Большую помощь в этой работе оказали киевляне.
В результате поездки у меня сложилось вполне ясное впечатление о Киевском укрепрайоне. Не совсем полноценный с точки зрения вооружения и сколоченности гарнизона, он все-таки представлял внушительную силу. Радовало, что командование района видит уязвимые места в обороне и принимает все меры к повышению ее устойчивости. А еще больше обнадеживал крепкий боевой дух войск. Несмотря на общую мрачную обстановку на фронте, среди бойцов и командиров не было и тени уныния. Все, с кем нам пришлось беседовать, жили одним чувством, которое хорошо выразил комендант дота № 205. Показывая оборудование и вооружение своей огневой точки, он воскликнул: «А вот и наш дом! Мы поклялись не покидать его. Ведь Киев позади!» Вот с этой мыслью: до последней капли крови защищать Киев — готовились все воины укрепленного района к предстоящему сражению.
Объехав южный, наиболее ответственный, сектор этого укрепрайона, мы решили не возвращаться в Святошино, а через Киев направились прямо в Бровары, куда прибыли поздней ночью.
ПРОДОЛЖАЕМ АТАКИ
В штабе фронта напряженная работа не прекращалась и ночью. Мои помощники находились на местах. На оперативных картах были аккуратно отмечены все изменения в обстановке. Быстро готовим данные для утреннего доклада командованию. На рассвете иду к начальнику штаба фронта. Мне сказали, что он у командующего. Тем лучше, доложу сразу обоим.
Оба генерала горячо спорили. Я сразу понял, что речь идет о 6-й армии. Что там еще стряслось?
Кирпонос сердито тряс пачкой телеграфных бланков. — До каких пор это будет продолжаться? Вместо того чтобы выполнять боевые приказы, командарм просит отменить их!
Пуркаев в ответ лишь пожимал плечами. Передав телеграмму начальнику штаба, командующий проворчал:
— Как будто только шестой армии сейчас трудно. Но ответ будет один: Музыченко должен неукоснительно выполнять приказ!
Заметив меня, командующий спросил:
— Ну что в укрепрайоне? Докладывайте! Я рассказал о своих впечатлениях, о намечаемой командованием укрепрайона перегруппировке войск, о настроении личного состава. Упомянул и о ранении Сысоева, о том, что ему сейчас трудно работать.
— Нужно подумать, Максим Алексеевич, — сказал Кирпонос Пуркаеву, — кого из генералов можно будет выделить для руководства укрепрайоном. Там сейчас сосредоточиваются крупные силы, и Сысоеву при теперешнем его состоянии не справиться…
Отдав необходимые указания по дальнейшему усилению обороны Киевского укрепленного района и обеспечению его в самом срочном порядке бронебойными снарядами, командующий фронтом приказал мне проследить за выдвижением войск на новые позиции.
Когда Кирпонос отпустил нас, начальник штаба молча сделал мне знак следовать за ним. Войдя в свой кабинет, он устало опустился на стул.
— Что случилось в шестой армии? — не утерпел я.
— А! — раздраженно махнул рукой Пуркаев. — Музыченко, получив нашу директиву о наступлении на Романовку, прислал нам вот это. Доказывает, что наступать не может… И как у него время находится для писания таких длинных докладов!
Зная генерала Музыченко как человека на редкость энергичного и не очень-то склонного к писанине, трудно было поверить, что у него хватило терпения на столь пространный документ. По-видимому, штабисты постарались.
Быстро просмотрев содержание доклада, я сказал, что если согласиться с этим предложением, то потеряет всякий смысл и наступление армии Потапова.
— Вот то-то и оно, — огорченно отозвался Пуркаев. — Выходит, мы должны перейти к пассивной обороне, а это позволит немцам беспрепятственно атаковать Киев. Именно поэтому мы не можем согласиться с доводами генерала Музыченко. Ставка требует от нас решительных контрударов с целью закрытия бреши и ликвидации вражеских сил. Что же, мы вместо выполнения приказа представим в Москву доклад о том, что у нас мало сил и мы не можем наступать в этих условиях? разве в Ставке и в Генеральном штабе не понимают, в каком положении находятся наши войска?!
Объективности ради должен заметить, что генерал Музыченко нисколько не сгущал красок, говоря о тяжелейшем положении своей армии и о недостатке сил для наступления. И все же в той обстановке, когда фронт был рассечен, иного выхода не было. Переход наших войск к пассивной обороне был бы лишь на руку противнику.
Контрудар 6-й армии на Романовку, если бы даже не привел к закрытию бреши в линии фронта, сковал бы в этом районе значительные силы противника, облегчив положение под Киевом. К тому же наступление наших войск давало надежду соединиться с окруженными севернее Нового Мирополя частями 7-го стрелкового корпуса.
Я спросил, готовить ли соответствующий ответ командованию 6-й армии. Пуркаев сказал, что в этом нет необходимости: к Музыченко выехал генерал Панюхов, который сообщит ему о решении Военного совета и проконтролирует выполнение директивы.
Наши контрудары под Новоград-Волынским и Бердичевом, хотя и не полностью, достигли цели, но фашистские войска были скованы в этом районе, и гитлеровскому командованию пришлось вводить свежие резервы. Из-за этого оно не решалось бросить свои главные силы на штурм Киева.
К чести генерала Музыченко, он сам понял важность контрударов и отдал их организации всю свою энергию. К сожалению, сил в его распоряжении оставалось все меньше. Надежды, что он сможет использовать для наступления на Романовку 16-й мехкорпус, не сбылись. Соединения этого корпуса постепенно втянулись в ожесточенные бои с бердичевской группировкой врага, и перебросить их в район нанесения контрудара так и не удалось. А нараставший натиск фашистских войск под Бердичевом сильно тревожил нас: они могли прорваться отсюда в тыл нашим 6-й и 12-й армиям. Поэтому командующий фронтом требовал от группы генерала Огурцова все новых и новых ударов по врагу. Группа С. Я. Огурцова и части 16-го мехкорпуса выполнили задачу. Наши войска сумели здесь на целую неделю задержать главные силы двух моторизованных корпусов из танковой группы генерала Клейста.
Высокую отвагу проявили бойцы и командиры мотострелкового батальона сводного отряда 8-й танковой дивизии 4-го мехкорпуса. Когда фашисты внезапно ворвались в Бердичев, мы не успели вывести из города 70 вагонов с боеприпасами. Нельзя было допустить, чтобы патроны, снаряды и авиабомбы, изготовленные руками советских людей, попали в руки врага. Было приказано уничтожить их. Это задание было возложено на батальон майора А. И. Копытина. Советские бойцы пробились на станцию. Фашисты отчаянно их атаковали, пытаясь окружить и уничтожить. Но никакие силы не могли заставить наших воинов отступить. И лишь когда саперы закончили минирование состава, майор Копытин подал команду пробиваться к своим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
В результате поездки у меня сложилось вполне ясное впечатление о Киевском укрепрайоне. Не совсем полноценный с точки зрения вооружения и сколоченности гарнизона, он все-таки представлял внушительную силу. Радовало, что командование района видит уязвимые места в обороне и принимает все меры к повышению ее устойчивости. А еще больше обнадеживал крепкий боевой дух войск. Несмотря на общую мрачную обстановку на фронте, среди бойцов и командиров не было и тени уныния. Все, с кем нам пришлось беседовать, жили одним чувством, которое хорошо выразил комендант дота № 205. Показывая оборудование и вооружение своей огневой точки, он воскликнул: «А вот и наш дом! Мы поклялись не покидать его. Ведь Киев позади!» Вот с этой мыслью: до последней капли крови защищать Киев — готовились все воины укрепленного района к предстоящему сражению.
Объехав южный, наиболее ответственный, сектор этого укрепрайона, мы решили не возвращаться в Святошино, а через Киев направились прямо в Бровары, куда прибыли поздней ночью.
ПРОДОЛЖАЕМ АТАКИ
В штабе фронта напряженная работа не прекращалась и ночью. Мои помощники находились на местах. На оперативных картах были аккуратно отмечены все изменения в обстановке. Быстро готовим данные для утреннего доклада командованию. На рассвете иду к начальнику штаба фронта. Мне сказали, что он у командующего. Тем лучше, доложу сразу обоим.
Оба генерала горячо спорили. Я сразу понял, что речь идет о 6-й армии. Что там еще стряслось?
Кирпонос сердито тряс пачкой телеграфных бланков. — До каких пор это будет продолжаться? Вместо того чтобы выполнять боевые приказы, командарм просит отменить их!
Пуркаев в ответ лишь пожимал плечами. Передав телеграмму начальнику штаба, командующий проворчал:
— Как будто только шестой армии сейчас трудно. Но ответ будет один: Музыченко должен неукоснительно выполнять приказ!
Заметив меня, командующий спросил:
— Ну что в укрепрайоне? Докладывайте! Я рассказал о своих впечатлениях, о намечаемой командованием укрепрайона перегруппировке войск, о настроении личного состава. Упомянул и о ранении Сысоева, о том, что ему сейчас трудно работать.
— Нужно подумать, Максим Алексеевич, — сказал Кирпонос Пуркаеву, — кого из генералов можно будет выделить для руководства укрепрайоном. Там сейчас сосредоточиваются крупные силы, и Сысоеву при теперешнем его состоянии не справиться…
Отдав необходимые указания по дальнейшему усилению обороны Киевского укрепленного района и обеспечению его в самом срочном порядке бронебойными снарядами, командующий фронтом приказал мне проследить за выдвижением войск на новые позиции.
Когда Кирпонос отпустил нас, начальник штаба молча сделал мне знак следовать за ним. Войдя в свой кабинет, он устало опустился на стул.
— Что случилось в шестой армии? — не утерпел я.
— А! — раздраженно махнул рукой Пуркаев. — Музыченко, получив нашу директиву о наступлении на Романовку, прислал нам вот это. Доказывает, что наступать не может… И как у него время находится для писания таких длинных докладов!
Зная генерала Музыченко как человека на редкость энергичного и не очень-то склонного к писанине, трудно было поверить, что у него хватило терпения на столь пространный документ. По-видимому, штабисты постарались.
Быстро просмотрев содержание доклада, я сказал, что если согласиться с этим предложением, то потеряет всякий смысл и наступление армии Потапова.
— Вот то-то и оно, — огорченно отозвался Пуркаев. — Выходит, мы должны перейти к пассивной обороне, а это позволит немцам беспрепятственно атаковать Киев. Именно поэтому мы не можем согласиться с доводами генерала Музыченко. Ставка требует от нас решительных контрударов с целью закрытия бреши и ликвидации вражеских сил. Что же, мы вместо выполнения приказа представим в Москву доклад о том, что у нас мало сил и мы не можем наступать в этих условиях? разве в Ставке и в Генеральном штабе не понимают, в каком положении находятся наши войска?!
Объективности ради должен заметить, что генерал Музыченко нисколько не сгущал красок, говоря о тяжелейшем положении своей армии и о недостатке сил для наступления. И все же в той обстановке, когда фронт был рассечен, иного выхода не было. Переход наших войск к пассивной обороне был бы лишь на руку противнику.
Контрудар 6-й армии на Романовку, если бы даже не привел к закрытию бреши в линии фронта, сковал бы в этом районе значительные силы противника, облегчив положение под Киевом. К тому же наступление наших войск давало надежду соединиться с окруженными севернее Нового Мирополя частями 7-го стрелкового корпуса.
Я спросил, готовить ли соответствующий ответ командованию 6-й армии. Пуркаев сказал, что в этом нет необходимости: к Музыченко выехал генерал Панюхов, который сообщит ему о решении Военного совета и проконтролирует выполнение директивы.
Наши контрудары под Новоград-Волынским и Бердичевом, хотя и не полностью, достигли цели, но фашистские войска были скованы в этом районе, и гитлеровскому командованию пришлось вводить свежие резервы. Из-за этого оно не решалось бросить свои главные силы на штурм Киева.
К чести генерала Музыченко, он сам понял важность контрударов и отдал их организации всю свою энергию. К сожалению, сил в его распоряжении оставалось все меньше. Надежды, что он сможет использовать для наступления на Романовку 16-й мехкорпус, не сбылись. Соединения этого корпуса постепенно втянулись в ожесточенные бои с бердичевской группировкой врага, и перебросить их в район нанесения контрудара так и не удалось. А нараставший натиск фашистских войск под Бердичевом сильно тревожил нас: они могли прорваться отсюда в тыл нашим 6-й и 12-й армиям. Поэтому командующий фронтом требовал от группы генерала Огурцова все новых и новых ударов по врагу. Группа С. Я. Огурцова и части 16-го мехкорпуса выполнили задачу. Наши войска сумели здесь на целую неделю задержать главные силы двух моторизованных корпусов из танковой группы генерала Клейста.
Высокую отвагу проявили бойцы и командиры мотострелкового батальона сводного отряда 8-й танковой дивизии 4-го мехкорпуса. Когда фашисты внезапно ворвались в Бердичев, мы не успели вывести из города 70 вагонов с боеприпасами. Нельзя было допустить, чтобы патроны, снаряды и авиабомбы, изготовленные руками советских людей, попали в руки врага. Было приказано уничтожить их. Это задание было возложено на батальон майора А. И. Копытина. Советские бойцы пробились на станцию. Фашисты отчаянно их атаковали, пытаясь окружить и уничтожить. Но никакие силы не могли заставить наших воинов отступить. И лишь когда саперы закончили минирование состава, майор Копытин подал команду пробиваться к своим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154