Какая-то у него появилась новая мысль. Он нагнулся, вырвал кинжал и спрятал его за пояс.
К утру де Труа загнал своего коня. Ему повезло, что случилось это возле постоялого двора. Там он за небольшие деньги раздобыл довольно крепкую арабскую кобылу, ей, хотя и была недоступна стремительная иноходь сельджукского жеребца, брошенного на белой раскаленной тропе, но она бежала мягкой, неутомимой рысью и уже на рассвете следующего дня шевалье, покрытый плотным слоем известковой пыли, въезжал в южные ворота Иерусалима.
Несмотря на рассветный час, он направился к орденскому капитулу, где велел доложить о себе брату Гийому. Стоявшие у ворот стражники о таком ничего не слыхали и позвали начальника стражи, тот тоже ничего не знал о монахе, носящем такое имя.
Находясь в сильнейшем замешательстве и раздражении, де Труа вернулся в капеллу де Борже, ничего другого ему не оставалось. Приор встретил его более, чем сдержано, втайне он рассчитывал, что странный рыцарь изъят из его ведения навсегда.
— Ваша келья занята, брат Реми. Не согласились ли бы вы отдохнуть здесь, в помещении кордегардии?
Шевалье понял его нехитрую уловку. Приор не хотел его впускать внутрь в надежде, что пока он будет спать здесь в помещении для стражи, его снова востребуют. Возражать шевалье не стал, ибо сам рассчитывал на то же самое.
И, как ни странно, и его ожидания и надежды господина приора, оправдались. Когда рыцарь проснулся, рядом с его ложем сидел юноша с постным лицом.
— Вас ждут, господин, — сказал он.
И уже через какой-нибудь час, они снова бродили с братом Гийомом под сводами платановой рощи. Шевалье терялся в догадках, кто он такой, этот монах. Почему о нем ничего не известно стражникам, несущим внешнюю охрану капитула? Ведет он себя как человек, который привык распоряжаться, и не привык чтобы ему прекословили. Почему он с непонятным упорством выбирает для общения с ним это, несколько, все же, необычное место. Роща конечно хороша, но это всего лишь роща, какое-то недоверие или несерьезное отношение видится в том, что рыцаря считают нужным держать вне строений капитула, как бы скрывая от него некие тайны, которые ему еще знать не положено. Но не полноправный ли он тамплиер? И для кого тогда эти тайны, в которые его не считают возможным посвятить?!
Короче говоря, шевалье де Труа напрямик спросил об этом монаха. Тот не смутился.
— Что ж, брат Реми, вы все поняли правильно. Или почти все, и почти правильно.
— Что я понял?
— Что не все принятые в орден рыцари одинаково посвящены в его тайны. Ни для кого из полноправных тамплиеров тайны эти не закрыты навсегда непреодолимой преградой. Просто в постижении есть некоторая постепенность. И в этом, поверьте, скрыт большой смысл.
— И когда же этот путь посвящения начнется?
— На него вы встали уже тогда, когда приняли на себя годичное послушание. Очередной шаг вы можете сделать в любой момент, хоть сегодня, а можете не сделать никогда. Я не играю с вами в кошки-мышки, я излагаю вам все так, как оно и есть.
Шевалье на минуту задумался, он не чувствовал в словах монаха игры и сознательного издевательства и почему-то сразу поверил, что тот говорит правду.
— Вы не спрашиваете, как я выполнил ваше поручение. Вам это неинтересно?
Монах пожал плечами.
— Зачем спрашивать. Если бы вы не выполнили его как следует то, думаю, начали бы наш разговор с оправданий.
Де Труа криво усмехнулся, возразить было нечего.
— А что касается инцидента со стражей, ведь вы хотели об этом спросить, правда? Так здесь все объясняется очень легко. Я не ждал вас так рано, потому была предупреждена лишь дневная стража, вы же приехали ранним утром. Кстати, отчего такая спешка?
— Рвение, — быстро ответил де Труа, — я понимаю, насколько это не дворянская черта — исполнительность, но…
— Не надо извиняться тогда, когда извиняться не за что. Вы хорошо сделали порученное вам дело, а у нас так мало людей, которые могут сделать что-то хотя бы посредственно.
Шевалье несмотря на то, что его хвалили и, кажется, в самом деле были им довольны, испытывал легкий дискомфорт. В словах монаха чувствовалась едва уловимая двусмысленность. Или, может быть, она лишь чудилась ему?
— Барон де Кренье ничего не просил мне передать на словах? — спросил брат Гийом.
— Нет, мы разговаривали с ним очень коротко. Может быть он просто не успел.
— Впрочем, он и не должен был мне ничего передавать.
Как и во время прошлого разговора брат Гийом добрался до обомшелой стены капитула и остановился, с наслаждением греясь на солнце.
— Так вот, возвращаясь к теме наших тайн. Сегодня вечером вы, в числе еще нескольких десятков братьев, пройдете посвящение второй степени и узнаете, чем является орден наш на самом деле.
«Ну вот», — неопределенно подумал шевалье, погружая ладони в горячий мох.
— Посвящение это произойдет здесь, вон в том здании, видите с высокими окнами.
— Да, вижу.
— После этого мы сможем беседовать с вами не только в пределах этой рощи. И это будет не единственным приобретенным вами правом. В качестве посвященного.
— Благодарю вас, — сказал шевалье. Нетрудно было понять, что его решили выделить. Почему? Не из-за одного же удачно выполненного поручения.
«Удачно», — улыбнулся про себя де Труа. И кто он все-таки такой этот необыкновенно самоуверенный тип? Кажется, даже по манерам и приемам общения, не рыцарь.
— Собственно говоря, благодарить вам некого, ибо ваше посвящение, необыкновенно раннее, прошу заметить, происходит по большей части ввиду особого стечения обстоятельств. Ваши личные качества тоже сыграли при выборе вашей кандидатуры определенную роль, но не решающую. В основном обстоятельства. Вы, наверное, хотели бы узнать какие именно?
Шевалье сковано кивнул.
— Было бы интересно.
— Месяц назад умер граф де Торрож, великий магистр ордена нашего.
— Я ничего об этом не слышал.
— А об этом никто ничего не слышал. О его смерти будет объявлено сегодня, во время заседания великого капитула, на котором будет выбран новый великий магистр. Так делается для того, чтобы орден ни на один час не оставался без своего управителя, дабы не соблазнять многочисленных врагов своим беззащитным видом. В течение месяца собирались со всей Европы магистры орденских областей. Наконец, собрались и вот, в честь такого редкостного собрания, решено произвести торжественное посвящение и приобщение великих орденских тайн для группы наиболее отличившихся и достойных рыцарей. Теперь вы все знаете.
Шевалье кивнул.
— Да, теперь я все понял.
— За час до полуночи вы должны быть здесь в торжественном рыцарском облачении.
— В этой роще? — спросил де Труа, косясь в сторону двух белых колонн обозначающих, по приметам прокаженного короля, начало лабиринта, обязанного привести к Соломонову кладу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
К утру де Труа загнал своего коня. Ему повезло, что случилось это возле постоялого двора. Там он за небольшие деньги раздобыл довольно крепкую арабскую кобылу, ей, хотя и была недоступна стремительная иноходь сельджукского жеребца, брошенного на белой раскаленной тропе, но она бежала мягкой, неутомимой рысью и уже на рассвете следующего дня шевалье, покрытый плотным слоем известковой пыли, въезжал в южные ворота Иерусалима.
Несмотря на рассветный час, он направился к орденскому капитулу, где велел доложить о себе брату Гийому. Стоявшие у ворот стражники о таком ничего не слыхали и позвали начальника стражи, тот тоже ничего не знал о монахе, носящем такое имя.
Находясь в сильнейшем замешательстве и раздражении, де Труа вернулся в капеллу де Борже, ничего другого ему не оставалось. Приор встретил его более, чем сдержано, втайне он рассчитывал, что странный рыцарь изъят из его ведения навсегда.
— Ваша келья занята, брат Реми. Не согласились ли бы вы отдохнуть здесь, в помещении кордегардии?
Шевалье понял его нехитрую уловку. Приор не хотел его впускать внутрь в надежде, что пока он будет спать здесь в помещении для стражи, его снова востребуют. Возражать шевалье не стал, ибо сам рассчитывал на то же самое.
И, как ни странно, и его ожидания и надежды господина приора, оправдались. Когда рыцарь проснулся, рядом с его ложем сидел юноша с постным лицом.
— Вас ждут, господин, — сказал он.
И уже через какой-нибудь час, они снова бродили с братом Гийомом под сводами платановой рощи. Шевалье терялся в догадках, кто он такой, этот монах. Почему о нем ничего не известно стражникам, несущим внешнюю охрану капитула? Ведет он себя как человек, который привык распоряжаться, и не привык чтобы ему прекословили. Почему он с непонятным упорством выбирает для общения с ним это, несколько, все же, необычное место. Роща конечно хороша, но это всего лишь роща, какое-то недоверие или несерьезное отношение видится в том, что рыцаря считают нужным держать вне строений капитула, как бы скрывая от него некие тайны, которые ему еще знать не положено. Но не полноправный ли он тамплиер? И для кого тогда эти тайны, в которые его не считают возможным посвятить?!
Короче говоря, шевалье де Труа напрямик спросил об этом монаха. Тот не смутился.
— Что ж, брат Реми, вы все поняли правильно. Или почти все, и почти правильно.
— Что я понял?
— Что не все принятые в орден рыцари одинаково посвящены в его тайны. Ни для кого из полноправных тамплиеров тайны эти не закрыты навсегда непреодолимой преградой. Просто в постижении есть некоторая постепенность. И в этом, поверьте, скрыт большой смысл.
— И когда же этот путь посвящения начнется?
— На него вы встали уже тогда, когда приняли на себя годичное послушание. Очередной шаг вы можете сделать в любой момент, хоть сегодня, а можете не сделать никогда. Я не играю с вами в кошки-мышки, я излагаю вам все так, как оно и есть.
Шевалье на минуту задумался, он не чувствовал в словах монаха игры и сознательного издевательства и почему-то сразу поверил, что тот говорит правду.
— Вы не спрашиваете, как я выполнил ваше поручение. Вам это неинтересно?
Монах пожал плечами.
— Зачем спрашивать. Если бы вы не выполнили его как следует то, думаю, начали бы наш разговор с оправданий.
Де Труа криво усмехнулся, возразить было нечего.
— А что касается инцидента со стражей, ведь вы хотели об этом спросить, правда? Так здесь все объясняется очень легко. Я не ждал вас так рано, потому была предупреждена лишь дневная стража, вы же приехали ранним утром. Кстати, отчего такая спешка?
— Рвение, — быстро ответил де Труа, — я понимаю, насколько это не дворянская черта — исполнительность, но…
— Не надо извиняться тогда, когда извиняться не за что. Вы хорошо сделали порученное вам дело, а у нас так мало людей, которые могут сделать что-то хотя бы посредственно.
Шевалье несмотря на то, что его хвалили и, кажется, в самом деле были им довольны, испытывал легкий дискомфорт. В словах монаха чувствовалась едва уловимая двусмысленность. Или, может быть, она лишь чудилась ему?
— Барон де Кренье ничего не просил мне передать на словах? — спросил брат Гийом.
— Нет, мы разговаривали с ним очень коротко. Может быть он просто не успел.
— Впрочем, он и не должен был мне ничего передавать.
Как и во время прошлого разговора брат Гийом добрался до обомшелой стены капитула и остановился, с наслаждением греясь на солнце.
— Так вот, возвращаясь к теме наших тайн. Сегодня вечером вы, в числе еще нескольких десятков братьев, пройдете посвящение второй степени и узнаете, чем является орден наш на самом деле.
«Ну вот», — неопределенно подумал шевалье, погружая ладони в горячий мох.
— Посвящение это произойдет здесь, вон в том здании, видите с высокими окнами.
— Да, вижу.
— После этого мы сможем беседовать с вами не только в пределах этой рощи. И это будет не единственным приобретенным вами правом. В качестве посвященного.
— Благодарю вас, — сказал шевалье. Нетрудно было понять, что его решили выделить. Почему? Не из-за одного же удачно выполненного поручения.
«Удачно», — улыбнулся про себя де Труа. И кто он все-таки такой этот необыкновенно самоуверенный тип? Кажется, даже по манерам и приемам общения, не рыцарь.
— Собственно говоря, благодарить вам некого, ибо ваше посвящение, необыкновенно раннее, прошу заметить, происходит по большей части ввиду особого стечения обстоятельств. Ваши личные качества тоже сыграли при выборе вашей кандидатуры определенную роль, но не решающую. В основном обстоятельства. Вы, наверное, хотели бы узнать какие именно?
Шевалье сковано кивнул.
— Было бы интересно.
— Месяц назад умер граф де Торрож, великий магистр ордена нашего.
— Я ничего об этом не слышал.
— А об этом никто ничего не слышал. О его смерти будет объявлено сегодня, во время заседания великого капитула, на котором будет выбран новый великий магистр. Так делается для того, чтобы орден ни на один час не оставался без своего управителя, дабы не соблазнять многочисленных врагов своим беззащитным видом. В течение месяца собирались со всей Европы магистры орденских областей. Наконец, собрались и вот, в честь такого редкостного собрания, решено произвести торжественное посвящение и приобщение великих орденских тайн для группы наиболее отличившихся и достойных рыцарей. Теперь вы все знаете.
Шевалье кивнул.
— Да, теперь я все понял.
— За час до полуночи вы должны быть здесь в торжественном рыцарском облачении.
— В этой роще? — спросил де Труа, косясь в сторону двух белых колонн обозначающих, по приметам прокаженного короля, начало лабиринта, обязанного привести к Соломонову кладу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161