Впрочем, БР показался Нику немного подавленным. И даже холодным.
– Мне только что позвонил губернатор Вермонта, – сообщил он. – Не сказал бы, что он был очень мил и любезен.
– Будет знать, как запрещать курение в тюрьмах, – пожал плечами Ник, наливая себе кофе. После горячих внутренних дебатов Академия табачных исследований решила не затевать тяжбы в защиту права убийц, насильников и воров штата Зеленых гор на курение.
– Юридический отдел считает, что каждый вермонтский производитель чеддера подаст на нас в суд, – сказал БР. – «Трагическая роль сыра», надо же!
– И пусть подают, – сказал Ник. – Головка сыра на месте свидетеля – все какое-то разнообразие. В первый раз на моей памяти мы нападаем, вместо того чтобы отстреливаться из-за опрокинутых фургонов.
– Так-то оно так. Но я предпочел бы, чтобы у нас под ногами была почва потверже сыра.
– Это какая же? Здоровье?
БР нахмурился.
– Ты же любишь разрешать сложные проблемы. Поставь под ружье наших ученых дармоедов. Да и разведка пусть повертится. А что искать, ты без меня знаешь.
– Сыроварни?
– Данные насчет атеросклероза у населения Вермонта. Не вижу причин, по которым мы не можем сопоставить показатели производства сыра в Вермонте с показателями по сердечным заболеваниям в стране. До кучи сгодятся любые расстройства, связанные с холестерином. Черт, да мы, скорее всего, сможем прицепить к вермонтскому чеддеру каждый сердечный приступ, какой только случился в Америке. Подключи к этому Эрхарда. Эрхард способен и овсяные отруби изобразить смертоносной отравой.
– На твоем месте я не ездил бы в этом году в Вермонт любоваться осенней листвой. Разве что отрастив бороду и разжившись фальшивыми документами.
– Ну что же, у меня еще остается в запасе Нью-Хэмпшир, – сказал Ник, направляясь к двери.
– Ник, – неуверенно произнес ему вслед БР, – тут заваривается непонятная каша, о которой я хочу с тобой поговорить. Вчера вечером ко мне приходила эта парочка, Монмани и Олман, и… только давай скажем им, что мы с тобой эту тему не обсуждали.
– А что такое?
– Они хотели получить регистрационные записи по твоим телефонным разговорам.
– Вот как, – сказал Ник. – И зачем?
– Не знаю. Но мне дали ясно понять, что, если я не отдам записи добровольно, они вернутся с ордером. По-моему, ни мне, ни тебе это не нужно. Однако я решил сначала переговорить с тобой, – БР бросил на него страдальческий взгляд. – Как ты думаешь, что мне делать?
– Да я вообще не понимаю, что происходит, БР. Меня в чем-то подозревают?
– Именно этот вопрос я им и задал.
– И?
– И получил дерьмовый стереотипный набор слов из учебника для агентов ФБР. Я, естественно, рассвирепел и, можешь мне поверить, не скрыл от них этого. Но они явно, э-э… интересуются тобой.
– Да, но что у них на уме? Что я сам себя похитил и едва не убил с помощью… с помощью никотиновых пластырей?
– Мне кажется, я понимаю, в чем дело. Ты же помнишь, какую прессу мы получили. Я еще сказал тебе тогда: жаль, что я сам не додумался тебя похитить. Видимо, они усмотрели здесь некий мотив.
– Ну так и отдай им записи. Мне скрывать нечего. Могу еще приложить к ним счета из прачечной.
– Ник, – отеческим тоном сказал БР, – по-моему, тебе пора обзавестись адвокатом. Просто… на всякий случай.
– На какой такой случай? Я ничего не сделал. Едва ли не первый раз в жизни могу с полной уверенностью сказать – я невиновен.
– Ник, меня тебе убеждать не нужно. Я на твоей стороне. Но давай, по крайности, заручимся юридической поддержкой.
– Замечательно! «ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ТАБАЧНОГО ЛОББИ НАНИМАЕТ ЗАКОННИКА».
БР поморщился.
– Я тебя хорошо понимаю. И все же, если так будет продолжаться, я сам позвоню Стиву Карлински.
– Карлински? Защитнику этого прохвоста «Садись-и-светись» – как его, Скарпарилло?
– Лучшего нам не найти. Скарпарилло-то он вытащил, а если учесть, что тот переупаковывал радиоактивные отходы и продавал их под видом средства для снятия лака с мебели, это был правовой триумф. Том Салли сказал мне, что более блестящего защитника он не видел, а Том работал у Эдварда Беннета Уильямса. Постой, куда ты?
– Пойду взорву туннель Холланд.
– Что?
– Раз уж меня все равно загребут, – с суровой мрачностью ответил Ник, – так хоть повеселюсь напоследок.
Ник сидел у себя в кабинете, глядя на доктора с «Лаки страйк» и растравляя свои раны, когда позвонил Джек Бейн.
– Ник! Ну ты им и дал!
– А ты разве видел? – удивленно спросил Ник. Джек не произвел на него впечатления человека, смотрящего «Вечерней строкой».
– Не видел. Но ты был неподражаем. А я, между прочим, голосовал за дядюшку этого прохиндея, так что сам понимаешь, откуда я родом. Знаешь, мне теперь никакой сыр в горло не лезет. Сразу голова начинает болеть. Да, послушай, я только что от Джеффа, он не в обиде на тебя из-за обеда, так что не волнуйся.
– Просто гора с плеч.
– Так вот, у нас для тебя потрясающая новость. Джерри и Болтан – продюсеры, помнишь? – согласились снизить процент, который они получат с Мейса и Фионы за подачу вашей продукции в выгодном свете, а значит, и Мейс с Фионой вам встанут дешевле.
– Тут еще есть над чем поработать, Джек. Я сообщил ваши цифры коллегам, и всех их сразу же свезли в кардиологию.
– Ник, Джефф хочет, чтобы сделка состоялась, значит, она состоится. Насчет цифр не беспокойся. Цифры мы согласуем. Ты послушай, Джефф тут встречался с агентами Фионы и Мейса, побеседовал с ними тет-на-тет…
Ник глядел в камин Берта, следя за кружением изображающих пламя алых и желтых световых пятен. Бобби Джей так ничего и не выяснил через свои контакты в ФБР. А Полли заявила, что ему следует сию же минуту нанять Стива Карлински, чем раздражила Ника до такой степени, что он поспешил сменить тему.
– Мейс Макквад и Фиона Фонтейн, цитирую, «питают сомнения» насчет того, стоит ли им, снова цитирую, «восхвалять курение».
Бобби Джей покачал головой, одновременно размешивая стальным крюком свой кофе – привычка, которую Полли находила вульгарной.
– «Сомнения», – всхрапнул он, – и это говорят люди, которые зарабатывают на жизнь, восхваляя секс и насилие.
– Можно подумать, будто вашу рекламу делает не Дарк Фрейзер, – возмутилась Полли. – Он-то и вовсе заработал миллионы, играя живодера-полицейского. А теперь красуется на ваших плакатах: «За моей спиной Общество…»
– Дарк Фрейзер – высоконравственный человек, – заявил Бобби Джей, – всегда стоявший за красоту и справедливость.
– Ну да, особенно когда пытал негров и мексиканцев.
– Всего в одном фильме, к тому же факт остается фактом – большинство преступлений совершается представителями национальных меньшинств. Только отдельные мягкотелые либералы никак не желают это признать.
– Оттого что Дарк Фрейзер кажется мне омерзительным – в том числе и как актер, – я еще не становлюсь либералом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82