За несколько часов он буквально перевернул «Мраморное логово» с ног на голову, заставив всех, кроме отосланной им спать дочери, трудиться не покладая рук. Девушка пробовала возражать: устрашенная затеянными отцом приготовлениями, она решительно не понимала, зачем пригласил он в особняк две дюжины гостей и целую толпу музыкантов, жонглеров и фокусников, — но Газахлар был непреклонен. Прекрасно зная, что отец вовсе не страдает избытком чувствительности, юная форани подозревала, что, устраивая грандиозное пиршество, он преследует какие-то вполне определенные цели, однако догадаться, зачем ему это понадобилось, не могла.
Кое-какие соображения на этот счет забрезжили у нее в мозгу, когда, проснувшись, она услышала от вездесущей Мутамак, что Газахлар, отдав все необходимые распоряжения, заперся с Таанретом в своем кабинете и они довольно долго беседовали. О чем, не удалось проведать даже ее любознательной служанке, сообщившей, однако, что собеседники остались довольны друг другом и, быть может, на пиру станет известно, до чего же они договорились.
Ильяс сгорала от любопытства: все, что касалось желтоглазого, было ей небезразлично. Она было даже решила порасспросить отца и уже отправилась на его розыски, но тут ее закрутил водоворот хозяйственных дел, и ей пришлось отказаться от своего намерения. Впрочем, полагая, что все тайное рано или поздно становится явным, девушка не слишком огорчилась, а оказавшись за пиршественным столом рядом с Таанретом, забыла и думать о его разговоре с отцом.
Она откровенно любовалась желтоглазым, его точными, уверенными движениями, умением вести непринужденную беседу и наслаждаться едой и питьем. Сейчас он совсем не был похож на того прежнего, которого ей довелось видеть в храме Балаала, в императорских садах, во время болезни и штурма «Мраморного логова». Теперь он не был заговорщиком, спасающимся от преследователей хищником, мучимым болезнью и сомневающимся членом Триумвирата, отважным воителем, вытаскивающим из горнила боя раненого соратника и готовым рубиться с целой ратью предателей. Это был улыбчивый и красивый, со вкусом одетый оксар лет двадцати пяти — двадцати восьми, понимающий толк в застольях, в меру легкомысленный и изысканный, — словом, человек ее круга. Трудно было поверить, что именно его сильное, отлично тренированное тело она еще несколько дней назад протирала смоченной в винном уксусе губкой, что это он бился, метался и стонал, пока она не прижалась к нему и не обняла, шепча ласковые и бессмысленные утешения…
Пир между тем шел своим чередом. Газахлар произнес приличествующую случаю речь, гости и обитатели «Мраморного логова» плеснули из кубков и чаш на пол, поминая погибших. Выпили за них в полной тишине и, подождав, пока сгорят благовонные палочки в поставцах, шумно воздали должное мужеству и отваге живых. Рабыни начали разносить блюда с жарким из молодых козлят, рис с изюмом и барбарисом, артишоки в оливковом масле и эстрагоновом соусе. Затем последовала баранья похлебка, тушеные дрозды, ножки ягнят и салаты из овощей: с бобами, обычной и цветной капустой, салатом-латуком, луком, огурцами, редисом, зелеными и спелыми маслинами. Круглые горячие хлебы соседствовали с румяными рисовыми булочками и пшеничными лепешками.
Газахлар умел быть хлебосольным, и, глядя на шумно веселящихся после обильных возлияний гостей, коим вторили доносившиеся со двора крики сотни настатигов, о коих хозяин особняка тоже, разумеется, не забыл позаботиться, Ильяс начала понимать, ради чего отец придал затеянному ею пиршеству столь небывалый размах. Это был первый пир, данный кем-либо из Небожителей после мятежа, и означать он должен был, помимо расположенности и доброжелательности одного из представителей старейших кланов и его гостей к новой власти, еще и возвращение к нормальной жизни. И пользы Триумвирату подобное действо могло принести не меньше, чем трясущимся по особнякам Небожителям. Наряду с этой хозяин «Мраморного логова» преследовал, безусловно, и более мелкие и определенные цели, временами поглядывая на свою дочь с таким видом, будто включил ее судьбу в одну из своих хитроумных комбинаций. Причем не последняя роль в них отводилась Таанрету, о чем тот, конечно же, не мог не догадываться и что отвечало, вероятно, его собственным планам.
Разговоров о будущем ни Ильяс, ни желтоглазый не заводили. Обмениваясь ничего не значащими, любезными фразами, осторожно подшучивая друг над другом, они словно выжидали чего-то. А пир длился и длился, вина и водка лились рекой, голоса становились все громче, речи все непринужденнее, и вот уже служанки и рабыни принялись освобождать столы для фруктов и сладких заедок.
Вместо опустевших блюд, тарелок и мисок с объедками появились гроздья пурпурного, желтого и зеленого винограда, инжир и финики, персики и абрикосы. В серебряных вазах и плетеных тарелочках гостям были предложены миндаль и фисташки, зеленые и золотистые груши, алые и лиловые сливы, вишни, гранаты и апельсины. К фруктам были принесены сладкие слоеные лепешки из меда и мелко нарубленных орехов. На смену музыкантам, услаждавшим слух пирующих, на середину зала вышел фокусник, а за ним жонглеры.
Под одобрительные возгласы мастер иллюзий проткнул длинной иглой серебряную монету, а затем собственную ладонь. Одна за другой возникли на пустом столике под его волшебным платком семь маленьких зеленых черепашек. Проглотив пять круглых куриных яиц, он вытащил из-за щеки пять сверкающих радужных опалов и удалился из зала в тот самый миг, когда кто-то из гостей имел неосторожность восхищенно крикнуть: «Колдовство! Истинное колдовство!»
Сменившие фокусника жонглеры отвлекли собравшихся от невеселых мыслей о колдунах. Глядя, как они перебрасываются дюжиной сплетенных из цветных веревок мячей, ухитряясь постоянно держать в воздухе половину из них, гости забыли о винах и фруктах, а когда один из трех жонглеров, скинув пеструю хламиду, превратился в гибкую полуобнаженную девицу, даже Газахлар отставил свой кубок и перестал шушукаться с Анигьярой.
Для начала жонглеры выстроили пирамиду, и венчавшая ее девица коснулась руками потолка пиршественного зала. Потом парни, сложив руки лодочкой, принялись перекидывать ее друг другу, прошлись по залу на руках, прокатились друг за другом колесом, так что черные, повлажневшие от пота руки и ноги их мелькали словно спицы, и вновь начали жонглировать — на этот раз горящими факелами.
Небожители, настатиги, слуги и рабы Газахлара были в полном восторге. На взгляд самого хозяина особняка, зрелищу недоставало изысканности и изящества, но, устраивая его, он исходил из того, что изрядно переволновавшиеся за последнее время люди едва ли способны сейчас по достоинству оценить исполненную глубокого смысла пантомиму, семистрочные тонги, слагаемые искусниками на заданные слушателями темы, или танцы «живых цветов».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Кое-какие соображения на этот счет забрезжили у нее в мозгу, когда, проснувшись, она услышала от вездесущей Мутамак, что Газахлар, отдав все необходимые распоряжения, заперся с Таанретом в своем кабинете и они довольно долго беседовали. О чем, не удалось проведать даже ее любознательной служанке, сообщившей, однако, что собеседники остались довольны друг другом и, быть может, на пиру станет известно, до чего же они договорились.
Ильяс сгорала от любопытства: все, что касалось желтоглазого, было ей небезразлично. Она было даже решила порасспросить отца и уже отправилась на его розыски, но тут ее закрутил водоворот хозяйственных дел, и ей пришлось отказаться от своего намерения. Впрочем, полагая, что все тайное рано или поздно становится явным, девушка не слишком огорчилась, а оказавшись за пиршественным столом рядом с Таанретом, забыла и думать о его разговоре с отцом.
Она откровенно любовалась желтоглазым, его точными, уверенными движениями, умением вести непринужденную беседу и наслаждаться едой и питьем. Сейчас он совсем не был похож на того прежнего, которого ей довелось видеть в храме Балаала, в императорских садах, во время болезни и штурма «Мраморного логова». Теперь он не был заговорщиком, спасающимся от преследователей хищником, мучимым болезнью и сомневающимся членом Триумвирата, отважным воителем, вытаскивающим из горнила боя раненого соратника и готовым рубиться с целой ратью предателей. Это был улыбчивый и красивый, со вкусом одетый оксар лет двадцати пяти — двадцати восьми, понимающий толк в застольях, в меру легкомысленный и изысканный, — словом, человек ее круга. Трудно было поверить, что именно его сильное, отлично тренированное тело она еще несколько дней назад протирала смоченной в винном уксусе губкой, что это он бился, метался и стонал, пока она не прижалась к нему и не обняла, шепча ласковые и бессмысленные утешения…
Пир между тем шел своим чередом. Газахлар произнес приличествующую случаю речь, гости и обитатели «Мраморного логова» плеснули из кубков и чаш на пол, поминая погибших. Выпили за них в полной тишине и, подождав, пока сгорят благовонные палочки в поставцах, шумно воздали должное мужеству и отваге живых. Рабыни начали разносить блюда с жарким из молодых козлят, рис с изюмом и барбарисом, артишоки в оливковом масле и эстрагоновом соусе. Затем последовала баранья похлебка, тушеные дрозды, ножки ягнят и салаты из овощей: с бобами, обычной и цветной капустой, салатом-латуком, луком, огурцами, редисом, зелеными и спелыми маслинами. Круглые горячие хлебы соседствовали с румяными рисовыми булочками и пшеничными лепешками.
Газахлар умел быть хлебосольным, и, глядя на шумно веселящихся после обильных возлияний гостей, коим вторили доносившиеся со двора крики сотни настатигов, о коих хозяин особняка тоже, разумеется, не забыл позаботиться, Ильяс начала понимать, ради чего отец придал затеянному ею пиршеству столь небывалый размах. Это был первый пир, данный кем-либо из Небожителей после мятежа, и означать он должен был, помимо расположенности и доброжелательности одного из представителей старейших кланов и его гостей к новой власти, еще и возвращение к нормальной жизни. И пользы Триумвирату подобное действо могло принести не меньше, чем трясущимся по особнякам Небожителям. Наряду с этой хозяин «Мраморного логова» преследовал, безусловно, и более мелкие и определенные цели, временами поглядывая на свою дочь с таким видом, будто включил ее судьбу в одну из своих хитроумных комбинаций. Причем не последняя роль в них отводилась Таанрету, о чем тот, конечно же, не мог не догадываться и что отвечало, вероятно, его собственным планам.
Разговоров о будущем ни Ильяс, ни желтоглазый не заводили. Обмениваясь ничего не значащими, любезными фразами, осторожно подшучивая друг над другом, они словно выжидали чего-то. А пир длился и длился, вина и водка лились рекой, голоса становились все громче, речи все непринужденнее, и вот уже служанки и рабыни принялись освобождать столы для фруктов и сладких заедок.
Вместо опустевших блюд, тарелок и мисок с объедками появились гроздья пурпурного, желтого и зеленого винограда, инжир и финики, персики и абрикосы. В серебряных вазах и плетеных тарелочках гостям были предложены миндаль и фисташки, зеленые и золотистые груши, алые и лиловые сливы, вишни, гранаты и апельсины. К фруктам были принесены сладкие слоеные лепешки из меда и мелко нарубленных орехов. На смену музыкантам, услаждавшим слух пирующих, на середину зала вышел фокусник, а за ним жонглеры.
Под одобрительные возгласы мастер иллюзий проткнул длинной иглой серебряную монету, а затем собственную ладонь. Одна за другой возникли на пустом столике под его волшебным платком семь маленьких зеленых черепашек. Проглотив пять круглых куриных яиц, он вытащил из-за щеки пять сверкающих радужных опалов и удалился из зала в тот самый миг, когда кто-то из гостей имел неосторожность восхищенно крикнуть: «Колдовство! Истинное колдовство!»
Сменившие фокусника жонглеры отвлекли собравшихся от невеселых мыслей о колдунах. Глядя, как они перебрасываются дюжиной сплетенных из цветных веревок мячей, ухитряясь постоянно держать в воздухе половину из них, гости забыли о винах и фруктах, а когда один из трех жонглеров, скинув пеструю хламиду, превратился в гибкую полуобнаженную девицу, даже Газахлар отставил свой кубок и перестал шушукаться с Анигьярой.
Для начала жонглеры выстроили пирамиду, и венчавшая ее девица коснулась руками потолка пиршественного зала. Потом парни, сложив руки лодочкой, принялись перекидывать ее друг другу, прошлись по залу на руках, прокатились друг за другом колесом, так что черные, повлажневшие от пота руки и ноги их мелькали словно спицы, и вновь начали жонглировать — на этот раз горящими факелами.
Небожители, настатиги, слуги и рабы Газахлара были в полном восторге. На взгляд самого хозяина особняка, зрелищу недоставало изысканности и изящества, но, устраивая его, он исходил из того, что изрядно переволновавшиеся за последнее время люди едва ли способны сейчас по достоинству оценить исполненную глубокого смысла пантомиму, семистрочные тонги, слагаемые искусниками на заданные слушателями темы, или танцы «живых цветов».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110