Затем я посажу тебя на корабль, который поплывет через океан, и, ради всех святых, ты будешь называть себя так, как я сказал!
— Нет, я не…
— Да! Ты будешь меня слушаться! Ты моя жена, моя собственность, если хочешь, которой я распоряжусь так, как сочту нужным!
Окончательно обезумев от его слов, она попыталась вырваться. Он невесело засмеялся над ее тщетными усилиями. Его смех возбудил в ней еще большее раздражение. Ондайн рванулась изо всех, сил, вцепившись ногтями в его щеку так, что на ней показались алые струйки крови. От неожиданности он отпустил ее и схватился за лицо. Ондайн, получив свободу, отступила.
— Уходите! Оставьте меня! Вы решили избавиться от меня! Вот и прекрасно! Отправляйтесь к бедняжке Анне! К дьяволу! Только оставьте меня…
Двух шагов хватило, чтобы он вновь очутился с ней рядом. В этот момент он казался воплощением самого дьявола. Его губы кривились в грубой усмешке, выражение лица заставило Ондайн содрогнуться: нечеловечески жестокое, с адским огнем, ожившим в глубине его глаз.
Он снова поймал ее и прижал к груди, не обращая внимания на ее истерический крик и отчаянное сопротивление.
— Я никуда не уйду, мадам.
— Тогда я уйду…
— И вы не уйдете.
Вдруг она перестала сопротивляться. Ее дыхание прервалось, глаза округлились, когда она по тону голоса догадалась о его намерениях.
— Нет, негодяй! Вам не терпится избавиться от жены-простолюдинки! Вы думали, я упаду в ваши объятия! Вы этого хотите? Любви низкородной воровки? Неужели вы так низко пали? Ах, какой стыд! Великий лорд Четхэм!
Он схватил ее волосы на затылке и так потянул вниз, что голова Ондайн запрокинулась, шея выгнулась, а глаза невольно встретились с его смеющимся взглядом.
— Миледи! Даже король ищет плотских удовольствий среди простого народа. В самом деле, думаю, никто не сможет доставить мне большего наслаждения в удовлетворении столь низменных желаний. В вас есть что-то природное, понимаете? Ваше положение в качестве моей жены дает мне некоторые преимущества. Я считаю, что вы необычайно талантливы в постели и красота ваших ног достойна поспорить с красотой вашего лица.
— Грубиян! Вы не…
— Увы, я по-прежнему остаюсь вашим мужем. Кричите, если хотите, но я все равно буду прикасаться к вам, и ваше тело будет мне отвечать, моя любовь.
От этих слов Ондайн пришла в бешенство. Она царапалась, визжала, кричала и колотила кулаками. Ответом ей был издевательский смех. Неуязвимый для ее ударов, Уорик, казалось, получал еще большее удовольствие от ее отчаяния. Он поднял ее, как какой-нибудь тюк, и понес на постель. Едва переведя дыхание, Ондайн подумала, что воспользуется моментом, когда он отпустит ее, чтобы скинуть с себя одежду. Тогда она выбежит из комнаты и бросится быстрее ветра к королю. Карл не оставит ее наедине с этим взбесившимся чудовищем!
Но она ошиблась. Уорик не отпускал ее ни на минуту, так что Ондайн не могла даже пошевелиться. Кажется, легче было взобраться на отвесную скалу. Она снова закричала, стараясь хоть чем-то обезоружить его, но быстро изнемогла и, чуть слышно всхлипывая, окончательно смирилась.
— Боже, как же я вас ненавижу! — выдохнула она. Он затих, словно тоже устал от борьбы, и прошептал:
— Я знаю.
И Ондайн, несмотря на все презрение и унижение, готова была поклясться, что в его голосе услышала боль.
Он крепко прижался к ней, погладил по голове и принялся ласкать ее.
Она закусила губу и замолчала, дав себе слово не поддаваться плотскому соблазну. Она докажет, что он ошибается.
Она невидящим взглядом уставилась в потолок, пока он двигался и стонал, а потом, распластавшись, лег рядом.
Больше они не сказали друг другу ни слова.
Время шло, ночь близилась к концу. Уорик напрягся, почувствовав, как она встала. До него доносились прерывистые всхлипывания. Она подобрала куски разорванного платья, подошла к горящему камину, опустилась на колени и тихо заплакала; он видел только спину, содрогающуюся от беззвучных рыданий.
Он сжал под простыней кулаки и кусал губы, пока не почувствовал во рту соленый вкус крови. Боже! Как он хотел подойти к ней, обнять и сказать, что она самая прекрасная женщина на свете, что он любит ее больше собственной жизни и потому не смеет рисковать!
Она так и не вернулась в постель; он так и не заснул.
С рассветом наступил не самый веселый из дней в жизни Четхэма: Юстин дулся на брата, Ондайн казалась совершенно подавленной, Джек смотрел на все с мрачным выражением лица.
Глава 20
Они приближались к Северной Ламбрии, когда погода начала портиться: небо потемнело, поднялся холодный ветер — предвестник дождя. Кусты и деревья раскачивались вдоль дороги. Яркая вспышка осветила все вокруг, раздался гром, и на секунду показалось, будто грозные небеса разверзлись. Ондайн нашла погоду вполне подходящей своему настроению.
Единственное, что поддерживало ее во все время этого несчастного путешествия, было обещание, которое она дала себе, сбежать от Уорика в Ливерпуле и отправиться навстречу своей собственной судьбе. Она должна вернуться в свои владения, в Рочестер, найти и похитить ложные улики против нее и придумать способ оправдать честное имя своего отца.
— Вот мы и дома, — вдруг пробормотал Уорик, сидевший напротив нее. Он наклонился вперед, приподнял ее подбородок и посмотрел ей в лицо задумчивыми темными глазами, наполовину прикрытыми тенью.
— Что за хитроумные планы зреют в этой беспокойной головке, любимая? — спросил он.
Ондайн, уклоняясь от его прикосновений, резко бросила:
— Ничего, что могло бы вас касаться, Четхэм. — И холодно добавила: — Мы уже можем выйти?
Он открыл дверцу и выпрыгнул из кареты, стоявшей у подъезда к дому. Джек и Юстин уже спустились с козел; из дома выбежала Матильда, за ней торопился Клинтон.
— Добро пожаловать! Проходите, проходите! Мне было так одиноко, когда вы все уехали! — приветствовал Уорика Клинтон. Матильда проявила сдержанный интерес к Уорику и Юстину; она, как всегда, была любезна, но сердечная ее забота, бесспорно, предназначалась Ондайн.
— Ах, госпожа, как прекрасно вы выглядите! — воскликнула Матильда, сияя. — Теперь вы здесь, я снова стану заботиться о вас с величайшим усердием. У вас будет мальчик, я уверена. В этой семье обычно рождаются мальчики. Хотя, кто бы ни был, у нас появится ребенок, малыш, который снова принесет радость и смех в этот дом!
Ветер вдруг замер, и наступила полная тишина, которая, правда, в любую минуту могла нарушиться очередным порывом. В разговор вмешался Уорик:
— Ребенок родится не здесь, Матильда. Сожалею, что вынужден огорчить тебя, но я не признаю своим этого ребенка.
— Что?.. — начал было Юстин не веря своим ушам, но Уорик грубо повысил на него голос:
— По причинам, известным моей жене, я разрываю наш брак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
— Нет, я не…
— Да! Ты будешь меня слушаться! Ты моя жена, моя собственность, если хочешь, которой я распоряжусь так, как сочту нужным!
Окончательно обезумев от его слов, она попыталась вырваться. Он невесело засмеялся над ее тщетными усилиями. Его смех возбудил в ней еще большее раздражение. Ондайн рванулась изо всех, сил, вцепившись ногтями в его щеку так, что на ней показались алые струйки крови. От неожиданности он отпустил ее и схватился за лицо. Ондайн, получив свободу, отступила.
— Уходите! Оставьте меня! Вы решили избавиться от меня! Вот и прекрасно! Отправляйтесь к бедняжке Анне! К дьяволу! Только оставьте меня…
Двух шагов хватило, чтобы он вновь очутился с ней рядом. В этот момент он казался воплощением самого дьявола. Его губы кривились в грубой усмешке, выражение лица заставило Ондайн содрогнуться: нечеловечески жестокое, с адским огнем, ожившим в глубине его глаз.
Он снова поймал ее и прижал к груди, не обращая внимания на ее истерический крик и отчаянное сопротивление.
— Я никуда не уйду, мадам.
— Тогда я уйду…
— И вы не уйдете.
Вдруг она перестала сопротивляться. Ее дыхание прервалось, глаза округлились, когда она по тону голоса догадалась о его намерениях.
— Нет, негодяй! Вам не терпится избавиться от жены-простолюдинки! Вы думали, я упаду в ваши объятия! Вы этого хотите? Любви низкородной воровки? Неужели вы так низко пали? Ах, какой стыд! Великий лорд Четхэм!
Он схватил ее волосы на затылке и так потянул вниз, что голова Ондайн запрокинулась, шея выгнулась, а глаза невольно встретились с его смеющимся взглядом.
— Миледи! Даже король ищет плотских удовольствий среди простого народа. В самом деле, думаю, никто не сможет доставить мне большего наслаждения в удовлетворении столь низменных желаний. В вас есть что-то природное, понимаете? Ваше положение в качестве моей жены дает мне некоторые преимущества. Я считаю, что вы необычайно талантливы в постели и красота ваших ног достойна поспорить с красотой вашего лица.
— Грубиян! Вы не…
— Увы, я по-прежнему остаюсь вашим мужем. Кричите, если хотите, но я все равно буду прикасаться к вам, и ваше тело будет мне отвечать, моя любовь.
От этих слов Ондайн пришла в бешенство. Она царапалась, визжала, кричала и колотила кулаками. Ответом ей был издевательский смех. Неуязвимый для ее ударов, Уорик, казалось, получал еще большее удовольствие от ее отчаяния. Он поднял ее, как какой-нибудь тюк, и понес на постель. Едва переведя дыхание, Ондайн подумала, что воспользуется моментом, когда он отпустит ее, чтобы скинуть с себя одежду. Тогда она выбежит из комнаты и бросится быстрее ветра к королю. Карл не оставит ее наедине с этим взбесившимся чудовищем!
Но она ошиблась. Уорик не отпускал ее ни на минуту, так что Ондайн не могла даже пошевелиться. Кажется, легче было взобраться на отвесную скалу. Она снова закричала, стараясь хоть чем-то обезоружить его, но быстро изнемогла и, чуть слышно всхлипывая, окончательно смирилась.
— Боже, как же я вас ненавижу! — выдохнула она. Он затих, словно тоже устал от борьбы, и прошептал:
— Я знаю.
И Ондайн, несмотря на все презрение и унижение, готова была поклясться, что в его голосе услышала боль.
Он крепко прижался к ней, погладил по голове и принялся ласкать ее.
Она закусила губу и замолчала, дав себе слово не поддаваться плотскому соблазну. Она докажет, что он ошибается.
Она невидящим взглядом уставилась в потолок, пока он двигался и стонал, а потом, распластавшись, лег рядом.
Больше они не сказали друг другу ни слова.
Время шло, ночь близилась к концу. Уорик напрягся, почувствовав, как она встала. До него доносились прерывистые всхлипывания. Она подобрала куски разорванного платья, подошла к горящему камину, опустилась на колени и тихо заплакала; он видел только спину, содрогающуюся от беззвучных рыданий.
Он сжал под простыней кулаки и кусал губы, пока не почувствовал во рту соленый вкус крови. Боже! Как он хотел подойти к ней, обнять и сказать, что она самая прекрасная женщина на свете, что он любит ее больше собственной жизни и потому не смеет рисковать!
Она так и не вернулась в постель; он так и не заснул.
С рассветом наступил не самый веселый из дней в жизни Четхэма: Юстин дулся на брата, Ондайн казалась совершенно подавленной, Джек смотрел на все с мрачным выражением лица.
Глава 20
Они приближались к Северной Ламбрии, когда погода начала портиться: небо потемнело, поднялся холодный ветер — предвестник дождя. Кусты и деревья раскачивались вдоль дороги. Яркая вспышка осветила все вокруг, раздался гром, и на секунду показалось, будто грозные небеса разверзлись. Ондайн нашла погоду вполне подходящей своему настроению.
Единственное, что поддерживало ее во все время этого несчастного путешествия, было обещание, которое она дала себе, сбежать от Уорика в Ливерпуле и отправиться навстречу своей собственной судьбе. Она должна вернуться в свои владения, в Рочестер, найти и похитить ложные улики против нее и придумать способ оправдать честное имя своего отца.
— Вот мы и дома, — вдруг пробормотал Уорик, сидевший напротив нее. Он наклонился вперед, приподнял ее подбородок и посмотрел ей в лицо задумчивыми темными глазами, наполовину прикрытыми тенью.
— Что за хитроумные планы зреют в этой беспокойной головке, любимая? — спросил он.
Ондайн, уклоняясь от его прикосновений, резко бросила:
— Ничего, что могло бы вас касаться, Четхэм. — И холодно добавила: — Мы уже можем выйти?
Он открыл дверцу и выпрыгнул из кареты, стоявшей у подъезда к дому. Джек и Юстин уже спустились с козел; из дома выбежала Матильда, за ней торопился Клинтон.
— Добро пожаловать! Проходите, проходите! Мне было так одиноко, когда вы все уехали! — приветствовал Уорика Клинтон. Матильда проявила сдержанный интерес к Уорику и Юстину; она, как всегда, была любезна, но сердечная ее забота, бесспорно, предназначалась Ондайн.
— Ах, госпожа, как прекрасно вы выглядите! — воскликнула Матильда, сияя. — Теперь вы здесь, я снова стану заботиться о вас с величайшим усердием. У вас будет мальчик, я уверена. В этой семье обычно рождаются мальчики. Хотя, кто бы ни был, у нас появится ребенок, малыш, который снова принесет радость и смех в этот дом!
Ветер вдруг замер, и наступила полная тишина, которая, правда, в любую минуту могла нарушиться очередным порывом. В разговор вмешался Уорик:
— Ребенок родится не здесь, Матильда. Сожалею, что вынужден огорчить тебя, но я не признаю своим этого ребенка.
— Что?.. — начал было Юстин не веря своим ушам, но Уорик грубо повысил на него голос:
— По причинам, известным моей жене, я разрываю наш брак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126