Она кивком головы поблагодарила своего жениха, быстро поцеловала его в губы и, вытянув вперед руки, кинулась к Аввакуму.
— С позавчерашнего вечера вы передо мной в долгу, — сказала она. — Помните?
— Помню, — ответил Аввакум и впервые в жи.ни почувствовал слабость в коленках.
— Боцман!
В двери, ведущей на кухню, блеснуло потное красное лицо бывшего кока. Заметив в прихожей гостью, он тут же по-солдатски вытянулся в струнку.
— Слушаю, ваше благородие, — отозвался он. Его голос звучал не в меру серьезно для ее невинной игры.
— Пойди возьми гармонь — и на палубу! — приказала Прекрасная фея.
Когда он появился с гармонью в руках, Хари сидел в прихожей на единственном стуле и со спокойным видом курил сигарету.
— «Дунайские волны» — засмеялась Прекрасная фея и положила на плечо Аввакума руку. — Он играет одни только вальсы, — шепнула она ему на ухо. Затем спросила: — Вы танцуете вальс?
— Впервые в жизни, — ответил Аввакум. Неприятная слабость в коленях исчезла.
«Боцман» приподнял растянутую гармонь, и его пальцы зашарили по старым пожелтевшим клавишам. «Жить тебе то ста лет!» — подумал Аввакум и стал про себя отсчитывать: «Шаг, полшага, раз-два-три!» Теперь действительно закружился в танце весь мир. Вешние воды разрушили преграду, и по цветущим лугам с перезвоном бегут ручейки. В лазурном воздухе трепетно блестит серебряное солнце, на изумрудном небосводе плывут лиловые облака. Яркая радуга то поднимается, то опускается, за нею тянутся пышные шлейфы, и вот она вдруг превращается в огромный фейерверк. С высоты, словно дождь, падают разноцветные капельки света. Шаг, полшага, раз-два-три! Кто сомневался в том, что мир прекрасен? Из ручейков образуется тихая полноводная река, и в ее голубые воды с улыбкой смотрится небо. Что у него в руках? Кусочек радуги? Но разве радуга способна так благоухать, разве у радуги могут быть волосы, грудь?
— Спокойнее, а то чего доброго вылетим из прихожей на улицу! — смеется Прекрасная фея.
Нет, они не вылетят. Он впервые вкушал до сих пор неведомую ему радость, и не удивительно, если немного перестарался. Открывая новый для себя мир, он, наверно, выглядел смешным.
Аввакум подвел Прекрасную фею к стулу, у которого сидел Хари, и сказал:
— Вот, Хари, твоя невеста. Танцуй теперь с нею ты, а я вас запечатлею на киноленте. В день, когда вы будете праздновать вашу серебряную свадьбу, мы с вами покрутим этот фильм и от души посмеемся.
— Боцман, давай-ка что-нибудь из «Веселой вдовы»! — кричит возбужденная Прекрасная фея. Глаза ее вызывающе горят, хотя блеск их уже не так ярок.
«Боцман» со свирепым выражением лица растягивает гармонь. Его огромные лапы, кажется, готовы кого-то раздавить. Аввакум нажал на рычажок кинокамеры: в объективе Хари и Прекрасная фея.
Вдруг сверху донесся голос профессора:
— Потише, не шумите!
Он прозвучал, как сигнал тревоги. Все замерли на какое-то время.
— Пойдемте в лес, — тихо предложила Прекрасная фея. — Хотите?
Обед прошел весело. Даже профессор несколько оживился. Перед тем как выпить свой кофе, он сказал:
— Я решаю, дети. — Он пристально всматривался в племянника и в Прекрасную фею. — Решаю труднейший ребус, какого мне еще ни разу не приходилось решать в жизни. — Он помолчал немного, отпил кофе и добавил: — Ужасный ребус! Должен вам признаться, дети, что я уже наполовину решил его. — Он почему-то по-прежнему пристально, не мигая, смотрел только на них. — Но до наступления сумерек я его окончательно одолею, будь он неладен. Можете не сомневаться!
— Непременно, дядя! — прощебетала Прекрасная фея. — Вы его решите, этот ребус, мы абсолютно уверены, что вы решите его, правда, Хари?
— О чем говорить, — буркнул в ответ Хари и зевнул. Он по-прежнему все время что-то чертил и мастерил в связи с предстоящей выставкой.
«Боцман» помог профессору подняться в свой кабинет.
Снег прекратился, полил дождь. Капли стучали по стеклу сердито и настойчиво. С пасмурного неба как будто уже начинали спускаться ранние сумерки.
«Боцман» тихонько спел несколько испанских песен, едва касаясь пальцами струн своей видавшей виды гитары. Потом вдруг опустил руки и умолк.
Молчали и остальные. Был слышен лишь перестук дождевых капель по оконным стеклам. Казалось, будто это не капли ударялись о стекло, а стучали чьи-то костлявые пальцы.
— С профессором творится что-то неладное, — сказал «боцман».
— Почему? Что с ним может быть? — равнодушно спросил Хари.
— С ним творится что-то неладное, — упрямо стоял на своем «боцман».
Он сидел неподвижно, словно бы прислушивался к самому себе, потом положил гитару на плечо и, бесшумно ступая, сгорбившись, неторопливо удалился к себе на кухню.
— Что-то стало прохладно, — сказала Прекрасная фея. — Вам не кажется, что стало заметно холодней? — Она посмотрела на Аввакума, но тот в это время глядел в окно. По стеклу струйками стекала вода.
— Возможно, — кивнул Хари.
— Послушайте, — продолжала она. — Вам не кажется, что нам пора уходить отсюда?
— Это идея, — улыбнулся Хари. — Нам бы стоило пойти в кино. Тут рядом идет какой-то веселый фильм.
— Куда угодно, только давайте уйдем отсюда. Неужели вам не холодно?
Хари поднялся наверх предупредить дядю, что они уходят.
Пока Прекрасная фея надевала пальто, Аввакум сделал еще несколько снимков. Говорить ему не хотелось, и надо было чем-то заняться. Когда по лестнице стал спускаться Хари, Аввакум направил на него аппарат и снова прошуршала бобина.
— Неужели тебе не надоело? — завопил Хари.
— Нам надоело ждать тебя! — топнула ногой Прекрасная фея.
— Потише, не шумите! — глухо отозвался профессор.
Голос его казался сиплым. Аввакум повторил про себя слова «боцмана»: «С профессором творится что-то неладное», и по его спине побежали мурашки. Профессор как-никак человек пожилой, и притом он слишком изможден.
Когда они вышли на середину улицы, им в лицо подул резкий ветер и, чтобы защититься от хлынувшего дождя, им пришлось обернуться кругом. И тут почему-то все трое как по команде посмотрели на окно профессорской комнаты, словно их вынудили это сделать. Огромный абажур высокой настольной лампы сиял мягким зеленоватым светом. Профессор сидел в своем «чудо-кресле», чуть подавшись вперед, и сердито смотрел им вслед.
— Бр-р-р. холодно! — вздрогнула Прекрасная фея. Она повернулась и побежала навстречу дождю.
«Он и до обеда смотрел точно так же», — подумал Аввакум. Они с Хари молча пошли дальше и догнали Марию.
— Вы плететесь как на похоронах, — запротестовала она. — Нельзя ли побыстрей?
В это мгновение они услышали позади себя голос «боцмана».
Он бежал, размахивая руками, и что-то кричал, но зачем они ему понадобились, и что он хотел, понять было трудно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— С позавчерашнего вечера вы передо мной в долгу, — сказала она. — Помните?
— Помню, — ответил Аввакум и впервые в жи.ни почувствовал слабость в коленках.
— Боцман!
В двери, ведущей на кухню, блеснуло потное красное лицо бывшего кока. Заметив в прихожей гостью, он тут же по-солдатски вытянулся в струнку.
— Слушаю, ваше благородие, — отозвался он. Его голос звучал не в меру серьезно для ее невинной игры.
— Пойди возьми гармонь — и на палубу! — приказала Прекрасная фея.
Когда он появился с гармонью в руках, Хари сидел в прихожей на единственном стуле и со спокойным видом курил сигарету.
— «Дунайские волны» — засмеялась Прекрасная фея и положила на плечо Аввакума руку. — Он играет одни только вальсы, — шепнула она ему на ухо. Затем спросила: — Вы танцуете вальс?
— Впервые в жизни, — ответил Аввакум. Неприятная слабость в коленях исчезла.
«Боцман» приподнял растянутую гармонь, и его пальцы зашарили по старым пожелтевшим клавишам. «Жить тебе то ста лет!» — подумал Аввакум и стал про себя отсчитывать: «Шаг, полшага, раз-два-три!» Теперь действительно закружился в танце весь мир. Вешние воды разрушили преграду, и по цветущим лугам с перезвоном бегут ручейки. В лазурном воздухе трепетно блестит серебряное солнце, на изумрудном небосводе плывут лиловые облака. Яркая радуга то поднимается, то опускается, за нею тянутся пышные шлейфы, и вот она вдруг превращается в огромный фейерверк. С высоты, словно дождь, падают разноцветные капельки света. Шаг, полшага, раз-два-три! Кто сомневался в том, что мир прекрасен? Из ручейков образуется тихая полноводная река, и в ее голубые воды с улыбкой смотрится небо. Что у него в руках? Кусочек радуги? Но разве радуга способна так благоухать, разве у радуги могут быть волосы, грудь?
— Спокойнее, а то чего доброго вылетим из прихожей на улицу! — смеется Прекрасная фея.
Нет, они не вылетят. Он впервые вкушал до сих пор неведомую ему радость, и не удивительно, если немного перестарался. Открывая новый для себя мир, он, наверно, выглядел смешным.
Аввакум подвел Прекрасную фею к стулу, у которого сидел Хари, и сказал:
— Вот, Хари, твоя невеста. Танцуй теперь с нею ты, а я вас запечатлею на киноленте. В день, когда вы будете праздновать вашу серебряную свадьбу, мы с вами покрутим этот фильм и от души посмеемся.
— Боцман, давай-ка что-нибудь из «Веселой вдовы»! — кричит возбужденная Прекрасная фея. Глаза ее вызывающе горят, хотя блеск их уже не так ярок.
«Боцман» со свирепым выражением лица растягивает гармонь. Его огромные лапы, кажется, готовы кого-то раздавить. Аввакум нажал на рычажок кинокамеры: в объективе Хари и Прекрасная фея.
Вдруг сверху донесся голос профессора:
— Потише, не шумите!
Он прозвучал, как сигнал тревоги. Все замерли на какое-то время.
— Пойдемте в лес, — тихо предложила Прекрасная фея. — Хотите?
Обед прошел весело. Даже профессор несколько оживился. Перед тем как выпить свой кофе, он сказал:
— Я решаю, дети. — Он пристально всматривался в племянника и в Прекрасную фею. — Решаю труднейший ребус, какого мне еще ни разу не приходилось решать в жизни. — Он помолчал немного, отпил кофе и добавил: — Ужасный ребус! Должен вам признаться, дети, что я уже наполовину решил его. — Он почему-то по-прежнему пристально, не мигая, смотрел только на них. — Но до наступления сумерек я его окончательно одолею, будь он неладен. Можете не сомневаться!
— Непременно, дядя! — прощебетала Прекрасная фея. — Вы его решите, этот ребус, мы абсолютно уверены, что вы решите его, правда, Хари?
— О чем говорить, — буркнул в ответ Хари и зевнул. Он по-прежнему все время что-то чертил и мастерил в связи с предстоящей выставкой.
«Боцман» помог профессору подняться в свой кабинет.
Снег прекратился, полил дождь. Капли стучали по стеклу сердито и настойчиво. С пасмурного неба как будто уже начинали спускаться ранние сумерки.
«Боцман» тихонько спел несколько испанских песен, едва касаясь пальцами струн своей видавшей виды гитары. Потом вдруг опустил руки и умолк.
Молчали и остальные. Был слышен лишь перестук дождевых капель по оконным стеклам. Казалось, будто это не капли ударялись о стекло, а стучали чьи-то костлявые пальцы.
— С профессором творится что-то неладное, — сказал «боцман».
— Почему? Что с ним может быть? — равнодушно спросил Хари.
— С ним творится что-то неладное, — упрямо стоял на своем «боцман».
Он сидел неподвижно, словно бы прислушивался к самому себе, потом положил гитару на плечо и, бесшумно ступая, сгорбившись, неторопливо удалился к себе на кухню.
— Что-то стало прохладно, — сказала Прекрасная фея. — Вам не кажется, что стало заметно холодней? — Она посмотрела на Аввакума, но тот в это время глядел в окно. По стеклу струйками стекала вода.
— Возможно, — кивнул Хари.
— Послушайте, — продолжала она. — Вам не кажется, что нам пора уходить отсюда?
— Это идея, — улыбнулся Хари. — Нам бы стоило пойти в кино. Тут рядом идет какой-то веселый фильм.
— Куда угодно, только давайте уйдем отсюда. Неужели вам не холодно?
Хари поднялся наверх предупредить дядю, что они уходят.
Пока Прекрасная фея надевала пальто, Аввакум сделал еще несколько снимков. Говорить ему не хотелось, и надо было чем-то заняться. Когда по лестнице стал спускаться Хари, Аввакум направил на него аппарат и снова прошуршала бобина.
— Неужели тебе не надоело? — завопил Хари.
— Нам надоело ждать тебя! — топнула ногой Прекрасная фея.
— Потише, не шумите! — глухо отозвался профессор.
Голос его казался сиплым. Аввакум повторил про себя слова «боцмана»: «С профессором творится что-то неладное», и по его спине побежали мурашки. Профессор как-никак человек пожилой, и притом он слишком изможден.
Когда они вышли на середину улицы, им в лицо подул резкий ветер и, чтобы защититься от хлынувшего дождя, им пришлось обернуться кругом. И тут почему-то все трое как по команде посмотрели на окно профессорской комнаты, словно их вынудили это сделать. Огромный абажур высокой настольной лампы сиял мягким зеленоватым светом. Профессор сидел в своем «чудо-кресле», чуть подавшись вперед, и сердито смотрел им вслед.
— Бр-р-р. холодно! — вздрогнула Прекрасная фея. Она повернулась и побежала навстречу дождю.
«Он и до обеда смотрел точно так же», — подумал Аввакум. Они с Хари молча пошли дальше и догнали Марию.
— Вы плететесь как на похоронах, — запротестовала она. — Нельзя ли побыстрей?
В это мгновение они услышали позади себя голос «боцмана».
Он бежал, размахивая руками, и что-то кричал, но зачем они ему понадобились, и что он хотел, понять было трудно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38