Некий университет снабдил его деньгами для
проведения кое-каких исследований на Непенте, прославленном
разнообразием скальных пород. Замечательной пробивной силы
человек, подумал мистер Херд. Разговор мистера Мартена был
несколько бессвязен, но Денис с восторгом выслушивал его
невразумительные замечания о разломах и тому подобном и
смотрел, как он тычет тростью в грубую стену, пытаясь выломать
камень, показавшийся ему любопытным.
-- Так вы что же, авгита от амфибола не можете отличить?
-- по ходу разговора осведомился мистер Мартен. -- Нет,
серьезно? Лопни мои глаза! Сколько, вы сказали, вам лет?
-- Девятнадцать.
-- И чем же вы занимались, Фиппс, последние девятнадцать
лет?
-- В моем возрасте невозможно знать все.
-- Согласен. Но, полагаю, хоть такую-то малость вы могли
бы усвоить. Зайдите ко мне в четверг поутру. Я посмотрю, чем
вам можно помочь.
Мистеру Херду молодой ученый, пожалуй, даже понравился.
Вот кто знал, что ему требуется: ему требовались камни. Лучший
среди ему подобных -- положение, всегда казавшееся епископу
привлекательным. Приятные юноши, и тот, и другой. И такие
разные!
Что касается Дениса -- о Денисе он определенного мнения
составить не смог. Прежде всего, от юноши веяло специфическим
университетским душком, избавиться от которого зачастую не
удается даже ценою пожизненных героических усилий. Кроме того,
он что-то такое говорил о Флоренции, о Чинквеченто и о Джакопо
Беллини. Будучи человеком практическим, епископ не видел особой
ценности ни в Джакопо Беллини, ни в людях, о нем рассуждающих.
Тем не менее, помогая епископу распаковываться и раскладывать
вещи, Денис обронил фразу, поразившую мистера Херда.
-- Если взглянуть на Непенте, как на живописное полотно,
-- заметил он, -- замечаешь, что он, пожалуй, несколько
перегружен деталями.
Несколько перегружен деталями...
Истинно так, думал епископ тем вечером, в одиночестве сидя
у окна и глядя на море, в которое только что ушла на покой
молодая луна. Перегружен! Непрестанно движущаяся, словно
гонимая приливом людская толпа поплыла перед его усталыми
глазами. Ощущение нереальности, охватившее его при первом
взгляде на остров, все еще сохранялось; и южный ветер, вне
всяких сомнений, поддерживал эту иллюзию. Он вспомнил о
достатке и добродушии местных жителей, они произвели на него
немалое впечатление. Ему здесь нравилось. Он уже ощущал себя
словно попавшим домой и даже поздоровевшим. Но едва он пытался
извлечь из памяти сколько-нибудь определенное впечатление от
этих мест и людей, образы их становились расплывчаты; улыбчивый
священник, Герцогиня, мистер Кит -- они походили на персонажей
из сна; они сливались с африканскими воспоминаниями; с обликами
пассажиров корабля, на котором он плыл из Занзибара; они
смешивались с представлениями о его будущей жизни в Англии -- с
представлениями о кузине, живущей здесь, на Непенте. И силы
покидали мистера Херда.
Усталость его была так велика, что даже канонада, вполне
способная пробудить и покойника, на него не подействовала.
Наверное, что-то произошло, -- подумал он, и заключив этим
выводом свои размышления, повернулся на другой бок. Он проспал
до позднего утра, а проснувшись, обнаружил в смежной комнате
стол, весьма аппетитно накрытый к завтраку.
А теперь, подумал он, посмотрим, что тут у них за шествие.
Колокола наполняли веселым звоном пронизанный солнцем
воздух. Уже издали он различил медные звуки оркестра, пение
священников и горожан, пронзительные возгласы женщин. Затем
показалась процессия, извивавшаяся под множеством украшенных
флагами арок, сплетенных из зеленых ветвей, -- сверху из окон и
с балконов на нее дождем осыпались цветы. Впереди выступали
стайки детей в многоцветных нарядах, отвечающих разнообразным
школам и братствам. За ними шагал городской оркестр, облаченные
в форму музыканты наигрывали развеселые мелодии; следом
шествовала непентинская милиция, имевшая крайне внушительный
вид благодаря старинным серебряно-алым мундирам. По пятам за
нею двигались островные власти -- серьезные господа в черных
одеждах, кое у кого расцвеченных лентами и орденами. Среди них
виднелся и мефистофельского обличия судья-вольнодумец, -- он
бодро хромал, сплевывая через каждые десять, примерно, ярдов,
-- по-видимому выражая неудовольствие тем, что ему как лицу,
состоящему на государственной службе, приходится участвовать в
религиозных торжествах. Наблюдался в чиновных рядах и консул.
Этот выглядел в точности, как вчера, -- чрезвычайно
неофициальные бриджи и багровая, не иначе как от избытка
здоровья, физиономия.
Далее тянулась длинная вереница священников в кружевных и
шелковых одеяниях всевозможных оттенков. Больше всего они
походили на вышедший прогуляться цветник. Упитанные, полные
жизни мужички, блаженно поющие и время от времени
перебрасывающиеся друг с другом несколькими словами. Между ними
поблескивал багровым облачением дон Франческо, -- признав
мистера Херда, он приветствовал его широкой улыбкой и чем-то,
что можно было по ошибке счесть за подмигиванье. Следом плыла
огромная серебряная статуя святого. То было гротескное чудище,
несомое на деревянной платформе, которая покачивалась на плечах
восьми буйно потевших мужчин. При ее прохождении зрители
приподнимали шляпы -- все, кроме русских, Белых Коровок,
стоявших несколько в особняком с написанным на детских лицах
изумлением; они были избавлены от такой необходимости,
поскольку их вождь, самозваный Мессия, боговдохновенный
Бажакулов, шляпы носить запрещал; Белым Коровкам полагалось
зимой и летом ходить босиком и не покрывать голов, "подобно
христианам древних времен". Кое-кто из пылких верующих даже
преклонял перед статуей колени, опускаясь на каменистую землю.
Среди прочих эту благоговейную позу приняла и Герцогиня,
будущая католичка; окруженная множеством дам и господ, она
расположилась на другой стороне улицы. Оглядев толпу, мистер
Херд отказался от мысли, прорезав шествие, перебраться к
Герцогине и обменяться с ней парой слов. Ему еще предстояло
увидеться с нею под вечер.
А вот, наконец, и епископ -- сановник, которого дон
Франческо назвал "не вполне либералом". Данная характеристика
словно для него и была придумана. Злющая старая образина!
Коричневый, будто мумия, с мутным взором и до того толстый, что
ноги давным-давно отказались служить ему в каком-либо качестве,
сохранив за собою лишь функцию сомнительной надежности подпорок
для стояния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
проведения кое-каких исследований на Непенте, прославленном
разнообразием скальных пород. Замечательной пробивной силы
человек, подумал мистер Херд. Разговор мистера Мартена был
несколько бессвязен, но Денис с восторгом выслушивал его
невразумительные замечания о разломах и тому подобном и
смотрел, как он тычет тростью в грубую стену, пытаясь выломать
камень, показавшийся ему любопытным.
-- Так вы что же, авгита от амфибола не можете отличить?
-- по ходу разговора осведомился мистер Мартен. -- Нет,
серьезно? Лопни мои глаза! Сколько, вы сказали, вам лет?
-- Девятнадцать.
-- И чем же вы занимались, Фиппс, последние девятнадцать
лет?
-- В моем возрасте невозможно знать все.
-- Согласен. Но, полагаю, хоть такую-то малость вы могли
бы усвоить. Зайдите ко мне в четверг поутру. Я посмотрю, чем
вам можно помочь.
Мистеру Херду молодой ученый, пожалуй, даже понравился.
Вот кто знал, что ему требуется: ему требовались камни. Лучший
среди ему подобных -- положение, всегда казавшееся епископу
привлекательным. Приятные юноши, и тот, и другой. И такие
разные!
Что касается Дениса -- о Денисе он определенного мнения
составить не смог. Прежде всего, от юноши веяло специфическим
университетским душком, избавиться от которого зачастую не
удается даже ценою пожизненных героических усилий. Кроме того,
он что-то такое говорил о Флоренции, о Чинквеченто и о Джакопо
Беллини. Будучи человеком практическим, епископ не видел особой
ценности ни в Джакопо Беллини, ни в людях, о нем рассуждающих.
Тем не менее, помогая епископу распаковываться и раскладывать
вещи, Денис обронил фразу, поразившую мистера Херда.
-- Если взглянуть на Непенте, как на живописное полотно,
-- заметил он, -- замечаешь, что он, пожалуй, несколько
перегружен деталями.
Несколько перегружен деталями...
Истинно так, думал епископ тем вечером, в одиночестве сидя
у окна и глядя на море, в которое только что ушла на покой
молодая луна. Перегружен! Непрестанно движущаяся, словно
гонимая приливом людская толпа поплыла перед его усталыми
глазами. Ощущение нереальности, охватившее его при первом
взгляде на остров, все еще сохранялось; и южный ветер, вне
всяких сомнений, поддерживал эту иллюзию. Он вспомнил о
достатке и добродушии местных жителей, они произвели на него
немалое впечатление. Ему здесь нравилось. Он уже ощущал себя
словно попавшим домой и даже поздоровевшим. Но едва он пытался
извлечь из памяти сколько-нибудь определенное впечатление от
этих мест и людей, образы их становились расплывчаты; улыбчивый
священник, Герцогиня, мистер Кит -- они походили на персонажей
из сна; они сливались с африканскими воспоминаниями; с обликами
пассажиров корабля, на котором он плыл из Занзибара; они
смешивались с представлениями о его будущей жизни в Англии -- с
представлениями о кузине, живущей здесь, на Непенте. И силы
покидали мистера Херда.
Усталость его была так велика, что даже канонада, вполне
способная пробудить и покойника, на него не подействовала.
Наверное, что-то произошло, -- подумал он, и заключив этим
выводом свои размышления, повернулся на другой бок. Он проспал
до позднего утра, а проснувшись, обнаружил в смежной комнате
стол, весьма аппетитно накрытый к завтраку.
А теперь, подумал он, посмотрим, что тут у них за шествие.
Колокола наполняли веселым звоном пронизанный солнцем
воздух. Уже издали он различил медные звуки оркестра, пение
священников и горожан, пронзительные возгласы женщин. Затем
показалась процессия, извивавшаяся под множеством украшенных
флагами арок, сплетенных из зеленых ветвей, -- сверху из окон и
с балконов на нее дождем осыпались цветы. Впереди выступали
стайки детей в многоцветных нарядах, отвечающих разнообразным
школам и братствам. За ними шагал городской оркестр, облаченные
в форму музыканты наигрывали развеселые мелодии; следом
шествовала непентинская милиция, имевшая крайне внушительный
вид благодаря старинным серебряно-алым мундирам. По пятам за
нею двигались островные власти -- серьезные господа в черных
одеждах, кое у кого расцвеченных лентами и орденами. Среди них
виднелся и мефистофельского обличия судья-вольнодумец, -- он
бодро хромал, сплевывая через каждые десять, примерно, ярдов,
-- по-видимому выражая неудовольствие тем, что ему как лицу,
состоящему на государственной службе, приходится участвовать в
религиозных торжествах. Наблюдался в чиновных рядах и консул.
Этот выглядел в точности, как вчера, -- чрезвычайно
неофициальные бриджи и багровая, не иначе как от избытка
здоровья, физиономия.
Далее тянулась длинная вереница священников в кружевных и
шелковых одеяниях всевозможных оттенков. Больше всего они
походили на вышедший прогуляться цветник. Упитанные, полные
жизни мужички, блаженно поющие и время от времени
перебрасывающиеся друг с другом несколькими словами. Между ними
поблескивал багровым облачением дон Франческо, -- признав
мистера Херда, он приветствовал его широкой улыбкой и чем-то,
что можно было по ошибке счесть за подмигиванье. Следом плыла
огромная серебряная статуя святого. То было гротескное чудище,
несомое на деревянной платформе, которая покачивалась на плечах
восьми буйно потевших мужчин. При ее прохождении зрители
приподнимали шляпы -- все, кроме русских, Белых Коровок,
стоявших несколько в особняком с написанным на детских лицах
изумлением; они были избавлены от такой необходимости,
поскольку их вождь, самозваный Мессия, боговдохновенный
Бажакулов, шляпы носить запрещал; Белым Коровкам полагалось
зимой и летом ходить босиком и не покрывать голов, "подобно
христианам древних времен". Кое-кто из пылких верующих даже
преклонял перед статуей колени, опускаясь на каменистую землю.
Среди прочих эту благоговейную позу приняла и Герцогиня,
будущая католичка; окруженная множеством дам и господ, она
расположилась на другой стороне улицы. Оглядев толпу, мистер
Херд отказался от мысли, прорезав шествие, перебраться к
Герцогине и обменяться с ней парой слов. Ему еще предстояло
увидеться с нею под вечер.
А вот, наконец, и епископ -- сановник, которого дон
Франческо назвал "не вполне либералом". Данная характеристика
словно для него и была придумана. Злющая старая образина!
Коричневый, будто мумия, с мутным взором и до того толстый, что
ноги давным-давно отказались служить ему в каком-либо качестве,
сохранив за собою лишь функцию сомнительной надежности подпорок
для стояния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134