Вот и сейчас его словно толчком выбило из состояния крайнего возбуждения, и он сразу осознал, что он натворил, и ужаснулся. Господи милостивый!
Он притащился в эту глушь для исполнения воинского долга, в надежде добиться почестей. А вместо этого скитается по лесу с какой-то дерзкой полудикой плутовкой?! Позволил ей отвлечь себя от ясно поставленной цели! Он беспокойно повернулся на спину, смятенным взглядом уставился в потолок. Снова весь содрогнулся от растерянности перед своей роковой слабостью.
Уже два раза женщины переворачивали его жизнь. Дважды они искушали его и предавали. Дважды он повергал в ужас свою семью, позорил ее имя и честь… и все из-за этих проклятых женщин, противостоять которым он был не в силах и которые вовлекали его в страшный водоворот своей коварной стихии. И только сейчас, после долгих лет жесткого воздержания и строжайшей самодисциплины, ему наконец-то представилась возможность завоевать прежнее уважение своей семьи и занять принадлежащее ему по праву место главы преуспевающей компании Таунсендов. И ничто, с угрюмой решительностью поклялся он себе, ничто этому не помешает!
Глава 8
— Если у вас возникнут трудности с реквизированием продуктов у местного населения, — сказал Таунсенд, имея в виду содержание документа, который он вручил лейтенанту, как только тот вошел в комнату, — тогда тащите этого Данбера к таверне и привяжите его к их проклятому «шесту свободы». И оставьте его там под охраной на всю ночь! Скоро до них дойдет, что я не намерен шутить с ними. — Он раздраженно натянул вторую перчатку и решительно одернул китель. — И пока этим занимаетесь, можете согнать этих олухов Делбертонов и допросить их, откуда появился этот шест. Это публичное оскорбление нации… призыв к мятежу!
Он умолк и стал поглаживать виски, успокаивая мучительную головную боль, и ему сразу же представилось видение шеста свободы высотой в двадцать футов, который появился на поляне в прошедшую ночь. Это был свежеошкуренный ствол сосны, врытый на несколько футов в землю и украшенный грубо вырезанной надписью: СВОБОДА. Таунсенд был уже знаком с этой формой протеста против «акта», против налогов и против присутствия в Рэпчер-Вэлли федеральных войск. Во время своего продвижения на запад они видели десятки таких шестов, которые таинственным образом за одну ночь появлялись на общественной земле. И казалось, никто из местных жителей понятия не имел, как он здесь оказался.
Больше всего Таунсенда бесило, что ни один из его солдат не обратил внимания на шум и возню, которыми должно было сопровождаться установление этого столба. Он видел в этом тревожный признак их ослабленного голодом состояния, которое усугублялось сопротивлением со стороны населения.
— Люди уже готовы к разведке? — Майор обернулся к своему подчиненному и заметил, что тот очень бледен и выглядит больным.
— Думаю… вряд ли, сэр. — Исхудавший лейтенант судорожно сглотнул и собрал всю свою храбрость. — Это все из-за сидра, сэр. Они напились его и…
— Сидра? Какой еще сидр? — Таунсенд вздрогнул, когда сделал единственно возможный вывод. — Тот сидр, что конфисковали?
Брукс нерешительно кивнул и отступил на шаг, приготовившись к взрыву ярости командира. И майор его не разочаровал.
— Черт побери! Да кто им дал… Как они…
Брукс беспомощно развел руками и начал что-то заикаясь мямлить, и тогда майор бросился из комнаты, чтобы самому все узнать. Вскоре он уже размашисто шагал по лагерю, закипая от ярости и стискивая кулаки.
Повсюду валялись солдаты девятого мэрилендского отряда волонтеров, вялые и бесчувственные. Вдоль центральной дорожки были разбросаны опустошенные ими глиняные кувшины из-под сидра. Живописными кучками мужчины лежали вокругслабо дымящихся костров, вокруг палаток и под деревьями. Железный майор разъяренно орал наних и изо всех силпинал сапогами. Нескольким солдатам удалось кое-как подняться на ноги, другие толькопьяно ухмылялись, нобольшинство напившихся до бесчувственного состояния отзывались на его пинки могучим храпом. Никто не был в состоянии подняться с колен, а одного беднягу нашли валяющимся лицом вниз в ледяном ручье. Майор ухватил его за ремень и за воротник и вытащил на берег, яростно рыча, что если он еще не умер, то скоро об этом пожалеет.
— И все это… — майор повернулся к Бруксу, в бешенстве вытаращив глаза, и голос его сорвался до визга, — и все это из-за нескольких кувшинов проклятого сидра?!
— Они пили на пустой желудок, майор. — Брукс машинально потер свой живот. — К тому же они крайне утомлены. Так что сидр бросился им в голову. Мы не проверяли его, но, должно быть, напиток довольно крепкий. И, начав пить, они уже не могли… Прошу вас, майор… — Но потемневшее от ярости лицо майора заставило его поспешно отказаться от призыва к снисходительности.
Майор замер на месте, с возмущением сознавая крушение своих планов. Их послали сюда поддержать закон, установить порядок и спокойствие… и только посмотрите на них! Пьяные в стельку, злые и распустившиеся солдаты… презренный сброд! Ему приходится сражаться не только с этими проклятыми винокурами и упрямыми местными жителями, которые их поддерживают, но и со своими людьми, принуждая их выполнять свой долг, в чем они присягнули. Если бы ему дали в командование благородных драгун, он вычистил бы это паршивое гнездо за каких-нибудь три дня!
Он круто развернулся и направился к кузнице, чувствуя в пустом желудке привычную тупую боль. Сам оседлав лошадь, он понесся галопом куда глаза глядят, чувствуя, что от распиравшей его ярости может в любую секунду взорваться.
Низко пригнувшись к шее сильного животного, слившись с ним воедино, он мчался вихрем, давая выход обуревавшим его чувствам, уносясь от угнетающего сознания долга и разрушенных ожиданий.
Постепенно майор успокоился и, оглядевшись, понял, что оказался на берегу ручья Литтл-Беар-Крик. Он спешился и дал лошади напиться и отдохнуть. Упершись ногами в огромные камни, чувствуя себя до крайности утомленным ночными вылазками и постоянным чувством голода, он в который раз задумался о своих подчиненных. Они не меньше его были голодны, измучены и утомлены. Большинство из них стали солдатами по чистой случайности и не очень понимали смысл борьбы с населением. Их обрекли на различные лишения, голод и презрение — зачастую и его собственное. Скорее всего в этом приступе повального пьянства не было серьезной угрозы и намеренного мятежа. Просто они нашли то маленькое утешение, которое смогли найти.
Опустившись на колени, он напился чистой студеной воды, а потом отвел коня на дорогу, которая вилась посередине долины. Вечер был тихим, и он шел рядом с лошадью в свете затухающего дня, впитывая все звуки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Он притащился в эту глушь для исполнения воинского долга, в надежде добиться почестей. А вместо этого скитается по лесу с какой-то дерзкой полудикой плутовкой?! Позволил ей отвлечь себя от ясно поставленной цели! Он беспокойно повернулся на спину, смятенным взглядом уставился в потолок. Снова весь содрогнулся от растерянности перед своей роковой слабостью.
Уже два раза женщины переворачивали его жизнь. Дважды они искушали его и предавали. Дважды он повергал в ужас свою семью, позорил ее имя и честь… и все из-за этих проклятых женщин, противостоять которым он был не в силах и которые вовлекали его в страшный водоворот своей коварной стихии. И только сейчас, после долгих лет жесткого воздержания и строжайшей самодисциплины, ему наконец-то представилась возможность завоевать прежнее уважение своей семьи и занять принадлежащее ему по праву место главы преуспевающей компании Таунсендов. И ничто, с угрюмой решительностью поклялся он себе, ничто этому не помешает!
Глава 8
— Если у вас возникнут трудности с реквизированием продуктов у местного населения, — сказал Таунсенд, имея в виду содержание документа, который он вручил лейтенанту, как только тот вошел в комнату, — тогда тащите этого Данбера к таверне и привяжите его к их проклятому «шесту свободы». И оставьте его там под охраной на всю ночь! Скоро до них дойдет, что я не намерен шутить с ними. — Он раздраженно натянул вторую перчатку и решительно одернул китель. — И пока этим занимаетесь, можете согнать этих олухов Делбертонов и допросить их, откуда появился этот шест. Это публичное оскорбление нации… призыв к мятежу!
Он умолк и стал поглаживать виски, успокаивая мучительную головную боль, и ему сразу же представилось видение шеста свободы высотой в двадцать футов, который появился на поляне в прошедшую ночь. Это был свежеошкуренный ствол сосны, врытый на несколько футов в землю и украшенный грубо вырезанной надписью: СВОБОДА. Таунсенд был уже знаком с этой формой протеста против «акта», против налогов и против присутствия в Рэпчер-Вэлли федеральных войск. Во время своего продвижения на запад они видели десятки таких шестов, которые таинственным образом за одну ночь появлялись на общественной земле. И казалось, никто из местных жителей понятия не имел, как он здесь оказался.
Больше всего Таунсенда бесило, что ни один из его солдат не обратил внимания на шум и возню, которыми должно было сопровождаться установление этого столба. Он видел в этом тревожный признак их ослабленного голодом состояния, которое усугублялось сопротивлением со стороны населения.
— Люди уже готовы к разведке? — Майор обернулся к своему подчиненному и заметил, что тот очень бледен и выглядит больным.
— Думаю… вряд ли, сэр. — Исхудавший лейтенант судорожно сглотнул и собрал всю свою храбрость. — Это все из-за сидра, сэр. Они напились его и…
— Сидра? Какой еще сидр? — Таунсенд вздрогнул, когда сделал единственно возможный вывод. — Тот сидр, что конфисковали?
Брукс нерешительно кивнул и отступил на шаг, приготовившись к взрыву ярости командира. И майор его не разочаровал.
— Черт побери! Да кто им дал… Как они…
Брукс беспомощно развел руками и начал что-то заикаясь мямлить, и тогда майор бросился из комнаты, чтобы самому все узнать. Вскоре он уже размашисто шагал по лагерю, закипая от ярости и стискивая кулаки.
Повсюду валялись солдаты девятого мэрилендского отряда волонтеров, вялые и бесчувственные. Вдоль центральной дорожки были разбросаны опустошенные ими глиняные кувшины из-под сидра. Живописными кучками мужчины лежали вокругслабо дымящихся костров, вокруг палаток и под деревьями. Железный майор разъяренно орал наних и изо всех силпинал сапогами. Нескольким солдатам удалось кое-как подняться на ноги, другие толькопьяно ухмылялись, нобольшинство напившихся до бесчувственного состояния отзывались на его пинки могучим храпом. Никто не был в состоянии подняться с колен, а одного беднягу нашли валяющимся лицом вниз в ледяном ручье. Майор ухватил его за ремень и за воротник и вытащил на берег, яростно рыча, что если он еще не умер, то скоро об этом пожалеет.
— И все это… — майор повернулся к Бруксу, в бешенстве вытаращив глаза, и голос его сорвался до визга, — и все это из-за нескольких кувшинов проклятого сидра?!
— Они пили на пустой желудок, майор. — Брукс машинально потер свой живот. — К тому же они крайне утомлены. Так что сидр бросился им в голову. Мы не проверяли его, но, должно быть, напиток довольно крепкий. И, начав пить, они уже не могли… Прошу вас, майор… — Но потемневшее от ярости лицо майора заставило его поспешно отказаться от призыва к снисходительности.
Майор замер на месте, с возмущением сознавая крушение своих планов. Их послали сюда поддержать закон, установить порядок и спокойствие… и только посмотрите на них! Пьяные в стельку, злые и распустившиеся солдаты… презренный сброд! Ему приходится сражаться не только с этими проклятыми винокурами и упрямыми местными жителями, которые их поддерживают, но и со своими людьми, принуждая их выполнять свой долг, в чем они присягнули. Если бы ему дали в командование благородных драгун, он вычистил бы это паршивое гнездо за каких-нибудь три дня!
Он круто развернулся и направился к кузнице, чувствуя в пустом желудке привычную тупую боль. Сам оседлав лошадь, он понесся галопом куда глаза глядят, чувствуя, что от распиравшей его ярости может в любую секунду взорваться.
Низко пригнувшись к шее сильного животного, слившись с ним воедино, он мчался вихрем, давая выход обуревавшим его чувствам, уносясь от угнетающего сознания долга и разрушенных ожиданий.
Постепенно майор успокоился и, оглядевшись, понял, что оказался на берегу ручья Литтл-Беар-Крик. Он спешился и дал лошади напиться и отдохнуть. Упершись ногами в огромные камни, чувствуя себя до крайности утомленным ночными вылазками и постоянным чувством голода, он в который раз задумался о своих подчиненных. Они не меньше его были голодны, измучены и утомлены. Большинство из них стали солдатами по чистой случайности и не очень понимали смысл борьбы с населением. Их обрекли на различные лишения, голод и презрение — зачастую и его собственное. Скорее всего в этом приступе повального пьянства не было серьезной угрозы и намеренного мятежа. Просто они нашли то маленькое утешение, которое смогли найти.
Опустившись на колени, он напился чистой студеной воды, а потом отвел коня на дорогу, которая вилась посередине долины. Вечер был тихим, и он шел рядом с лошадью в свете затухающего дня, впитывая все звуки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121