Натальино дружелюбие — это аванс.
Я взял у нее из рук рубашку, припоминая события вчерашнего вечера.
Счастливо оторвавшись от соколов, мы еще попетляли для надежности и остановились в каком-то из любимых Мокеичем переулков.
— Все, братцы-кролики, — сказал я своей команде. — Спасибо за службу. Теперь разбегаемся. На три ближайших дня даю вам всем отгулы и исчезните с горизонта. В деревню, на дачу, в гости к теще — куда хотите. Только не, отсвечивайте в городе. Завтра на ТВ может быть скандал, и лучше, чтобы вас на горизонте не было. Соколы шуток не понимают. Пока они опомнятся да остынут, должно пройти какое-то время. Но пока сматывайтесь. Я вас прикрою, а вы, если что, все валите на меня…
— Вот еще, — пробурчала Катя. — Что мы, маленькие? Не первый год вместе работаем…
— Именно, — наставительно сказал я. — Пора бы привыкнуть, что в таких случаях приказы начальника не обсуждают. Вот берите пример с Мокеича: сидит и не обсуждает.
— Тебя обсудишь, — хмыкнул Мокеич.
— Вот так-то, — удовлетворенно согласился я. — Все, расходняк. Мокеич, отгонишь «рафик» на нашу запасную стоянку… Кстати, — добавил я, — одолжи-ка начальнику свою старую тачку. На пару дней.
Мокеич с готовностью отдал мне ключи. У него был старый ушастый «Запорожец», который он давно терпеть не мог, мечтал кому-нибудь сплавить и пока ездил по доверенности на «нивке» своей тещи. Я же, разбивший свою «Волгу», с удовольствием пользовался ушастым уродцем. С ним я был спокоен: такую машину грабить не полезут.
— А сами вы куда сейчас? — спросил Журавлев. — Домой вам тем более нельзя. Может, к нам? Потеснимся… Жена будет рада, — закончил он неестественно бодрым голосом. Как видно, ему смертельно не хотелось одному возвращаться к семейным разговорам про темпы инфляции. И мне, по правде говоря, тем более.
— Я найду, куда ехать, — заверил я. — За меня прошу не беспокоиться, не пропаду.
— К Алле Евгеньевне поедете? — ревниво спросила Катюша. — Или к Татьяне? А может, к Наталье или Верочке с «Мосфильма»?
Каким-то образом Катя всегда была в курсе всех моих личных дел. Она знала многое, хотя и не все. Женская интуиция у нее была развита отменно. Я был для нее чуть больше, чем просто любимый начальник.
— Катюша, — проникновенным голосом произнес я. — Рыбка моя, мечта моя. Ты ведь знаешь, я поехал бы только к тебе. Но ведь Петюня… И потом Борис Игоревич едва ли будет доволен…
Катюша примолкла. Супруг Борис Игоревич едва ли был бы доволен. Я подозреваю, что он и так имел на меня огромнейший зуб из-за вечерних записей нашей программы. Возможно, он подозревал, что дело не только в записях…
Мы подбросили до дома Журавлева, потом Катю. После чего Мокеич вопросительно поглядел на меня:
— Куда ехать, шеф?
Я задал ему направление, в самом общем виде, а потом задумался. Если соколы до утра не угомонятся, меня станут искать в первую очередь. Значит, адрес мой на ближайшие день-два никто не должен был знать. В районе Тверской, куда держал путь наш «рафик», у меня было три варианта. Алла Евгеньевна, Наталья и Вита. Насколько я помню из истории, Ясир Арафат, проживая в Тунисе и опасаясь покушений, каждый вечер менял свой адрес, доверяясь случаю: подбрасывал драхму. У меня была штука получше. Я выудил из наружного кармана рубашки пластмассовый кубик и загадал: один, два — иду к Алле, три — четыре — ночую у Виты. А если выпадет пятерка или шестерка — делать нечего, придется идти к Наталье. Честно говоря, хотелось мне к Алле, но там меня и проще всего было отыскать. Доверимся-ка случаю.
Метод Арафата дал мне шестерку. Против судьбы не пойдешь.
— Стой, — сказал я Мокеичу. — Дальше я пешком. А ты лучше позабудь, в какую сторону ты меня вез.
— Будет сделано, — миролюбиво сказал Мокеич и умчался.
Так я попал к Наталье.
Я провел рукой по карману рубашки, кубик был там. Маленькое орудие Фатума. Если бы не он, был бы я сейчас у Аллы и пил бы чай… без сахара и безо всего. В том числе и без хлеба. Вечно у Аллы холодильник пустой, и если приходишь без предупреждения — пеняй на себя.
В этом отношении кубик выбрал Наталью недаром. За ее завтраки ей можно простить очень многое. Даже три золотых передних зуба. Даже неправильные ударения, которые она иногда расставляла в иностранных словах. Наталья была женщиной умной и начитанной. Но что же поделать, если в книгах на иностранных словах ударения не ставятся — догадайся, мол, сама. Наталья догадывалась, но части неправильно.
Раньше меня это раздражало, но потом я привык.
Кстати, к ее потрясающим котлетам я привык еще раньше.
Я доел свою порцию, глотнул компоту и только тогда взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Так. Теперь надо позвонить на работу и Дроздову, как договорились.
Только, конечно, не из квартиры. Я пошарил в карманах.
— Наташ, у тебя жетон есть? — спросил я.
У хозяйственной Наташи жетонов нашлась целая пригоршня. Я взял парочку. Потом, подумав, взял еще два. Телефоны-автоматы, производимые в нашей стране, на редкость ненадежны. Это вам не автоматы Калашникова.
Глава 49
МАКС ЛАПТЕВ
На мой звонок долго никто не открывал. Наконец, за дверью я услышал шаркающие шаги.
— Кто это там? — спросил старушечий голос из-за двери.
— Милиция, — строго произнес я. — Трахтенберг здесь проживает?
Дверь приоткрылась сантиметров на пять, в проеме блеснула цепочка. Хозяйка, видимо, обсмотрела мою милицейскую форму, осталась довольна и, наконец, пустила меня внутрь. Но не далее прихожей.
Старушка была как в книге «Преступление и наказание». Грязноватый халат, крысиный хвостик волос. Из кухни несло чем-то горелым и противным. Да и квартирка сама выглядела на редкость противно. Чувствовалось, что живут здесь не очень давно, но уже успели все основательно загадить. Стены были в какой-то жирной копоти и, случайно коснувшись одной из стен, я думал о том, обо что же вытереть руку.
— Трахберги? — радостно сказала старушка. — Уехали, уехали они. В Израиль, значит, подались. Квартирку продали и поминай как звали. Скатертью дорога. Пущай отдохнет от них Россия-матушка… — Тут старуха тревожно посмотрела мне в лицо и спросила: — Извиняйте. А вас, товарищ милиционер, как, к примеру, звать-величать?
— Лаптев, — отрапортовал я. — По имени Максим, по отчеству Анатольевич. По званию — капитан. Что вас еще интересует?
Старушка успокоилась.
— Да нет, — ответила она. — Ничего, товарищ милиционер. Я подумала, может, вы из этих…
— Из каких? — переспросил я. Очень я не люблю таких разговоров. В эти минуты мне хочется, хоть ненадолго, стать евреем.
Старуха засмущалась и ничего не ответила. Словно бы ей на подмогу из комнаты в прихожую вышел мужик лет сорока, со встрепанными волосами, в трусах, в майке и в шлепанцах. В руках он держал наполовину опустошенную банку с солеными помидорами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Я взял у нее из рук рубашку, припоминая события вчерашнего вечера.
Счастливо оторвавшись от соколов, мы еще попетляли для надежности и остановились в каком-то из любимых Мокеичем переулков.
— Все, братцы-кролики, — сказал я своей команде. — Спасибо за службу. Теперь разбегаемся. На три ближайших дня даю вам всем отгулы и исчезните с горизонта. В деревню, на дачу, в гости к теще — куда хотите. Только не, отсвечивайте в городе. Завтра на ТВ может быть скандал, и лучше, чтобы вас на горизонте не было. Соколы шуток не понимают. Пока они опомнятся да остынут, должно пройти какое-то время. Но пока сматывайтесь. Я вас прикрою, а вы, если что, все валите на меня…
— Вот еще, — пробурчала Катя. — Что мы, маленькие? Не первый год вместе работаем…
— Именно, — наставительно сказал я. — Пора бы привыкнуть, что в таких случаях приказы начальника не обсуждают. Вот берите пример с Мокеича: сидит и не обсуждает.
— Тебя обсудишь, — хмыкнул Мокеич.
— Вот так-то, — удовлетворенно согласился я. — Все, расходняк. Мокеич, отгонишь «рафик» на нашу запасную стоянку… Кстати, — добавил я, — одолжи-ка начальнику свою старую тачку. На пару дней.
Мокеич с готовностью отдал мне ключи. У него был старый ушастый «Запорожец», который он давно терпеть не мог, мечтал кому-нибудь сплавить и пока ездил по доверенности на «нивке» своей тещи. Я же, разбивший свою «Волгу», с удовольствием пользовался ушастым уродцем. С ним я был спокоен: такую машину грабить не полезут.
— А сами вы куда сейчас? — спросил Журавлев. — Домой вам тем более нельзя. Может, к нам? Потеснимся… Жена будет рада, — закончил он неестественно бодрым голосом. Как видно, ему смертельно не хотелось одному возвращаться к семейным разговорам про темпы инфляции. И мне, по правде говоря, тем более.
— Я найду, куда ехать, — заверил я. — За меня прошу не беспокоиться, не пропаду.
— К Алле Евгеньевне поедете? — ревниво спросила Катюша. — Или к Татьяне? А может, к Наталье или Верочке с «Мосфильма»?
Каким-то образом Катя всегда была в курсе всех моих личных дел. Она знала многое, хотя и не все. Женская интуиция у нее была развита отменно. Я был для нее чуть больше, чем просто любимый начальник.
— Катюша, — проникновенным голосом произнес я. — Рыбка моя, мечта моя. Ты ведь знаешь, я поехал бы только к тебе. Но ведь Петюня… И потом Борис Игоревич едва ли будет доволен…
Катюша примолкла. Супруг Борис Игоревич едва ли был бы доволен. Я подозреваю, что он и так имел на меня огромнейший зуб из-за вечерних записей нашей программы. Возможно, он подозревал, что дело не только в записях…
Мы подбросили до дома Журавлева, потом Катю. После чего Мокеич вопросительно поглядел на меня:
— Куда ехать, шеф?
Я задал ему направление, в самом общем виде, а потом задумался. Если соколы до утра не угомонятся, меня станут искать в первую очередь. Значит, адрес мой на ближайшие день-два никто не должен был знать. В районе Тверской, куда держал путь наш «рафик», у меня было три варианта. Алла Евгеньевна, Наталья и Вита. Насколько я помню из истории, Ясир Арафат, проживая в Тунисе и опасаясь покушений, каждый вечер менял свой адрес, доверяясь случаю: подбрасывал драхму. У меня была штука получше. Я выудил из наружного кармана рубашки пластмассовый кубик и загадал: один, два — иду к Алле, три — четыре — ночую у Виты. А если выпадет пятерка или шестерка — делать нечего, придется идти к Наталье. Честно говоря, хотелось мне к Алле, но там меня и проще всего было отыскать. Доверимся-ка случаю.
Метод Арафата дал мне шестерку. Против судьбы не пойдешь.
— Стой, — сказал я Мокеичу. — Дальше я пешком. А ты лучше позабудь, в какую сторону ты меня вез.
— Будет сделано, — миролюбиво сказал Мокеич и умчался.
Так я попал к Наталье.
Я провел рукой по карману рубашки, кубик был там. Маленькое орудие Фатума. Если бы не он, был бы я сейчас у Аллы и пил бы чай… без сахара и безо всего. В том числе и без хлеба. Вечно у Аллы холодильник пустой, и если приходишь без предупреждения — пеняй на себя.
В этом отношении кубик выбрал Наталью недаром. За ее завтраки ей можно простить очень многое. Даже три золотых передних зуба. Даже неправильные ударения, которые она иногда расставляла в иностранных словах. Наталья была женщиной умной и начитанной. Но что же поделать, если в книгах на иностранных словах ударения не ставятся — догадайся, мол, сама. Наталья догадывалась, но части неправильно.
Раньше меня это раздражало, но потом я привык.
Кстати, к ее потрясающим котлетам я привык еще раньше.
Я доел свою порцию, глотнул компоту и только тогда взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Так. Теперь надо позвонить на работу и Дроздову, как договорились.
Только, конечно, не из квартиры. Я пошарил в карманах.
— Наташ, у тебя жетон есть? — спросил я.
У хозяйственной Наташи жетонов нашлась целая пригоршня. Я взял парочку. Потом, подумав, взял еще два. Телефоны-автоматы, производимые в нашей стране, на редкость ненадежны. Это вам не автоматы Калашникова.
Глава 49
МАКС ЛАПТЕВ
На мой звонок долго никто не открывал. Наконец, за дверью я услышал шаркающие шаги.
— Кто это там? — спросил старушечий голос из-за двери.
— Милиция, — строго произнес я. — Трахтенберг здесь проживает?
Дверь приоткрылась сантиметров на пять, в проеме блеснула цепочка. Хозяйка, видимо, обсмотрела мою милицейскую форму, осталась довольна и, наконец, пустила меня внутрь. Но не далее прихожей.
Старушка была как в книге «Преступление и наказание». Грязноватый халат, крысиный хвостик волос. Из кухни несло чем-то горелым и противным. Да и квартирка сама выглядела на редкость противно. Чувствовалось, что живут здесь не очень давно, но уже успели все основательно загадить. Стены были в какой-то жирной копоти и, случайно коснувшись одной из стен, я думал о том, обо что же вытереть руку.
— Трахберги? — радостно сказала старушка. — Уехали, уехали они. В Израиль, значит, подались. Квартирку продали и поминай как звали. Скатертью дорога. Пущай отдохнет от них Россия-матушка… — Тут старуха тревожно посмотрела мне в лицо и спросила: — Извиняйте. А вас, товарищ милиционер, как, к примеру, звать-величать?
— Лаптев, — отрапортовал я. — По имени Максим, по отчеству Анатольевич. По званию — капитан. Что вас еще интересует?
Старушка успокоилась.
— Да нет, — ответила она. — Ничего, товарищ милиционер. Я подумала, может, вы из этих…
— Из каких? — переспросил я. Очень я не люблю таких разговоров. В эти минуты мне хочется, хоть ненадолго, стать евреем.
Старуха засмущалась и ничего не ответила. Словно бы ей на подмогу из комнаты в прихожую вышел мужик лет сорока, со встрепанными волосами, в трусах, в майке и в шлепанцах. В руках он держал наполовину опустошенную банку с солеными помидорами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96