Сжатые в кулаки руки подрагивали от сдерживаемого желания нанести внезапный удар.
На раздумья времени не оставалось! При виде Уорика у Ондайн оборвалось сердце. Обезумев от охватившей ее паники, она изо всех сил ударила пятками по бокам лошади, мечтая только об одном — умчаться прочь. Она истошно закричала, пытаясь управиться с лошадью, когда Уорик молниеносно выбросил вперед руку и схватил узду. Лошадь с громким ржанием поднялась на дыбы. Ондайн не удержалась в седле и рухнула на солому, молясь, чтобы тяжелые копыта не придавили ее.
Все обошлось. Девушка открыла глаза. Лошадь стояла рядом с хозяином, подрагивая боками, а Уорик шепотом успокаивал ее. Ондайн с трудом поднялась на ноги, нервное возбуждение подталкивало ее бежать.
Он по-прежнему загораживал путь — путь к долгожданной свободе — и, не двигаясь, не произнося ни слова, смотрел на нее так долго, что продлись эта пытка еще минуту, и она закричала и забилась бы в судорогах. Но Уорик заговорил спокойно и доброжелательно:
— Не будете ли вы так любезны вернуть Вика в стойло? — Он похлопал по лоснящейся шее животного, глядя на него с обожанием. — Отличная ездовая лошадь теперь редкость, моя леди. А я сегодня чуть было ее не лишился.
Он бросил на нее быстрый взгляд. Ондайн, уверенная, что не сможет даже пошевельнуться под прицелом сверкающих глаз Уорика, опасливо взяла поводья, стараясь не задеть его случайным движением. С трудом передвигая будто налитые свинцом ноги, она отвела лошадь в стойло и привязала ее трясущимися руками. Затаив дыхание, она почувствовала, как Уорик неслышно прошел мимо нее и встал позади лошади. Туловище животного скрывало его, так что девушка видела только широко расставленные, как будто вросшие в землю ноги.
Ее сознание лихорадочно заработало. Уорик теперь стоял слева, и путь к двери оказался свободным. Снаружи доносился сладостный аромат ночи. Ондайн сделала вид, что возится с веревкой, и вдруг бросилась бежать, вложив всю свою волю к жизни и остаток сил в безумный рывок. Она с таким отчаянием рванулась вперед, будто хотела птицей взмыть в облака. На долю секунды ей в самом деле показалось, что она оторвалась от земли и под ней — воздух, но в следующий момент она упала вниз и, ударившись о землю, потеряла сознание.
Падение было ужасным. Ондайн очнулась на земляном полу конюшни. Голова гудела. Девушка закрыла глаза, борясь с болью и превозмогая головокружение. Итак, побег не. удался!
Почувствовав, что зажата в крепкие, жаркие тиски и придавлена страшной тяжестью, она вскрикнула и попыталась высвободиться. Но ее рот грубо закрыла рука Уорика, а сам он, навалившись всем телом, прижимал ее к полу.
— Вы что, мадам, действительно решили сделать из меня чудовище? — спросил он хриплым разгневанным шепотом и с отвращением отнял руку от ее лица, уверенный, что девушка не посмеет больше кричать и сопротивляться.
И не ошибся. Ошеломленная, Ондайн в ответ только молча поводила глазами, слишком хорошо осознавая свою беспомощность. Она чувствовала под собой твердый холодный пол, горячие бедра, стискивавшие ее, и легкий запах его тела, чистый, как ночной воздух, но с угрожающим мужским оттенком, от которого ее тело безнадежно слабело. «Что он теперь со мной сделает?» — подумала она в отчаянии.
Уорик снова склонился над ней и вдруг выкрикнул:
— Неблагодарная!
Сжав кулак, он занес руку. Девушка инстинктивно закрыла глаза, ожидая удара. Но удара не последовало. Лорд Четхэм изо всех сил ударил рукой о землю слева от ее головы и вскочил на ноги.
— Вставай, — холодно сказал он, но Ондайн не могла пошевелиться. Тогда он, проклиная все на свете, подошел к ней, схватил за плечо и приподнял, пытаясь поставить на ноги.
— Оказывается, я спас не только браконьершу, но и воровку, и один Бог знает кого еще! Пожалуйста, скажите, моя дорогая, — съязвил он, с силой впившись пальцами ей в предплечье, — в чем же я так провинился перед вами, что вы решили променять мое общество на общество голодных и грязных голодранцев?
Ондайн боялась поднять глаза. Упираясь изо всех сил, она смотрела на руку, цепко державшую ее, и гадала, останутся ли целы ее кости да и она сама.
Неожиданно он разжал пальцы, и, потеряв равновесие, Ондайн отлетела назад к стене.
— Господи, что же мне с тобой делать? — пробормотал Уорик. Ей хватило и доли секунды, чтобы прийти в себя. Теперь она стояла, упершись руками в деревянную стену, снова готовая к борьбе.
— Мне ровным счетом наплевать, что вы собираетесь со мной делать! — страстно выкрикнула она. — Я уже испытала слишком многое, и выбор у вас небогатый! — Ондайн захлебнулась от негодования. — Что может сравниться с Ньюгейтом, с побегом, с голодом, с убийством…
Голос ее оборвался, и она зарыдала. Но гордость — единственный источник, поддерживавший ее силы, — взяла свое: девушка подняла голову и встретила полный любопытства взгляд прищуренных глаз. С отчаянием, придававшим ее голосу какое-то запредельное равнодушие, она добавила:
— Вы можете меня избить, высечь, повесить… Мне все равно.
Он шагнул вперед, и Ондайн тут же пожалела о своей опрометчивости, подумав, что он готов привести в исполнение одно или сразу все ее предложения.
Уорик сжал ее локоть, но на этот раз прикосновение его пальцев не напоминало стальной зажим.
— Если вы находите голод столь привлекательным, моя госпожа, — произнес он с сарказмом, — я приношу извинения за то, что предложил вам пообедать. И коль скоро вам не удалось сбежать, умоляю вас навсегда расстаться с этой мыслью. А теперь я устал, и давайте на этом закончим.
Чувствуя, как бешено колотится ее сердце, Ондайн последовала за ним. Они пересекли двор и подошли к черному ходу. Уорик открыл дверь и наклоном головы предложил девушке войти. Ондайн повиновалась, но замерла от ужаса, когда он обнял ее за талию, подталкивая вверх по лестнице. Не оборачиваясь, она попыталась возразить:
— Но, мой господин…
— Идите, моя госпожа.
Превозмогая слабость, она закрыла глаза и вспомнила, как стояла перед виселицей и страстно желала выйти замуж за первого встречного, прекрасно осознавая, что мужчины, как правило, спят в одной постели со своими женами. Ее мужем мог оказаться старик, урод, толстяк — кто угодно, но в тот момент она рассчитывала на побег.
Теперь она спасена. Ее муж не стар, не безобразен, не толст, а восхитительный запах его тела напоминает свежий ночной ветер… И сбежать ей не удалось.
Она представила его обнаженным и закусила губу, обещая себе не кричать, как бы неистова ни была его страсть и какую бы боль он ей ни причинил. Но сможет ли она, не сопротивляясь, выдержать все это? Не захочет ли выцарапать ему глаза? А если он окажется холодным и грубым, беспощадным и отталкивающим?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
На раздумья времени не оставалось! При виде Уорика у Ондайн оборвалось сердце. Обезумев от охватившей ее паники, она изо всех сил ударила пятками по бокам лошади, мечтая только об одном — умчаться прочь. Она истошно закричала, пытаясь управиться с лошадью, когда Уорик молниеносно выбросил вперед руку и схватил узду. Лошадь с громким ржанием поднялась на дыбы. Ондайн не удержалась в седле и рухнула на солому, молясь, чтобы тяжелые копыта не придавили ее.
Все обошлось. Девушка открыла глаза. Лошадь стояла рядом с хозяином, подрагивая боками, а Уорик шепотом успокаивал ее. Ондайн с трудом поднялась на ноги, нервное возбуждение подталкивало ее бежать.
Он по-прежнему загораживал путь — путь к долгожданной свободе — и, не двигаясь, не произнося ни слова, смотрел на нее так долго, что продлись эта пытка еще минуту, и она закричала и забилась бы в судорогах. Но Уорик заговорил спокойно и доброжелательно:
— Не будете ли вы так любезны вернуть Вика в стойло? — Он похлопал по лоснящейся шее животного, глядя на него с обожанием. — Отличная ездовая лошадь теперь редкость, моя леди. А я сегодня чуть было ее не лишился.
Он бросил на нее быстрый взгляд. Ондайн, уверенная, что не сможет даже пошевельнуться под прицелом сверкающих глаз Уорика, опасливо взяла поводья, стараясь не задеть его случайным движением. С трудом передвигая будто налитые свинцом ноги, она отвела лошадь в стойло и привязала ее трясущимися руками. Затаив дыхание, она почувствовала, как Уорик неслышно прошел мимо нее и встал позади лошади. Туловище животного скрывало его, так что девушка видела только широко расставленные, как будто вросшие в землю ноги.
Ее сознание лихорадочно заработало. Уорик теперь стоял слева, и путь к двери оказался свободным. Снаружи доносился сладостный аромат ночи. Ондайн сделала вид, что возится с веревкой, и вдруг бросилась бежать, вложив всю свою волю к жизни и остаток сил в безумный рывок. Она с таким отчаянием рванулась вперед, будто хотела птицей взмыть в облака. На долю секунды ей в самом деле показалось, что она оторвалась от земли и под ней — воздух, но в следующий момент она упала вниз и, ударившись о землю, потеряла сознание.
Падение было ужасным. Ондайн очнулась на земляном полу конюшни. Голова гудела. Девушка закрыла глаза, борясь с болью и превозмогая головокружение. Итак, побег не. удался!
Почувствовав, что зажата в крепкие, жаркие тиски и придавлена страшной тяжестью, она вскрикнула и попыталась высвободиться. Но ее рот грубо закрыла рука Уорика, а сам он, навалившись всем телом, прижимал ее к полу.
— Вы что, мадам, действительно решили сделать из меня чудовище? — спросил он хриплым разгневанным шепотом и с отвращением отнял руку от ее лица, уверенный, что девушка не посмеет больше кричать и сопротивляться.
И не ошибся. Ошеломленная, Ондайн в ответ только молча поводила глазами, слишком хорошо осознавая свою беспомощность. Она чувствовала под собой твердый холодный пол, горячие бедра, стискивавшие ее, и легкий запах его тела, чистый, как ночной воздух, но с угрожающим мужским оттенком, от которого ее тело безнадежно слабело. «Что он теперь со мной сделает?» — подумала она в отчаянии.
Уорик снова склонился над ней и вдруг выкрикнул:
— Неблагодарная!
Сжав кулак, он занес руку. Девушка инстинктивно закрыла глаза, ожидая удара. Но удара не последовало. Лорд Четхэм изо всех сил ударил рукой о землю слева от ее головы и вскочил на ноги.
— Вставай, — холодно сказал он, но Ондайн не могла пошевелиться. Тогда он, проклиная все на свете, подошел к ней, схватил за плечо и приподнял, пытаясь поставить на ноги.
— Оказывается, я спас не только браконьершу, но и воровку, и один Бог знает кого еще! Пожалуйста, скажите, моя дорогая, — съязвил он, с силой впившись пальцами ей в предплечье, — в чем же я так провинился перед вами, что вы решили променять мое общество на общество голодных и грязных голодранцев?
Ондайн боялась поднять глаза. Упираясь изо всех сил, она смотрела на руку, цепко державшую ее, и гадала, останутся ли целы ее кости да и она сама.
Неожиданно он разжал пальцы, и, потеряв равновесие, Ондайн отлетела назад к стене.
— Господи, что же мне с тобой делать? — пробормотал Уорик. Ей хватило и доли секунды, чтобы прийти в себя. Теперь она стояла, упершись руками в деревянную стену, снова готовая к борьбе.
— Мне ровным счетом наплевать, что вы собираетесь со мной делать! — страстно выкрикнула она. — Я уже испытала слишком многое, и выбор у вас небогатый! — Ондайн захлебнулась от негодования. — Что может сравниться с Ньюгейтом, с побегом, с голодом, с убийством…
Голос ее оборвался, и она зарыдала. Но гордость — единственный источник, поддерживавший ее силы, — взяла свое: девушка подняла голову и встретила полный любопытства взгляд прищуренных глаз. С отчаянием, придававшим ее голосу какое-то запредельное равнодушие, она добавила:
— Вы можете меня избить, высечь, повесить… Мне все равно.
Он шагнул вперед, и Ондайн тут же пожалела о своей опрометчивости, подумав, что он готов привести в исполнение одно или сразу все ее предложения.
Уорик сжал ее локоть, но на этот раз прикосновение его пальцев не напоминало стальной зажим.
— Если вы находите голод столь привлекательным, моя госпожа, — произнес он с сарказмом, — я приношу извинения за то, что предложил вам пообедать. И коль скоро вам не удалось сбежать, умоляю вас навсегда расстаться с этой мыслью. А теперь я устал, и давайте на этом закончим.
Чувствуя, как бешено колотится ее сердце, Ондайн последовала за ним. Они пересекли двор и подошли к черному ходу. Уорик открыл дверь и наклоном головы предложил девушке войти. Ондайн повиновалась, но замерла от ужаса, когда он обнял ее за талию, подталкивая вверх по лестнице. Не оборачиваясь, она попыталась возразить:
— Но, мой господин…
— Идите, моя госпожа.
Превозмогая слабость, она закрыла глаза и вспомнила, как стояла перед виселицей и страстно желала выйти замуж за первого встречного, прекрасно осознавая, что мужчины, как правило, спят в одной постели со своими женами. Ее мужем мог оказаться старик, урод, толстяк — кто угодно, но в тот момент она рассчитывала на побег.
Теперь она спасена. Ее муж не стар, не безобразен, не толст, а восхитительный запах его тела напоминает свежий ночной ветер… И сбежать ей не удалось.
Она представила его обнаженным и закусила губу, обещая себе не кричать, как бы неистова ни была его страсть и какую бы боль он ей ни причинил. Но сможет ли она, не сопротивляясь, выдержать все это? Не захочет ли выцарапать ему глаза? А если он окажется холодным и грубым, беспощадным и отталкивающим?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126