете, — сказала она, — я отберу простыни. Сейчас я сильнее.
— Проклятие! Вы никогда не отступаете от своего? — Обычно нет, — сказала она.
— Давайте сюда это чертово молоко.
Она сунула ему кружку, из которой он начал пить сначала мелкими глотками, а потом жадно прикончил. Поставив кружку на тумбочку, он медленно опустился на подушки.
— Вы говорили о каких-то брюках?
Она кивнула.
— Чуть позже я осмотрю рану на ноге. Если кровотечение остановилось, сделаю повязку потоньше, и вы сможете надеть веши моего мужа.
— Вашего мужа? — переспросил он.
— Я сохранила кое-какие вещи после его смерти, — тихо произнесла она.
Он взглянул на украшение с орлом, лежавшее на тумбочке. Все остальные вещи он сжег вместе с хижиной. Ему не нужны были воспоминания. Даже хорошие, потому что их заслонила собой последняя кровавая сцена. Она окутала все красным туманом. Он и ожерелье уничтожил бы, если бы его не украли старатели. Он нашел его у первою, которого силой заставил назвать имена остальных двух. Ожерелье стало для него тогда талисманом мести, а не защиты.
Женщина смотрела на него с пониманием, и это поставило его в тупик.
— Мне не нужны вещи мертвеца, — грубо сказал он. — Мне нужны мои собственные.
— Теперь от них остались лишь лохмотья. Если только у вас не было с собой багажа.
Он покачал головой. Отправляясь в дорогу, он брал только еду. Думать мог только об одном — как найти тех старателей.
— А на лошади что-нибудь осталось, что может навести на ваш след?
Уэйд вновь был огорошен. Ей впору самой служить блюстителем закона, язвительно подумал он.
— Уздечка. Она украшена бусами. Не хочу, чтобы обвинили ютов.
Господи, как же он сам об этом не подумал!
— Мне придется поехать…
Фостер снова попытался сесть. Это удалось ему с огромным трудом. Затем он поборол свою гордость.
— Я… возьму… вещи.
Мэри Джо показалось, что этот человек состоит из одних противоречий. Только что он признался в хладнокровном убийстве и туг же готов поставить на кон жизнь и гордость, которая для него важнее, чтобы в его преступлении не обвинили кого-то другого. Всем, кого она до сих пор знала, было абсолютно наплевать на индейцев.
— И как вы думаете, сколько шагов вы пройдете? — спросила она.
— Столько, сколько понадобится, — ответил он. — И могу пойти голым, если придется.
А ведь он пойдет, решила она. Не доберется дальше дверей, но все-таки пойдет. А ей с Джеффом придется тащить его обратно.
— Пойду я, — сказала Мэри Джо. — Отряд шерифа скорее всего не нашел вашу лошадь. Далеко она лежит от убитого?
Убитого. Как легко она произнесла это слово. Прости, меня, Джефф.
— В паре миль. После того, как меня ранили… после того, как я убил его, я не заметил, что мой конь тоже сильно пострадал. Он продолжал идти, истекая кровью, а я даже не подозревал… — Морщины на лице раненого, казалось, стали глубже — Он был… таким благородным. А теперь он мертв. Но я не собираюсь отвечать еще за чью-то смерть, будь оно все проклято!
Фостер поднялся с кровати, теперь уже не думая, одет он или нет, и, качнувшись, сделал шаг.
Все-таки он великолепен. Гораздо выше, чем она думала, с гибкой грацией наездника и крепкими мускулами.
— Ну хорошо, — сказала она. — Я принесу вам брюки. Надевая их, он лишится последних сил. Она не станет ему помогать, и тогда он сам придет к выводу, что ему никогда не добраться до лошади. Даже если он сумеет это сделать, то раненая рука не позволит ему справиться со сбруей.
Он не слушал никаких доводов. Шел напролом только благодаря силе воли и решимости, но долго это продолжаться не могло. Он потерял слишком много крови, был слишком серьезно ранен.
У Мэри Джо болела за него душа. Ей не хотелось, чтобы он потерпел поражение. Он назвал своего коня благородным, но теперь она видела, что у этого человека тоже было благородство.
Она не хотела, чтобы он умер. Все мысли о том, чтобы послать за отрядом, исчезли. Его заботы стали ее заботами.
Лишь на один короткий миг она задумалась, почему так происходит. Ответ нашелся еще быстрее. Он нуждался в ней. До сих пор ни один мужчина никогда в ней не нуждался. Ни Джефф, Ни Тай. Они желали ее, но никогда не нуждались. Даже ее сын теперь меньше нуждался в ней.
До последнего времени она не понимала, как ей хотелось быть кому-то нужной.
Мэри Джо тут же отбросила эту мысль. Она не могла себе позволить так думать.
Она принесла брюки и швырнула раненому. Уэйд Фостер поймал их здоровой рукой, и она еще раз вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Ему самому придется удостовериться в собственной слабости. Она не станет еще больше унижать его, наблюдая за беспомощными движениями.
Сын с беспокойством взглянул на нее.
— Как он? Он что-нибудь сказал об отряде? Он ведь не убивал того человека, правда?
Мэри Джо на секунду закрыла глаза, пытаясь решить, что ответить. Один раз она уже солгала ему. Нельзя было снова так поступить.
— Да, — сказала она, — но тот мужчина стрелял в него, и у мистера Фостера… в общем, была веская причина.
Джефф перестал хмуриться.
— Точно так, как папа, когда ему приходилось в кого-то стрелять?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
— Что же он сделал? — спросила она шепотом.
Но в глубине души она знала ответ, поэтому и чувствовала так остро его боль. Дру. Его сын. Убийство вовсе не было хладнокровным. Он мог считать его хладнокровным, но это было не так.
До сих пор Фостер смотрел в пол, но теперь поднял глаза и встретился с ней взглядом.
— Вы глупо поступили, что приютили меня, миссис Вильямс — сказал он. — Я никогда не приносил удачу людям. Погибель — мое второе имя. За мной по пятам идет смерть.
Ясно, что больше он ничего не собирался говорить. Усилием воли она заставила себя сделать несколько неуверенных шагов и подошла к кровати.
— Я ни о чем вас не просила, мистер Фостер. Мне от вас ничего не нужно.
Господи, пусть это будет правда! Мэри Джо протянула ему кружку.
— Выпейте молока, — велела она. — Вам это необходимо, если хотите окрепнуть, чтобы уйти, — добавила она мрачно. — Вы ведь этого хотите, не так ли?
— Я вас не понимаю, — сказал он.
— В таком случае, скажем, я питаю слабость к бродягам, а вы, похоже, не в том состоянии, чтобы навредить мне или моему сыну.
— Мое пребывание здесь может навредить вам.
— Нет, если никто не узнает.
— До вас что, ничего не доходит, мэм?
— Если считаете, что вы в состоянии уйти, — вперед, — спокойно сказала она.
Он злился, и это было хорошим знаком. Злость все же лучше, чем смирение.
Он попытался двинуться, простыни начали спадать. Он подхватил их и злобно посмотрел на нее. Она так и стояла с протянутой кружкой молока.
— Если не возьмете, — сказала она, — я отберу простыни. Сейчас я сильнее.
— Проклятие! Вы никогда не отступаете от своего? — Обычно нет, — сказала она.
— Давайте сюда это чертово молоко.
Она сунула ему кружку, из которой он начал пить сначала мелкими глотками, а потом жадно прикончил. Поставив кружку на тумбочку, он медленно опустился на подушки.
— Вы говорили о каких-то брюках?
Она кивнула.
— Чуть позже я осмотрю рану на ноге. Если кровотечение остановилось, сделаю повязку потоньше, и вы сможете надеть веши моего мужа.
— Вашего мужа? — переспросил он.
— Я сохранила кое-какие вещи после его смерти, — тихо произнесла она.
Он взглянул на украшение с орлом, лежавшее на тумбочке. Все остальные вещи он сжег вместе с хижиной. Ему не нужны были воспоминания. Даже хорошие, потому что их заслонила собой последняя кровавая сцена. Она окутала все красным туманом. Он и ожерелье уничтожил бы, если бы его не украли старатели. Он нашел его у первою, которого силой заставил назвать имена остальных двух. Ожерелье стало для него тогда талисманом мести, а не защиты.
Женщина смотрела на него с пониманием, и это поставило его в тупик.
— Мне не нужны вещи мертвеца, — грубо сказал он. — Мне нужны мои собственные.
— Теперь от них остались лишь лохмотья. Если только у вас не было с собой багажа.
Он покачал головой. Отправляясь в дорогу, он брал только еду. Думать мог только об одном — как найти тех старателей.
— А на лошади что-нибудь осталось, что может навести на ваш след?
Уэйд вновь был огорошен. Ей впору самой служить блюстителем закона, язвительно подумал он.
— Уздечка. Она украшена бусами. Не хочу, чтобы обвинили ютов.
Господи, как же он сам об этом не подумал!
— Мне придется поехать…
Фостер снова попытался сесть. Это удалось ему с огромным трудом. Затем он поборол свою гордость.
— Я… возьму… вещи.
Мэри Джо показалось, что этот человек состоит из одних противоречий. Только что он признался в хладнокровном убийстве и туг же готов поставить на кон жизнь и гордость, которая для него важнее, чтобы в его преступлении не обвинили кого-то другого. Всем, кого она до сих пор знала, было абсолютно наплевать на индейцев.
— И как вы думаете, сколько шагов вы пройдете? — спросила она.
— Столько, сколько понадобится, — ответил он. — И могу пойти голым, если придется.
А ведь он пойдет, решила она. Не доберется дальше дверей, но все-таки пойдет. А ей с Джеффом придется тащить его обратно.
— Пойду я, — сказала Мэри Джо. — Отряд шерифа скорее всего не нашел вашу лошадь. Далеко она лежит от убитого?
Убитого. Как легко она произнесла это слово. Прости, меня, Джефф.
— В паре миль. После того, как меня ранили… после того, как я убил его, я не заметил, что мой конь тоже сильно пострадал. Он продолжал идти, истекая кровью, а я даже не подозревал… — Морщины на лице раненого, казалось, стали глубже — Он был… таким благородным. А теперь он мертв. Но я не собираюсь отвечать еще за чью-то смерть, будь оно все проклято!
Фостер поднялся с кровати, теперь уже не думая, одет он или нет, и, качнувшись, сделал шаг.
Все-таки он великолепен. Гораздо выше, чем она думала, с гибкой грацией наездника и крепкими мускулами.
— Ну хорошо, — сказала она. — Я принесу вам брюки. Надевая их, он лишится последних сил. Она не станет ему помогать, и тогда он сам придет к выводу, что ему никогда не добраться до лошади. Даже если он сумеет это сделать, то раненая рука не позволит ему справиться со сбруей.
Он не слушал никаких доводов. Шел напролом только благодаря силе воли и решимости, но долго это продолжаться не могло. Он потерял слишком много крови, был слишком серьезно ранен.
У Мэри Джо болела за него душа. Ей не хотелось, чтобы он потерпел поражение. Он назвал своего коня благородным, но теперь она видела, что у этого человека тоже было благородство.
Она не хотела, чтобы он умер. Все мысли о том, чтобы послать за отрядом, исчезли. Его заботы стали ее заботами.
Лишь на один короткий миг она задумалась, почему так происходит. Ответ нашелся еще быстрее. Он нуждался в ней. До сих пор ни один мужчина никогда в ней не нуждался. Ни Джефф, Ни Тай. Они желали ее, но никогда не нуждались. Даже ее сын теперь меньше нуждался в ней.
До последнего времени она не понимала, как ей хотелось быть кому-то нужной.
Мэри Джо тут же отбросила эту мысль. Она не могла себе позволить так думать.
Она принесла брюки и швырнула раненому. Уэйд Фостер поймал их здоровой рукой, и она еще раз вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Ему самому придется удостовериться в собственной слабости. Она не станет еще больше унижать его, наблюдая за беспомощными движениями.
Сын с беспокойством взглянул на нее.
— Как он? Он что-нибудь сказал об отряде? Он ведь не убивал того человека, правда?
Мэри Джо на секунду закрыла глаза, пытаясь решить, что ответить. Один раз она уже солгала ему. Нельзя было снова так поступить.
— Да, — сказала она, — но тот мужчина стрелял в него, и у мистера Фостера… в общем, была веская причина.
Джефф перестал хмуриться.
— Точно так, как папа, когда ему приходилось в кого-то стрелять?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96