Он даже не взглянул в их сторону, но его полосатая рубашка и маленькая кепочка оказались совсем близко от нее…
— Не смей снимать сорочку! — крикнула она.
Лусиус подошел к ней. Глаза его поблескивали. Тесс почувствовала, что может соскользнуть вниз по стене, потеряв сознание, словно какая-нибудь героиня мелодрамы, но она взяла себя в руки и сердито взглянула на него.
— Любой человек верхом на лошади может заглянуть в эту комнату, — сказала она.
Лусиус пробормотал что-то нечленораздельное и, сняв с головы шляпу, неожиданно оказался прямо перед ней так близко, что она почувствовала жар его тела и пряный, свежий запах, принадлежавший только ему одному. Ее мужу.
— Ах, Лусиус, — шепнула она, глядя на него. Тесс понимала, что все, что ей хочется сказать, он прочтет по ее глазам.
— Тесс! — откликнулся он. Она стояла в углу, и его большое тело заслоняло ее от любых посторонних взглядов. — Тебя здесь никто не увидит.
Он был прав. Она почувствовала, как на тубах у нее появляется улыбка, хотя она изо всех сил старалась сохранять строгое выражение лица и не казаться — избавь, Господь, — слишком нетерпеливой. Но он уже задирал вверх ее юбки.
— Я должен… прикоснуться… к тебе, — пробормотал Лусиус. — Ты меня слышишь, Тесс? Я был не в силах…
И его крупная рука оказалась между ее ногами, прежде чем она смогла сформулировать ответ. А потом она и впрямь поступила совсем как героиня мелодрамы: тихо охнув, растаяла окончательно. Лусиус только и ждал этого: сильная рука прижала ее к груди, а пальцы другой руки уже погрузились в ее тепло, и когда она открыла рот, чтобы запротестовать, его губы прижались к ее губам.
Тесс попыталась было вырваться, но губы у него были такие горячие, а пальцы, мягко прикасаясь к ней, заставляли кровь быстрее циркулировать по телу. Тесс вдруг перестала сопротивляться и прижалась к нему, наслаждаясь его поцелуями.
Лусиус что-то сказал, но она не расслышала, потому что кровь громко пульсировала в ушах. Он повторил:
— Прошу тебя… Тесс?
Она судорожно глотнула воздуха и взглянула на него. Наверное, Лусиус прочел ответ в ее глазах, потому что его руки, осмелев, принялись ласкать ее грубее, а она, приникнув к нему, боялась оторвать губы от его губ, чтобы не сказать нечаянно «нет», как это следовало сделать.
Лусиус вдруг вспомнил, что не сумел пока убедить свою жену, что она не является всего лишь приятным дополнением к его жизни, которым можно насладиться в подходящие время в подходящем месте.
Но для этого не было времени. Тесс прерывисто дышала, ожидая продолжения, и ему больше всего на свете хотелось сейчас уложить ее на герцогскую кушетку и погрузиться в ее тепло. Но он боялся, что кто-нибудь мог их увидеть. А ее ноготки нетерпеливо впивались в его плечо.
— Нам не следует это делать, — тяжело дыша, сказала Тесс.
— Мы ничего не делаем, — успокоил ее он, не переставая ласкать рукой. — Подними головку, Тесс, — говорил он. В его голосе появились воркующие гортанные нотки. — Ты моя, моя Тесс, моя супруга.
Лусиус уложил ее голову к себе на плечо и поцеловал с глубоким чувством удовлетворения и правильности происходящего, которое охватывало его всякий раз, когда он произносил эти слова: «Моя супруга».
Тесс дрожала; он поцеловал ее еще крепче, а рука принялась ласкать ее еще энергичнее. Она вскрикнула и вцепилась в его сорочку.
Лусиус мог бы повторять эти слова снова и снова, но в этом не было необходимости. Его Тесс и без того принадлежала ему; она дрожала в его объятиях. Он стиснул зубы и еше крепче прижал ее к себе, с трудом подавляя желание немедленно расстегнуть пуговицы на брюках и…
Но надо подождать до вечера. Для этого существуют супружеские постели. Все должно происходить как следует. А сейчас это неразумно.
Тесс взглянула на него: взгляд ее с трудом фокусировался, губы распухли от его поцелуев, и все разумные мысли чуть было не покинули голову Лусиуса. Но он взял себя в руки и лишь нежно поцеловал ее. Она прильнула к нему — теплая и беспомощная, как котенок.
— Пожалуй, я снова надену жилет, — сказал Лусиус.
— Жилет, — еле слышно повторила она и потерлась щекой о его грудь.
Он переложил ее на кушетку и попятился, опасаясь, что поддастся собственным низменным инстинктам, потому что Тесс, кажется, отбросила стеснение и смотрела на него призывным взглядом.
Лусиус поднял и надел жилет, продолжая смотреть на нее, свою жену, лежащую в такой соблазнительной позе и такую желанную.
— Разве ты… ты не… — пробормотала Тесс.
— Нет! — решительно сказал он, взъерошив рукой шевелюру. Странно, но если не смотреть ей в глаза, то Тесс выглядела так, как подобает леди. Но стоило подумать…
Лусиус запретил себе думать об этом и отодвинул задвижку на двери. Кто знает, когда сестре Тесс и ее мужу вздумается вернуться, хотя он дал этому прохвосту тысячу фунтов, чтобы он поставил их на три заезда подряд. Он ни минуты не сомневался, что Мейтленд уже проиграл все до последнего пенни.
Время, проведенное наедине с женой, того стоило.
— Какой утомительный человек твой зять, — сказал Лусиус и, отыскав шляпу, надел ее на голову.
— Ты так думаешь? — спросила Тесс, с таким усердием пытаясь поддержать разговор, что он усмехнулся. — Мне тоже бывает иногда утомительно поддерживать с ним беседу. — Она встала и подошла к окну, избегая смотреть ему в глаза. Ему показалось, что он заметил в ее взгляде то ли обиду, то ли разочарование.
Лусиус подошел и остановился за ее спиной, на какое-то мгновение позволив себе прижаться с соблазнительному маленькому заду.
— Лусиус! — произнесла Тесс сдавленным голосом.
Он сделал шаг назад и в сотый раз поправил ставшие тесными брюки.
— Извини, дорогая, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты знала, что я могу утратить присущий джентльмену контроль над собой и овладеть тобой прямо на этой кушетке. А этого не следует делать. Мы оба это понимаем.
Тесс взглянула на него, но ни о чем не спросила, а лишь улыбнулась и поправила ему галстук.
Жест был такой интимный, что в обычно непроницаемых глазах Лусиуса появилось несвойственное им выражение — желание, а может быть, неприкрытое вожделение или собственническое чувство? Ведь она была его женой.
Короче говоря, когда Мейтленд открыл дверь ложи, они целовались. Целовались, презрев мнение окружающих, перед открытым окном.
— Вас мог увидеть любой жокей, — заметила Имоджин, когда мужья отправились в конюшню. Дрейвен не мог оставаться в ложе, когда можно было потолкаться среди тех, кто заключает пари, и узнать, каковы шансы у фаворита.
— Думаю, что у жокеев есть дела поважнее, — сказала Тесс, подавив улыбку.
— Вижу, что вы с Фелтоном ведете себя, как положено молодоженам, — резко сказала Имоджин.
— Что ты хочешь этим сказать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
— Не смей снимать сорочку! — крикнула она.
Лусиус подошел к ней. Глаза его поблескивали. Тесс почувствовала, что может соскользнуть вниз по стене, потеряв сознание, словно какая-нибудь героиня мелодрамы, но она взяла себя в руки и сердито взглянула на него.
— Любой человек верхом на лошади может заглянуть в эту комнату, — сказала она.
Лусиус пробормотал что-то нечленораздельное и, сняв с головы шляпу, неожиданно оказался прямо перед ней так близко, что она почувствовала жар его тела и пряный, свежий запах, принадлежавший только ему одному. Ее мужу.
— Ах, Лусиус, — шепнула она, глядя на него. Тесс понимала, что все, что ей хочется сказать, он прочтет по ее глазам.
— Тесс! — откликнулся он. Она стояла в углу, и его большое тело заслоняло ее от любых посторонних взглядов. — Тебя здесь никто не увидит.
Он был прав. Она почувствовала, как на тубах у нее появляется улыбка, хотя она изо всех сил старалась сохранять строгое выражение лица и не казаться — избавь, Господь, — слишком нетерпеливой. Но он уже задирал вверх ее юбки.
— Я должен… прикоснуться… к тебе, — пробормотал Лусиус. — Ты меня слышишь, Тесс? Я был не в силах…
И его крупная рука оказалась между ее ногами, прежде чем она смогла сформулировать ответ. А потом она и впрямь поступила совсем как героиня мелодрамы: тихо охнув, растаяла окончательно. Лусиус только и ждал этого: сильная рука прижала ее к груди, а пальцы другой руки уже погрузились в ее тепло, и когда она открыла рот, чтобы запротестовать, его губы прижались к ее губам.
Тесс попыталась было вырваться, но губы у него были такие горячие, а пальцы, мягко прикасаясь к ней, заставляли кровь быстрее циркулировать по телу. Тесс вдруг перестала сопротивляться и прижалась к нему, наслаждаясь его поцелуями.
Лусиус что-то сказал, но она не расслышала, потому что кровь громко пульсировала в ушах. Он повторил:
— Прошу тебя… Тесс?
Она судорожно глотнула воздуха и взглянула на него. Наверное, Лусиус прочел ответ в ее глазах, потому что его руки, осмелев, принялись ласкать ее грубее, а она, приникнув к нему, боялась оторвать губы от его губ, чтобы не сказать нечаянно «нет», как это следовало сделать.
Лусиус вдруг вспомнил, что не сумел пока убедить свою жену, что она не является всего лишь приятным дополнением к его жизни, которым можно насладиться в подходящие время в подходящем месте.
Но для этого не было времени. Тесс прерывисто дышала, ожидая продолжения, и ему больше всего на свете хотелось сейчас уложить ее на герцогскую кушетку и погрузиться в ее тепло. Но он боялся, что кто-нибудь мог их увидеть. А ее ноготки нетерпеливо впивались в его плечо.
— Нам не следует это делать, — тяжело дыша, сказала Тесс.
— Мы ничего не делаем, — успокоил ее он, не переставая ласкать рукой. — Подними головку, Тесс, — говорил он. В его голосе появились воркующие гортанные нотки. — Ты моя, моя Тесс, моя супруга.
Лусиус уложил ее голову к себе на плечо и поцеловал с глубоким чувством удовлетворения и правильности происходящего, которое охватывало его всякий раз, когда он произносил эти слова: «Моя супруга».
Тесс дрожала; он поцеловал ее еще крепче, а рука принялась ласкать ее еще энергичнее. Она вскрикнула и вцепилась в его сорочку.
Лусиус мог бы повторять эти слова снова и снова, но в этом не было необходимости. Его Тесс и без того принадлежала ему; она дрожала в его объятиях. Он стиснул зубы и еше крепче прижал ее к себе, с трудом подавляя желание немедленно расстегнуть пуговицы на брюках и…
Но надо подождать до вечера. Для этого существуют супружеские постели. Все должно происходить как следует. А сейчас это неразумно.
Тесс взглянула на него: взгляд ее с трудом фокусировался, губы распухли от его поцелуев, и все разумные мысли чуть было не покинули голову Лусиуса. Но он взял себя в руки и лишь нежно поцеловал ее. Она прильнула к нему — теплая и беспомощная, как котенок.
— Пожалуй, я снова надену жилет, — сказал Лусиус.
— Жилет, — еле слышно повторила она и потерлась щекой о его грудь.
Он переложил ее на кушетку и попятился, опасаясь, что поддастся собственным низменным инстинктам, потому что Тесс, кажется, отбросила стеснение и смотрела на него призывным взглядом.
Лусиус поднял и надел жилет, продолжая смотреть на нее, свою жену, лежащую в такой соблазнительной позе и такую желанную.
— Разве ты… ты не… — пробормотала Тесс.
— Нет! — решительно сказал он, взъерошив рукой шевелюру. Странно, но если не смотреть ей в глаза, то Тесс выглядела так, как подобает леди. Но стоило подумать…
Лусиус запретил себе думать об этом и отодвинул задвижку на двери. Кто знает, когда сестре Тесс и ее мужу вздумается вернуться, хотя он дал этому прохвосту тысячу фунтов, чтобы он поставил их на три заезда подряд. Он ни минуты не сомневался, что Мейтленд уже проиграл все до последнего пенни.
Время, проведенное наедине с женой, того стоило.
— Какой утомительный человек твой зять, — сказал Лусиус и, отыскав шляпу, надел ее на голову.
— Ты так думаешь? — спросила Тесс, с таким усердием пытаясь поддержать разговор, что он усмехнулся. — Мне тоже бывает иногда утомительно поддерживать с ним беседу. — Она встала и подошла к окну, избегая смотреть ему в глаза. Ему показалось, что он заметил в ее взгляде то ли обиду, то ли разочарование.
Лусиус подошел и остановился за ее спиной, на какое-то мгновение позволив себе прижаться с соблазнительному маленькому заду.
— Лусиус! — произнесла Тесс сдавленным голосом.
Он сделал шаг назад и в сотый раз поправил ставшие тесными брюки.
— Извини, дорогая, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты знала, что я могу утратить присущий джентльмену контроль над собой и овладеть тобой прямо на этой кушетке. А этого не следует делать. Мы оба это понимаем.
Тесс взглянула на него, но ни о чем не спросила, а лишь улыбнулась и поправила ему галстук.
Жест был такой интимный, что в обычно непроницаемых глазах Лусиуса появилось несвойственное им выражение — желание, а может быть, неприкрытое вожделение или собственническое чувство? Ведь она была его женой.
Короче говоря, когда Мейтленд открыл дверь ложи, они целовались. Целовались, презрев мнение окружающих, перед открытым окном.
— Вас мог увидеть любой жокей, — заметила Имоджин, когда мужья отправились в конюшню. Дрейвен не мог оставаться в ложе, когда можно было потолкаться среди тех, кто заключает пари, и узнать, каковы шансы у фаворита.
— Думаю, что у жокеев есть дела поважнее, — сказала Тесс, подавив улыбку.
— Вижу, что вы с Фелтоном ведете себя, как положено молодоженам, — резко сказала Имоджин.
— Что ты хочешь этим сказать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82