Но его было трудно обмануть. Он прямо спросил у нее:
– Такого человека, как я?
– Именно, – мрачно ответила она.
– Ничего.
Равель наблюдал, как она краснеет от гнева, с некоторой смесью смущения и жестокого удовлетворения. Если она ожидала, что он не только будет спокойно принимать положение, в котором он оказался по ее милости, но и выслушивать ее оскорбления, то ее ждет большое разочарование. Он хотел, чтобы она оставалась в комнате, продолжала разговаривать с ним, страстное желание просто захлестывало его, но он не был еще готов удерживать ее любой ценой.
Господи, она была просто прекрасна в этом старом сюртуке, который был слишком велик для нее, с растрепавшейся от ветра прической, с прядями волос, выбившимися из затянутого на затылке узла, с грязными как у мальчишки руками. Он так хотел бы притянуть ее к себе, уложить рядом с собой на кровать, распустить на подушке ее волосы, как шаль из тончайшего сверкающего шелка, прижать свои губы к ее губам, согревая их, растапливая их до тех пор, пока они мягко, нежно не приоткроются. Она была прекрасна – настоящая желанная женщина! Но она была так недостижима, что это сводило его с ума.
Равель нарушил тишину, сказав резким тоном:
– Что ты с собой сделала?
– Что ты хочешь сказать? – бросила она на него сердитый взгляд.
– В этом рваном сюртуке, с волосами, спадающими на лицо, с грязью под ногтями ты выглядишь хуже, чем ирландская прачка.
– Сожалею, что мой вид оскорбил тебя, – сказала она с холодным сарказмом. – Я работала в саду.
– У тебя что, некому работать в саду?
– Я никому не доверяю свои клумбы с вербеной. И кроме того, мне это нравится.
– Так же, как тебе нравится скакать на лошади по полям до тех пор, пока лицо не покроется веснушками так густо, что и знаменитый «Антефелик Милк» не поможет?
– Пусть тебя не беспокоит цвет моего лица.
– Он может обеспокоить твоего будущего мужа.
– Поскольку я не собираюсь выходить замуж, то это не имеет никакого значения.
– Ты добираешься прожить остаток своей жизни подобно монашке? Забавно.
Она вскочила и сердито сказала:
– Не вижу в этом ничего забавного! Ты тоже, по-моему, не очень-то стремишься к браку!
– Мужчины могут прекрасно прожить и без этого.
– Да, конечно, но ведь это не одно и то же, не так ли? А как же общение, дети, дом и… и любовь? – Ее слова были несколько бессвязными, но она не обратила на это внимания.
– Что, как?
– Разве они не имеют никакого значения?
– Имеют, – ответил он. – Они имеют большое значение, но так как их у меня, по всей вероятности, никогда не будет…
– Почему это?
– Наверное, потому, что я не совсем джентльмен?
За его шутливым тоном была слышна горечь, и Аня, услышав это, почувствовала неожиданную симпатию к нему. Несмотря на всю свою браваду, славу дуэлянта и успех у женщин, он не знал удовлетворения. Смерть Жана по-своему преследовала не только ее, но и его. Более того, из-за своего происхождения он оказался за пределами магического круга креольского высшего общества, как и она сама из-за текущей в ее жилах американской крови.
В волнении она отвернулась от него и примялась мерить шагами расстояние от окна до угла комнаты. Она не хотела смотреть на него, не хотела признать, что между ними существует определенная связь. Она хотела ненавидеть его, винить его в том, что стало с ее жизнью, в ее пустоте и бессмысленности. Она не хотела думать о том, что он может испытывать боль и раскаяние, голод и холод, одиночество и страх, но хотела думать о нем как о Черном Рыцаре, одетом в стальные доспехи, жестоком и яростном убийце. Она не хотела признаться себе в том, что вид его длинного худого тела, мускулистых плеч, бронзового лица и бездонных черных глаз заставлял ее воспринимать его как привлекательного мужчину. Вместо этого она предпочла бы считать его отталкивающей безобразной личностью с исковерканной душой.
Она подняла глаза к маленькому зарешеченному окну, за которым было видно серое низкое небо ранней весны, глубоко вздохнула, а затем сделала медленный выдох. Когда сочла, что снова может разговаривать спокойно, без вражды и горестной дрожи в голосе, она повернулась лицом к кровати.
– Я пришлю тебе поесть что-нибудь другое, наверное, картофельный суп, бифштекс и бутылку вина. После этого, если хочешь, я могу приказать приготовить ванну. И… я могла бы поискать бритву отца и ремень, чтобы наточить ее.
Он сел и, прищурившись, посмотрел на нее.
– Ты очень заботлива.
– Вовсе нет, – с холодной вежливостью ответила она. – Тебе еще что-нибудь нужно?
– Рубашка была бы очень кстати, если у тебя она есть.
В его тоне не было даже нотки требовательности. Аня подумала, что после того, как она же порвала его рубашку на бинты, ей нужно найти ему какую-нибудь рубашку взамен. Ничего не выражающим голосом она сказала:
– К сожалению, я отдала большую часть отцовской одежды его камердинеру, но недавно я купила рабам красные фланелевые рубашки, одну из них могла бы тебе прислать, если ты не возражаешь.
Он улыбнулся, и в его глазах засветилось веселье.
– Ты думаешь, я оскорблюсь? Поверь мне, я буду только благодарен. Фланелевая рубашка отлично согревает.
– Очень хорошо, я пришлю. – Она отвернулась и направилась к двери.
– Аня?
Все так же стоя спиной к нему, она замерла, – Меня зовут, – сдержанно сказала она, – мадемуазель Гамильтон.
– Какое-то время ты была для меня Аней.
Низкий тембр его голоса заставил ее вздрогнуть, хотя она не совсем уловила смысл его слов. Она медленно повернулась к нему.
– Что ты сказал?
Ни мгновения не колеблясь, он произнес:
– Ты была очень добра. Но не будешь ли ты так добра, еще и пообедать со мной сегодня вечером? Это время хуже всего.
– Не знаю, я должна посмотреть, что еще мне предстоит сделать, – ответила Аня и, повернувшись, вышла из комнаты.
Она повернула ключ в замке и повесила его на крючок, а потом медленно спустилась по ступенькам, держась рукой за кипарисовые перила. Почему она сразу не отказала ему в его просьбе? Она не собиралась возвращаться и обедать с ним, каким бы одиноким он себя ни чувствовал, и ей надо было сразу сказать ему об этом.
Что с ней происходит? Такое впечатление, что она сама не уверена ни в своих мыслях, ни в своих чувствах. Обычно, когда она принимала решение, как ей поступить, она выполняла его, и при этом ее не мучили ни опасения, ни сомнения, ни дурные предчувствия. Она намечала свой образ действий, следовала ему и спокойно принимала результаты, какими бы они ни были.
Но на этот раз все было не так.
Никогда раньше она не совершала ничего подобного, не делала ничего, что могло бы повлечь за собой такие серьезные последствия. Никогда в жизни она не ощущала опасности того, что может потерять контроль над ситуацией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112