– Она цинично усмехнулась, и ему это не понравилось, – То есть в том случае, если он хочет, чтобы в течение следующих трех недель я была помолвлена.
– Вы могли бы попросить вашего отца предоставить вам больше времени.
В выражении ее лица появилась такая жесткость, какой он никогда в ней не замечал. Ее глаза стали как щелки.
– Я буду ползать на коленях перед дьяволом, – тихо произнесла она голосом, полным ненависти, – но никогда и ничего не попрошу у отца.
– Хотите, я сделаю это за вас?
Она немного подумала, затем спросила:
– Вы думаете, он согласится?
– В данных обстоятельствах, когда случай на карнавале наверняка станет известен, а теперь еще есть вероятность, что просочатся слухи о вашем неосторожном поведении с Буже... – Он замолчал, но не смог солгать ей. – Нет. По-моему, он не даст вам больше времени. Как вы и сказали, он существенно увеличит приданое, и этого будет достаточно, чтобы какой-нибудь обнищавший пэр соблазнился им.
Йен смотрел, как она подошла к столу, где на подносе стоял графин с любимым бренди Дилана. Она налила изрядную порцию в хрустальный бокал и одним глотком осушила его.
Поскольку Йену самому раза два приходилось злоупотреблять алкоголем, он понимал, что это происходит тогда, когда человеку трудно посмотреть правде в iлаза.
– Это делу не поможет, – мягко сказал он и подошел к ней.
– Знаю. – Она снова наполнила бокал и, держа и одной руке графин, а в другой бокал, повернулась к нему. – Полагаю, сейчас мне предстоит выслушать лекцию о том, что порядочным молодым леди не полагается пить. Не думаю, что нам разрешено пить крепкие напитки, не так ли?
– Боюсь, что нет. Бокал или два вина – это все, что позволено молодым леди.
Она сделала большой глоток бренди и с вызовом посмотрела на него:
– Очень плохо.
Не отвечая, он пристально смотрел на нее. Под этой бунтарской маской крылись незащищенность и страдание, что-то, возмутившее его настолько, что ему захотелось задушить Хея. Но он только протянул руку, чтобы отобрать у нее бутылку.
Она отвела руку, чтобы он не мог дотянуться до нее.
– Я выпью, если захочу, – раздраженно заявила она. – Кто вы теперь? Моя дуэнья?
– Признаюсь, я собирался налить себе.
– О! – Она недоверчиво посмотрела на него. – В самом деле?
– Да. Любой, прослушавший полчаса идиотски, речи Хея, захотел бы выпить.
Она отдала ему графин, и он налил себе бренди, отнес графин и свой бокал к столу. Сел и откинулся на спинку стула.
Она тоже подошла к столу и устроилась на своем любимом месте. Должно быть, он начал привыкать к этому, потому что даже не обратил внимания на то, что она уселась на письме, которое он сочинял для наместника русскогоцаря. Этот наместник был еще более помпезным фатом, чем Хей.
– Мое первое впечатление о Хее было правильным, – сказала она. – У него на самом деле слабый подбородок. Такой бывает у бесхарактерных людей.
– Это верно, – поддержал он ее, поднимая бокал, как бы предлагая выпить в знак согласия. – Мы найдем кого-нибудь, достойного вас.
Она кивнула и чокнулась с ним, однако избегая его взгляда. Выпила и снова наполнила бокал. Она молчала, мрачно глядя в свой бокал с выражением тревоги на лице.
Казалось, ей не хотелось разговаривать, что было на нее не похоже. Прошло четверть часа, а она не произнесла ни слова, и это начало беспокоить его.
– С вами все в порядке? – спросил он, нарушая молчание.
– Si. – Она по-прежнему не смотрела на него и сидела, опустив глаза.
Он допил свой бренди.
– Ведь вы не жалеете об этом типе, не так ли, и устраиваете спектакль ради меня? – Задавая этот вопрос, он уже знал ответ.
Она покачала головой:
– Нет. Я вам говорила, что хочу мужчину, который умеет целоваться, а поцелуй Хея ужасен. – Она содрогнулась и сделала глоток. – Это было все равно что поцеловать рыбу.
Йен расхохотался.
– В самом деле?
Кажется, его смех доставил ей удовольствие. Она подняла глаза и улыбнулась.
– Ры-ы-ыбу, – повторила она, нарочно растягивая слово: было ясно, что бренди подействовал на нее. Она обвиняющимжестом указала на него бокалом. – Вы пытались убедить меня все равно выйти за него и научить его целоваться. – Она сжала губы и подула, подсмеиваясь над ним.
Он усмехнулся и снова налил себе бренди.
– Простите меня. Не понимаю, о чем я думал, предлагая вам такое.
– И я не понимаю. Видите ли, я поцеловала его, чтобы это помогло мне решить, выходить ли за него. И я сразу же поняла, что он мне не подходит. А сегодня он не оправдал мое предположение... мое впечатление... Мой... – Она запнулась, не находя слова. – Мои первые ощущения, мысли... Как вы это называете?
– Инстинкты?
– Si, мои инстинкты оказались верны. – Она с трогательным видом наклонилась к Йену, как будто хотела поделиться секретом. – Если бы он подходил мне, если бы он любил меня и уважал, я бы отдала ему свое сердце и была бы ему хорошей женой. Я была бы верной женой и дала бы ему сыновей, так много сыновей, что он бы не знал, что с ними делать. Я бы заставила его всю жизнь радоваться тому, что он женился на мне.
Йену захотелось убить графа за то, что тот отверг ее. И ему хотелось сказать графу «спасибо». Он отвел глаза, поднял бокал и выпил до дна.
– Хей – осел, – проворчал он хрипловатым от брендиголосом и потянулся к графину, но тот был пуст.
Он подошел к бару, взял еще бутылку и, открыв ее, наполнил свой бокал.
– Сэр Йен?
Он взглянул на нее и сел.
– Да.
– Знаете, а вы были правы относительно меня, – тихим голосом сказала она. – Вы были правы.
– В каком отношении?
Она одарила его ослепительной улыбкой, от которой он чуть не задохнулся.
– Я – кокетка и соблазнительница.
Йен опустил глаза и увидел ее хорошенькие ножки, выглядывающие из-под подола ночной рубашки. Он поднял глаза и долго, терзая себя, смотрел вверх, воображая, что скрывалось за двумя слоями тонкого муслина. Он остановил взгляд на нескольких перламутровых пуговках, которые выскочили из атласных петелек, открывая его взгляду контуры ее груди. У него пересохло в горле, и он и скрыл рот, чтобы согласиться с ней.
Она протянула руку и приложила пальцы к его губам, что-то горячее повернулось у него в животе.
– Не будьте сейчас таким вежливым и благородным, не извиняйтесь и не говорите, что вы так не думаете. Вы сказали, что я кокетка и соблазнительница и что я использую мужчин, чтобы добиться своей цели, и вы абсолютно правы. Я люблю делать все по-своему, и я пользуюсь тем, что имею. Я дразнила мужчин, и целовала мужчин, и вызвала у них желание обладать мной.
– Бедолаги, – пробормотал он, преисполненный жалости к себе самому.
Лючия, к великому его облегчению, убрала руку с его губ.
– Но еще в семнадцать лет я знала правду о себе. И мечтала о мужчине. Одном-единственном. О том, кто полюбил бы меня так, как я его, кто не стыдился бы меня и не хотел меня изменить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
– Вы могли бы попросить вашего отца предоставить вам больше времени.
В выражении ее лица появилась такая жесткость, какой он никогда в ней не замечал. Ее глаза стали как щелки.
– Я буду ползать на коленях перед дьяволом, – тихо произнесла она голосом, полным ненависти, – но никогда и ничего не попрошу у отца.
– Хотите, я сделаю это за вас?
Она немного подумала, затем спросила:
– Вы думаете, он согласится?
– В данных обстоятельствах, когда случай на карнавале наверняка станет известен, а теперь еще есть вероятность, что просочатся слухи о вашем неосторожном поведении с Буже... – Он замолчал, но не смог солгать ей. – Нет. По-моему, он не даст вам больше времени. Как вы и сказали, он существенно увеличит приданое, и этого будет достаточно, чтобы какой-нибудь обнищавший пэр соблазнился им.
Йен смотрел, как она подошла к столу, где на подносе стоял графин с любимым бренди Дилана. Она налила изрядную порцию в хрустальный бокал и одним глотком осушила его.
Поскольку Йену самому раза два приходилось злоупотреблять алкоголем, он понимал, что это происходит тогда, когда человеку трудно посмотреть правде в iлаза.
– Это делу не поможет, – мягко сказал он и подошел к ней.
– Знаю. – Она снова наполнила бокал и, держа и одной руке графин, а в другой бокал, повернулась к нему. – Полагаю, сейчас мне предстоит выслушать лекцию о том, что порядочным молодым леди не полагается пить. Не думаю, что нам разрешено пить крепкие напитки, не так ли?
– Боюсь, что нет. Бокал или два вина – это все, что позволено молодым леди.
Она сделала большой глоток бренди и с вызовом посмотрела на него:
– Очень плохо.
Не отвечая, он пристально смотрел на нее. Под этой бунтарской маской крылись незащищенность и страдание, что-то, возмутившее его настолько, что ему захотелось задушить Хея. Но он только протянул руку, чтобы отобрать у нее бутылку.
Она отвела руку, чтобы он не мог дотянуться до нее.
– Я выпью, если захочу, – раздраженно заявила она. – Кто вы теперь? Моя дуэнья?
– Признаюсь, я собирался налить себе.
– О! – Она недоверчиво посмотрела на него. – В самом деле?
– Да. Любой, прослушавший полчаса идиотски, речи Хея, захотел бы выпить.
Она отдала ему графин, и он налил себе бренди, отнес графин и свой бокал к столу. Сел и откинулся на спинку стула.
Она тоже подошла к столу и устроилась на своем любимом месте. Должно быть, он начал привыкать к этому, потому что даже не обратил внимания на то, что она уселась на письме, которое он сочинял для наместника русскогоцаря. Этот наместник был еще более помпезным фатом, чем Хей.
– Мое первое впечатление о Хее было правильным, – сказала она. – У него на самом деле слабый подбородок. Такой бывает у бесхарактерных людей.
– Это верно, – поддержал он ее, поднимая бокал, как бы предлагая выпить в знак согласия. – Мы найдем кого-нибудь, достойного вас.
Она кивнула и чокнулась с ним, однако избегая его взгляда. Выпила и снова наполнила бокал. Она молчала, мрачно глядя в свой бокал с выражением тревоги на лице.
Казалось, ей не хотелось разговаривать, что было на нее не похоже. Прошло четверть часа, а она не произнесла ни слова, и это начало беспокоить его.
– С вами все в порядке? – спросил он, нарушая молчание.
– Si. – Она по-прежнему не смотрела на него и сидела, опустив глаза.
Он допил свой бренди.
– Ведь вы не жалеете об этом типе, не так ли, и устраиваете спектакль ради меня? – Задавая этот вопрос, он уже знал ответ.
Она покачала головой:
– Нет. Я вам говорила, что хочу мужчину, который умеет целоваться, а поцелуй Хея ужасен. – Она содрогнулась и сделала глоток. – Это было все равно что поцеловать рыбу.
Йен расхохотался.
– В самом деле?
Кажется, его смех доставил ей удовольствие. Она подняла глаза и улыбнулась.
– Ры-ы-ыбу, – повторила она, нарочно растягивая слово: было ясно, что бренди подействовал на нее. Она обвиняющимжестом указала на него бокалом. – Вы пытались убедить меня все равно выйти за него и научить его целоваться. – Она сжала губы и подула, подсмеиваясь над ним.
Он усмехнулся и снова налил себе бренди.
– Простите меня. Не понимаю, о чем я думал, предлагая вам такое.
– И я не понимаю. Видите ли, я поцеловала его, чтобы это помогло мне решить, выходить ли за него. И я сразу же поняла, что он мне не подходит. А сегодня он не оправдал мое предположение... мое впечатление... Мой... – Она запнулась, не находя слова. – Мои первые ощущения, мысли... Как вы это называете?
– Инстинкты?
– Si, мои инстинкты оказались верны. – Она с трогательным видом наклонилась к Йену, как будто хотела поделиться секретом. – Если бы он подходил мне, если бы он любил меня и уважал, я бы отдала ему свое сердце и была бы ему хорошей женой. Я была бы верной женой и дала бы ему сыновей, так много сыновей, что он бы не знал, что с ними делать. Я бы заставила его всю жизнь радоваться тому, что он женился на мне.
Йену захотелось убить графа за то, что тот отверг ее. И ему хотелось сказать графу «спасибо». Он отвел глаза, поднял бокал и выпил до дна.
– Хей – осел, – проворчал он хрипловатым от брендиголосом и потянулся к графину, но тот был пуст.
Он подошел к бару, взял еще бутылку и, открыв ее, наполнил свой бокал.
– Сэр Йен?
Он взглянул на нее и сел.
– Да.
– Знаете, а вы были правы относительно меня, – тихим голосом сказала она. – Вы были правы.
– В каком отношении?
Она одарила его ослепительной улыбкой, от которой он чуть не задохнулся.
– Я – кокетка и соблазнительница.
Йен опустил глаза и увидел ее хорошенькие ножки, выглядывающие из-под подола ночной рубашки. Он поднял глаза и долго, терзая себя, смотрел вверх, воображая, что скрывалось за двумя слоями тонкого муслина. Он остановил взгляд на нескольких перламутровых пуговках, которые выскочили из атласных петелек, открывая его взгляду контуры ее груди. У него пересохло в горле, и он и скрыл рот, чтобы согласиться с ней.
Она протянула руку и приложила пальцы к его губам, что-то горячее повернулось у него в животе.
– Не будьте сейчас таким вежливым и благородным, не извиняйтесь и не говорите, что вы так не думаете. Вы сказали, что я кокетка и соблазнительница и что я использую мужчин, чтобы добиться своей цели, и вы абсолютно правы. Я люблю делать все по-своему, и я пользуюсь тем, что имею. Я дразнила мужчин, и целовала мужчин, и вызвала у них желание обладать мной.
– Бедолаги, – пробормотал он, преисполненный жалости к себе самому.
Лючия, к великому его облегчению, убрала руку с его губ.
– Но еще в семнадцать лет я знала правду о себе. И мечтала о мужчине. Одном-единственном. О том, кто полюбил бы меня так, как я его, кто не стыдился бы меня и не хотел меня изменить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70