Когда доберешься до бассейна, позвони мне, расскажи, какие там женщины. Мне нравится одна – как же ее?.. – блондиночка, помнишь фильм, где они наживались на феллахах, которые бросались со скалы, обвязав ноги резиновым жгутом…
– Фиона Фонтейн.
– Точно. Отличный экземпляр. Вот если ты ее закурить заставишь, это будет нечто.
Ник пошел к Карлтону, бывшему агенту ФБР, похожему на кого угодно, только не на агента – более всего на мороженщика с благодушной от глупости физиономией. Ко всему прочему Карлтон был коротышкой, тихим и щуплым. Вот только глаза его имели обыкновение все расширяться и расширяться, пока вы ему что-нибудь рассказывали, так что под конец разговора он взирал на вас, как на серийного убийцу с топором в руках.
– Я тебе честно скажу, Ники, – работники службы безопасности прибегали к уменьшительным именам, полагая, что таким образом они сразу оказываются с вами на короткой ноге, – по-моему, мы перебарщиваем.
– Ха, это ты мне рассказываешь? – сказал Ник.
– Однако сверху велели обеспечить твою безопасность, так что мы закрепим за тобой целую группу.
– Группу? Насчет группы речи не шло.
– Сверху сказали – группу. Это недешево стоит, можешь мне поверить. Кто-то там, наверху, шибко тебя любит.
Ник застонал, а Карлтон продолжал гнуть свое:
– Смотри на это дело так: ты сэкономишь целое состояние на одних только разъездах.
– Ну уж дудки, – сказал Ник. Компания предоставила в его распоряжение «БМВ», и Нику нравилось водить эту машину. – Водить я буду сам. Хотят ездить за мной, пусть ездят. Но за рулем буду сидеть я, причем один.
– Ники, Ники, Ники.
– Карлтон, не называй меня так больше, ладно?
– Послушай, – сказал Ник Майку, главному из трех охранников, – не могли бы вы хоть в ресторан за мной не тащиться? Мне нужно побеседовать с журналисткой, а если я вопрусь туда с вами со всеми, я буду чувствовать себя полным слизняком.
– Не могу, Ники. Приказ.
И Ник вошел в «Иль Пеккаторе», стараясь по возможности опередить троицу своих совершенно очевидных охранников. У каждого выползал из-под воротника и вползал в ухо идущий от рации проводок. Хотя с кем им было держать связь? Ник сильно подозревал, что ребятам просто-напросто хочется, чтобы их принимали за агентов Секретной службы. Он оглядел ресторанный зал. Сенатор Финистер отсутствовал – после того прискорбного инцидента он по возможности избегал «Иль Пеккаторе». Зато присутствовал его племянник, сенатор Ортолан К. Финистер, завтракал с обозревателем «Сан» Алексом Бимом – несомненно объясняя, до чего ему не с руки баллотироваться в губернаторы штата Виргиния, «когда у него столько работы здесь, в Конгрессе» и так далее и тому подобное.
На месте была уже и Хизер Холлуэй – сидела за угловым столиком, просматривая подготовленные к интервью заметки. Хм. Действительно очень мила, этакая помесь Морин О'Хара с Бонни Райт, но без единого седого волоса. В очках. Ник считал, что очки делают женщину более эротичной. Аналитичка, к которой он таскался во время развода, поведала ему, что в этом его воззрении таится глубокий смысл, но какой – не сказала, велев Нику догадаться самому. Ник ответил ей, что, получая семьдесят пять долларов за час – за пятьдесят минут, если быть точным, – она могла бы, черт побери, быть поразговорчивей, однако аналитичка твердо стояла на своем. Фигура, да, пожалуй, насчет фигуры Бобби Джей был прав, фигура более чем привлекательная, округлая, но спортивная. Так, а что у нас под столом? Ух ты! Светлые, цвета слоновой кости чулки. Зеленый костюм с короткой юбкой, открытая шея, золотые серьги. Улыбается ему из-за очков. Ямочки на щеках. Ямочки!
– А это кто? – спросила Хизер после того, как Ник представился, и указала на Майка, Джеффа и Томми, его телохранителей.
– Не для печати?
– О нет, – она улыбнулась, – для печати. В том, что вы приятный собеседник, я не сомневаюсь, но у нас же не публичный завтрак.
Что ж, начало обнадеживающее. Ник объяснил, в чем дело, подчеркнув, что считает охрану ненужной.
– Я разговаривала со множеством людей, – сказала Хизер, – которые относятся к вам не… ну, то есть я не назвала бы их вашими страстными поклонниками.
– Никуда не денешься – табак, – Ник открыл меню. – Палтус «in flagrante» – рекомендую.
– «In flagrante»?
– Названо в честь сенатора Финистера.
Хизер недоуменно смотрела на него.
– Ну, помните, его прервали в самом разгаре… здесь, в отдельном кабинете? Вы могли читать об этом в газетах.
А ты мог бы воздержаться от сексуально окрашенных шуточек сомнительного вкуса (и остроумия тоже) хотя бы в первую минуту знакомства. При рыжих ее волосах она вполне может оказаться католичкой.
– В общем, здесь все неплохо. Спагетти. Телячья отбивная а-ля Валдоста, очень хороша. А форель так просто великолепна. С кучей миндаля – если вы любите миндаль.
Хизер попросила принести ей салат и минеральную «Сан-Пеллегрино», отчего почувствовал себя обманутым в лучших ожиданиях официантом. Сам он, оказавшись пленником собственных рекомендаций, заказал форель, хотя форель с кучей миндаля была далеко не любимейшим его блюдом.
– Ну-с, – осведомился Ник, – и давно вы в мунитах ходите? Я хотел сказать, давно ли вы в «Мун»?
Молодец! Две минуты – две глупости. Теперь добавь что-нибудь обворожительное, вроде: «Груди у вас – просто блеск! Настоящие?»
– Год, – ответила Хизер. – Можно, я включу диктофон?
– Ради бога, – великодушно позволил Ник. Она положила диктофон на стол между ними.
– Мне всегда кажется, что вот вернусь я в редакцию, а на ленте ничего нет, кроме статических помех.
– Это мне знакомо.
Духи. «Dioressense»? «Krizia»? «Fracas»? Похоже, «Fracas».
– Это, случаем, не «Fracas» от вас веет?
– Нет.
– О!
– В прошлом году, когда «Стоунс» выступали в Кап-центре, – включив диктофон, сказала она, – я брала интервью у Мика Джаггера. Вернулась к себе – на пленке одно шипение. Думала, меня выгонят. Пришлось восстанавливать все, что он говорил, по памяти. Выделяя курсивом.
– Ну, – сказал Ник, – он все равно ничего интересного сказать не способен.
По взгляду, брошенному на него Хизер, Ник понял, что, забрасывая грязью самую большую икону рок-н-ролла, ему навряд ли удастся стать в ее глазах более привлекательным. Правда, человек, занимающий пост общественного представителя вашингтонской деловой ассоциации, по определению наделен сногсшибательной сексуальной привлекательностью…
– То есть, – продолжал он, – я, вообще-то, и сам поклонник «Стоунс». Просто…
Проснись, Ник!
– Итак, – сказал он, – о чем, собственно, вы собираетесь писать?
Да, вот именно, давайте поговорим обо мне.
– О вас.
– Видимо, я должен чувствовать себя польщенным.
– Поначалу я собиралась написать о том, что я называю «новым пуританизмом».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
– Фиона Фонтейн.
– Точно. Отличный экземпляр. Вот если ты ее закурить заставишь, это будет нечто.
Ник пошел к Карлтону, бывшему агенту ФБР, похожему на кого угодно, только не на агента – более всего на мороженщика с благодушной от глупости физиономией. Ко всему прочему Карлтон был коротышкой, тихим и щуплым. Вот только глаза его имели обыкновение все расширяться и расширяться, пока вы ему что-нибудь рассказывали, так что под конец разговора он взирал на вас, как на серийного убийцу с топором в руках.
– Я тебе честно скажу, Ники, – работники службы безопасности прибегали к уменьшительным именам, полагая, что таким образом они сразу оказываются с вами на короткой ноге, – по-моему, мы перебарщиваем.
– Ха, это ты мне рассказываешь? – сказал Ник.
– Однако сверху велели обеспечить твою безопасность, так что мы закрепим за тобой целую группу.
– Группу? Насчет группы речи не шло.
– Сверху сказали – группу. Это недешево стоит, можешь мне поверить. Кто-то там, наверху, шибко тебя любит.
Ник застонал, а Карлтон продолжал гнуть свое:
– Смотри на это дело так: ты сэкономишь целое состояние на одних только разъездах.
– Ну уж дудки, – сказал Ник. Компания предоставила в его распоряжение «БМВ», и Нику нравилось водить эту машину. – Водить я буду сам. Хотят ездить за мной, пусть ездят. Но за рулем буду сидеть я, причем один.
– Ники, Ники, Ники.
– Карлтон, не называй меня так больше, ладно?
– Послушай, – сказал Ник Майку, главному из трех охранников, – не могли бы вы хоть в ресторан за мной не тащиться? Мне нужно побеседовать с журналисткой, а если я вопрусь туда с вами со всеми, я буду чувствовать себя полным слизняком.
– Не могу, Ники. Приказ.
И Ник вошел в «Иль Пеккаторе», стараясь по возможности опередить троицу своих совершенно очевидных охранников. У каждого выползал из-под воротника и вползал в ухо идущий от рации проводок. Хотя с кем им было держать связь? Ник сильно подозревал, что ребятам просто-напросто хочется, чтобы их принимали за агентов Секретной службы. Он оглядел ресторанный зал. Сенатор Финистер отсутствовал – после того прискорбного инцидента он по возможности избегал «Иль Пеккаторе». Зато присутствовал его племянник, сенатор Ортолан К. Финистер, завтракал с обозревателем «Сан» Алексом Бимом – несомненно объясняя, до чего ему не с руки баллотироваться в губернаторы штата Виргиния, «когда у него столько работы здесь, в Конгрессе» и так далее и тому подобное.
На месте была уже и Хизер Холлуэй – сидела за угловым столиком, просматривая подготовленные к интервью заметки. Хм. Действительно очень мила, этакая помесь Морин О'Хара с Бонни Райт, но без единого седого волоса. В очках. Ник считал, что очки делают женщину более эротичной. Аналитичка, к которой он таскался во время развода, поведала ему, что в этом его воззрении таится глубокий смысл, но какой – не сказала, велев Нику догадаться самому. Ник ответил ей, что, получая семьдесят пять долларов за час – за пятьдесят минут, если быть точным, – она могла бы, черт побери, быть поразговорчивей, однако аналитичка твердо стояла на своем. Фигура, да, пожалуй, насчет фигуры Бобби Джей был прав, фигура более чем привлекательная, округлая, но спортивная. Так, а что у нас под столом? Ух ты! Светлые, цвета слоновой кости чулки. Зеленый костюм с короткой юбкой, открытая шея, золотые серьги. Улыбается ему из-за очков. Ямочки на щеках. Ямочки!
– А это кто? – спросила Хизер после того, как Ник представился, и указала на Майка, Джеффа и Томми, его телохранителей.
– Не для печати?
– О нет, – она улыбнулась, – для печати. В том, что вы приятный собеседник, я не сомневаюсь, но у нас же не публичный завтрак.
Что ж, начало обнадеживающее. Ник объяснил, в чем дело, подчеркнув, что считает охрану ненужной.
– Я разговаривала со множеством людей, – сказала Хизер, – которые относятся к вам не… ну, то есть я не назвала бы их вашими страстными поклонниками.
– Никуда не денешься – табак, – Ник открыл меню. – Палтус «in flagrante» – рекомендую.
– «In flagrante»?
– Названо в честь сенатора Финистера.
Хизер недоуменно смотрела на него.
– Ну, помните, его прервали в самом разгаре… здесь, в отдельном кабинете? Вы могли читать об этом в газетах.
А ты мог бы воздержаться от сексуально окрашенных шуточек сомнительного вкуса (и остроумия тоже) хотя бы в первую минуту знакомства. При рыжих ее волосах она вполне может оказаться католичкой.
– В общем, здесь все неплохо. Спагетти. Телячья отбивная а-ля Валдоста, очень хороша. А форель так просто великолепна. С кучей миндаля – если вы любите миндаль.
Хизер попросила принести ей салат и минеральную «Сан-Пеллегрино», отчего почувствовал себя обманутым в лучших ожиданиях официантом. Сам он, оказавшись пленником собственных рекомендаций, заказал форель, хотя форель с кучей миндаля была далеко не любимейшим его блюдом.
– Ну-с, – осведомился Ник, – и давно вы в мунитах ходите? Я хотел сказать, давно ли вы в «Мун»?
Молодец! Две минуты – две глупости. Теперь добавь что-нибудь обворожительное, вроде: «Груди у вас – просто блеск! Настоящие?»
– Год, – ответила Хизер. – Можно, я включу диктофон?
– Ради бога, – великодушно позволил Ник. Она положила диктофон на стол между ними.
– Мне всегда кажется, что вот вернусь я в редакцию, а на ленте ничего нет, кроме статических помех.
– Это мне знакомо.
Духи. «Dioressense»? «Krizia»? «Fracas»? Похоже, «Fracas».
– Это, случаем, не «Fracas» от вас веет?
– Нет.
– О!
– В прошлом году, когда «Стоунс» выступали в Кап-центре, – включив диктофон, сказала она, – я брала интервью у Мика Джаггера. Вернулась к себе – на пленке одно шипение. Думала, меня выгонят. Пришлось восстанавливать все, что он говорил, по памяти. Выделяя курсивом.
– Ну, – сказал Ник, – он все равно ничего интересного сказать не способен.
По взгляду, брошенному на него Хизер, Ник понял, что, забрасывая грязью самую большую икону рок-н-ролла, ему навряд ли удастся стать в ее глазах более привлекательным. Правда, человек, занимающий пост общественного представителя вашингтонской деловой ассоциации, по определению наделен сногсшибательной сексуальной привлекательностью…
– То есть, – продолжал он, – я, вообще-то, и сам поклонник «Стоунс». Просто…
Проснись, Ник!
– Итак, – сказал он, – о чем, собственно, вы собираетесь писать?
Да, вот именно, давайте поговорим обо мне.
– О вас.
– Видимо, я должен чувствовать себя польщенным.
– Поначалу я собиралась написать о том, что я называю «новым пуританизмом».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82