В целостную картину все это как-то не складывалось.
Хаарт покосился на меня и стал убирать со стола. Я даже не пыталась ему помочь — просто сидела и смотрела, как он складывает посуду в раковину. Он сказал:
— В следующий раз твоя очередь.
— Ладно. А чем тут вообще люди занимаются?
— Живут. Так же, как и везде.
— Мы долго ехали. Два дня. И не встретили никого. Ни одного человека. Где все?
— На краю леса есть несколько деревень. И еще город, не очень далеко. Но людей тут не много, это правда.
— У нас… — Я закрыла глаза и откинулась на спинку стула — даже этот мягкий свет сейчас казался невыносимым — все по-другому. Всего очень много…слишком много.
Хаарт перестал греметь посудой. Я приоткрыла глаза — он, обернувшись, глядел на меня.
— Здесь и правда, спокойно, — наконец, сказал он.
Здесь, действительно, было спокойно. Меня словно покачивало на теплых волнах, страх куда-то ушел, словно ему в этом мире действительно не было места. За окном темное небо несколько раз вспыхнуло — дальние зарницы высветили края туч, потом, через сто лет, я услышала тихий рокот.
Хаарт сказал:
— Ты хотела пройти обратно… Если это тебе действительно нужно, я смогу провести тебя туда через пару дней. Но, мне кажется, лучше будет, если ты останешься здесь. Если там тебя ничего не держит.
Я подняла голову. За его спиной было витражное окно, цветные блики лежали на каменном полу, на темной столешнице. Там, за окном, в темноте, раскинулся непонятный чужой мир. Не более чужой и непонятный, чем тот, который я оставила там, по ту сторону темного лабиринта, в грязи и холоде.
— Не держит, — сказала я. — Нет.
3.
Мне действительно пришлось выучить язык — когда у Хаарта лопнуло терпение, он просто перестал разговаривать со мной на языке той стороны. На самом деле, оказалось, что это не так уж и сложно если иметь стимул.
Вскоре он сказал, что ему нужно отвести вторую лошадь к сульпам — он уехал и пропадал дня четыре. С его уходом все мое спокойствие куда-то делось — ночами я бродила по дому, заглядывала в углы, прислушивалась к несуществующим шагам. Дом принадлежал ему, а не мне, и не то, чтобы становился враждебным — просто не обращал на меня внимания. Я закрыла изнутри ворота и ночами запирала на внутренний засов входную дверь — мне мерещились всякие ужасы. Как оказалось, не напрасно.
Хаарт приехал очень мрачный. Он привел другую лошадь, вместо той, прежней, уж не знаю, где он ее раздобыл — крупную гнедую кобылу, с которой мы сразу поладили и рассказал, что до него дошли неприятные известия — кто-то из наших военных обнаружил Проход.
Видимо, на той стороне все было уж очень плохо — Хаарт не стал рассказывать, как обстоят дела, а мне не удалось ничего от него добиться, — раз вооруженные доблестные наши войска храбро ринулись неизвестно куда. Их больше двухсот человек — сказал он — они натащили с собой кучу оружия и уже постреливают. А с перепугу от них можно ожидать чего угодно.
Он ходил по дому черный и только к вечеру мне удалось вытянуть из него, что еще случилось.
— Те сульпы, которых ты тогда так испугалась, — сказал он. — Они поселились возле Прохода.
Я уже поняла, что произошло, но дала ему договорить. Может, ему станет легче, если он сам все расскажет.
— Они их убили, всех. Все становище. Перестреляли из автоматов. Они же совсем безобидные, сульпы! Они, наверняка, даже не могли понять, что происходит.
Это меня не удивило. Другого я и не ожидала — для наших людей, оказавшихся в незнакомом месте, озлобленных, испуганных, да еще и вооруженных, это была вполне естественная реакция. Что-то вроде условного рефлекса. Но на этом ведь не кончится…
Я сказала:
— О, Господи! Хаарт, да ведь они тут всех перебьют. С ними нужно что-то делать. Представь себе, что вся эта вооруженная банда ввалится сюда и…
Он покачал головой.
— Ты не понимаешь. Никто с ними ничего не будет делать. Просто не сможет.
— Не сможет? Почему?
— Я же говорил тебе — тут никто никого не убивает. Тут не бывает войн. Тем более, что нужно собраться всем вместе, договориться как-то, собрать оружие… нет. Никогда я ни о чем таком не слышал. Никто тут не будет обороняться — организованно, во всяком случае. Да и поодиночке — вряд ли.
— Но тогда…
— Прожить в лесу не так-то просто, — сказал он. — Посмотрим, что будет через пару месяцев.
— Но если они выйдут сюда?
— Нет, — сказал он, — не думаю. Они скрываются где-то в лесу. Похоже, они не очень-то любят открытые пространства. Тем более, скоро начнется Кочевье. Их тут сметет с лица земли, просто.
— Эти… миграции животных?
— Ты не представляешь себе, что это такое, — возразил он, — они идут сплошным потоком, сотни, тысячи. Когда они уходят, тут нет травы. Вся земля разворочена, вытоптана… И они опасны. Многие среди них опасны. Ты же видела, какая ограда вокруг дома. Это от них, от хаэд. И это при том, что холм они огибают стороной. Они движутся мимо холма — туда, на побережье.
Я попробовала представить себе то, о чем он рассказывал — темная, шевелящаяся масса, покрывающая равнину от горизонта до горизонта, распадается на два потока, огибая холм. Их должно быть видно с верхней площадки лестницы — не слишком приятное зрелище.
— Нам нужно съездить в город — сказал Хаарт.
Я даже слегка удивилась. До сих пор он не говорил ни о каких поездках и пресекал все мои попытки поближе познакомиться с окружающим миром. Я так и не видела тут никого больше — за все прошедшее время.
— Кочевье запрет нас надолго — объяснил он, — а продукты на исходе. Тебе нужно купить какую-нибудь приличную одежду. Седла второго тоже нет. Ну, и, может, узнаем какие-то новости.
Раньше я бы обрадовалась предстоящей поездке, но сейчас мне что-то расхотелось выходить за пределы дома — я была слишком напугана всеми его рассказами. Но пререкаться с Хаартом мне не хотелось — при его теперешнем настроении. Я только спросила, берет ли он с собой какое-нибудь оружие и немного успокоилась, когда он сказал, что да, берет.
Мне было страшно. Какое угодно зверье лучше, чем те ребятишки, с которыми я повстречалась тогда, на развалинах, ночью.
Чтобы как-то отогнать грызущие страхи, я попыталась отвлечься, пробуя представить себе этот самый город, однако, ничего разумного при этом слове в голову не приходило. Во всяком случае, вряд ли он будет похож на наши города — слишком уж тут все по-другому. Из рассказов Хаарта я сделала вывод, люди тут не слишком активно общаются между собой, даже, похоже, стараются избегать друг друга. А ведь город — это везде, в любой культуре предполагает скопление народа, разве не так?
Странно, однако, что они тут все воспринимают с таким фатализмом — просто сидят и ждут, что будет дальше. Может, их к этому приучила жизнь в безлюдных равнинах, где опасности избежать все равно невозможно… не знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Хаарт покосился на меня и стал убирать со стола. Я даже не пыталась ему помочь — просто сидела и смотрела, как он складывает посуду в раковину. Он сказал:
— В следующий раз твоя очередь.
— Ладно. А чем тут вообще люди занимаются?
— Живут. Так же, как и везде.
— Мы долго ехали. Два дня. И не встретили никого. Ни одного человека. Где все?
— На краю леса есть несколько деревень. И еще город, не очень далеко. Но людей тут не много, это правда.
— У нас… — Я закрыла глаза и откинулась на спинку стула — даже этот мягкий свет сейчас казался невыносимым — все по-другому. Всего очень много…слишком много.
Хаарт перестал греметь посудой. Я приоткрыла глаза — он, обернувшись, глядел на меня.
— Здесь и правда, спокойно, — наконец, сказал он.
Здесь, действительно, было спокойно. Меня словно покачивало на теплых волнах, страх куда-то ушел, словно ему в этом мире действительно не было места. За окном темное небо несколько раз вспыхнуло — дальние зарницы высветили края туч, потом, через сто лет, я услышала тихий рокот.
Хаарт сказал:
— Ты хотела пройти обратно… Если это тебе действительно нужно, я смогу провести тебя туда через пару дней. Но, мне кажется, лучше будет, если ты останешься здесь. Если там тебя ничего не держит.
Я подняла голову. За его спиной было витражное окно, цветные блики лежали на каменном полу, на темной столешнице. Там, за окном, в темноте, раскинулся непонятный чужой мир. Не более чужой и непонятный, чем тот, который я оставила там, по ту сторону темного лабиринта, в грязи и холоде.
— Не держит, — сказала я. — Нет.
3.
Мне действительно пришлось выучить язык — когда у Хаарта лопнуло терпение, он просто перестал разговаривать со мной на языке той стороны. На самом деле, оказалось, что это не так уж и сложно если иметь стимул.
Вскоре он сказал, что ему нужно отвести вторую лошадь к сульпам — он уехал и пропадал дня четыре. С его уходом все мое спокойствие куда-то делось — ночами я бродила по дому, заглядывала в углы, прислушивалась к несуществующим шагам. Дом принадлежал ему, а не мне, и не то, чтобы становился враждебным — просто не обращал на меня внимания. Я закрыла изнутри ворота и ночами запирала на внутренний засов входную дверь — мне мерещились всякие ужасы. Как оказалось, не напрасно.
Хаарт приехал очень мрачный. Он привел другую лошадь, вместо той, прежней, уж не знаю, где он ее раздобыл — крупную гнедую кобылу, с которой мы сразу поладили и рассказал, что до него дошли неприятные известия — кто-то из наших военных обнаружил Проход.
Видимо, на той стороне все было уж очень плохо — Хаарт не стал рассказывать, как обстоят дела, а мне не удалось ничего от него добиться, — раз вооруженные доблестные наши войска храбро ринулись неизвестно куда. Их больше двухсот человек — сказал он — они натащили с собой кучу оружия и уже постреливают. А с перепугу от них можно ожидать чего угодно.
Он ходил по дому черный и только к вечеру мне удалось вытянуть из него, что еще случилось.
— Те сульпы, которых ты тогда так испугалась, — сказал он. — Они поселились возле Прохода.
Я уже поняла, что произошло, но дала ему договорить. Может, ему станет легче, если он сам все расскажет.
— Они их убили, всех. Все становище. Перестреляли из автоматов. Они же совсем безобидные, сульпы! Они, наверняка, даже не могли понять, что происходит.
Это меня не удивило. Другого я и не ожидала — для наших людей, оказавшихся в незнакомом месте, озлобленных, испуганных, да еще и вооруженных, это была вполне естественная реакция. Что-то вроде условного рефлекса. Но на этом ведь не кончится…
Я сказала:
— О, Господи! Хаарт, да ведь они тут всех перебьют. С ними нужно что-то делать. Представь себе, что вся эта вооруженная банда ввалится сюда и…
Он покачал головой.
— Ты не понимаешь. Никто с ними ничего не будет делать. Просто не сможет.
— Не сможет? Почему?
— Я же говорил тебе — тут никто никого не убивает. Тут не бывает войн. Тем более, что нужно собраться всем вместе, договориться как-то, собрать оружие… нет. Никогда я ни о чем таком не слышал. Никто тут не будет обороняться — организованно, во всяком случае. Да и поодиночке — вряд ли.
— Но тогда…
— Прожить в лесу не так-то просто, — сказал он. — Посмотрим, что будет через пару месяцев.
— Но если они выйдут сюда?
— Нет, — сказал он, — не думаю. Они скрываются где-то в лесу. Похоже, они не очень-то любят открытые пространства. Тем более, скоро начнется Кочевье. Их тут сметет с лица земли, просто.
— Эти… миграции животных?
— Ты не представляешь себе, что это такое, — возразил он, — они идут сплошным потоком, сотни, тысячи. Когда они уходят, тут нет травы. Вся земля разворочена, вытоптана… И они опасны. Многие среди них опасны. Ты же видела, какая ограда вокруг дома. Это от них, от хаэд. И это при том, что холм они огибают стороной. Они движутся мимо холма — туда, на побережье.
Я попробовала представить себе то, о чем он рассказывал — темная, шевелящаяся масса, покрывающая равнину от горизонта до горизонта, распадается на два потока, огибая холм. Их должно быть видно с верхней площадки лестницы — не слишком приятное зрелище.
— Нам нужно съездить в город — сказал Хаарт.
Я даже слегка удивилась. До сих пор он не говорил ни о каких поездках и пресекал все мои попытки поближе познакомиться с окружающим миром. Я так и не видела тут никого больше — за все прошедшее время.
— Кочевье запрет нас надолго — объяснил он, — а продукты на исходе. Тебе нужно купить какую-нибудь приличную одежду. Седла второго тоже нет. Ну, и, может, узнаем какие-то новости.
Раньше я бы обрадовалась предстоящей поездке, но сейчас мне что-то расхотелось выходить за пределы дома — я была слишком напугана всеми его рассказами. Но пререкаться с Хаартом мне не хотелось — при его теперешнем настроении. Я только спросила, берет ли он с собой какое-нибудь оружие и немного успокоилась, когда он сказал, что да, берет.
Мне было страшно. Какое угодно зверье лучше, чем те ребятишки, с которыми я повстречалась тогда, на развалинах, ночью.
Чтобы как-то отогнать грызущие страхи, я попыталась отвлечься, пробуя представить себе этот самый город, однако, ничего разумного при этом слове в голову не приходило. Во всяком случае, вряд ли он будет похож на наши города — слишком уж тут все по-другому. Из рассказов Хаарта я сделала вывод, люди тут не слишком активно общаются между собой, даже, похоже, стараются избегать друг друга. А ведь город — это везде, в любой культуре предполагает скопление народа, разве не так?
Странно, однако, что они тут все воспринимают с таким фатализмом — просто сидят и ждут, что будет дальше. Может, их к этому приучила жизнь в безлюдных равнинах, где опасности избежать все равно невозможно… не знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34