Сколько у тебя времени осталось? А у нас?
– Тогда возвращаемся домой, – предлагаю под весом неоспоримых доводов. – Шурик, ты как?
– Без разницы! – отмахивается он. – Домой так домой.
С этими невеселыми мыслями мы плетемся к хребту. Что мы скажем по возвращении? Какими глазами на нас посмотрят охранники, желавшие удачи перед отправлением сюда. Тогда это все казалось не более чем романтической прогулкой с легким душком экшена и обязательным хэппи эндом.
– Вот тебе и экшен! Вот тебе и хеппи энд! – говорю в слух.
– Чего? – переспрашивает не расслышав Шурик
– Да так… – отмахиваюсь. – Мысли в слух.
– И о чем же думаешь? – оборачивается идущий впереди Артем.
– Да все о том же. Как у нас все лихо начиналось: романтика, спасение чужого мира, приключения…
– Деньги, – в тон добавил Артем.
– … деньги, – согласно киваю. – И как все мерзко заканчивается. Мы оказались бессильными…
– Ты можешь что-то изменить? – полюбопытствовал Артем, перебив меня.
– Нет. Наверное, нет.
– Тогда не рви себе душу, – философски добавил он оглянувшись. – Самобичеванием ты лишь доставляешь себе душевную боль. То, что произошло – уже свершившийся факт. Нам не дано повернуть время вспять. Принимай все как есть но не бери близко к сердцу.
Оборачиваюсь и бросаю напоследок взгляд на озеро с трудом различимое сквозь зеленую ширму растительности… Не знаю, зачем я это делаю. Возможно, чтобы запомнить… Запомнить на всю оставшуюся жизнь. Это крест, который навсегда останется на моей шее, напоминая своей тяжестью о роли, которую сыграли мы – люди в гибели этого мира.
Ускоряю шаг, догоняя вырвавшихся вперед друзей. Кажется, что в спину укоризненно уперлось множество мертвых детских глаз, а начавшие разлагаться губы тихонько шепчут обвинения в адрес человеческой расы. Подталкиваемый этими несуществующими взглядами и голосами я перехожу на бег.
Глава 21.
Друзей я похоронил на вершине холма.
Этот мир еще не видел могил. Но мы люди и поступаем так, как велит нам вера и обычай.
Стоя над двумя каменными холмами пытаюсь вспомнить строки молитвы. Они, как и я, в бога не верили, но сейчас, здесь, вдали от дома, в чужом враждебном мире, убившем тех, кто пришел его спасти, я чувствую необходимость этих слов.
– Отче наш, – тихо начинаю я, глядя на последнее прибежище друзей.
Не знаю, насколько правильно я помню несколько раз услышанные слова, но читаю до конца.
– Аминь! – заканчиваю молитву и вытираю тыльной стороной ладони мокрые глаза. Присаживаюсь на корточки у каменного холма, прячущего под собой друзей, и нежно провожу ладонью по одной из глыб. Пальцы тот час же покрываются слоем пепельной пыли. – Пока мужики! Скоро увидимся! – Прощальный взмах рукой и я начинаю спуск в заваленную телами расщелину.
Собрав в ранец имеющиеся продукты, я подобрал оружие: свой карабин и Узи Артема с полупустым магазином. Даже удивительно, что он уцелел при взрыве гранаты.
– Присядем на дорожку, – зачем-то предлагаю себе и тяжело опускаюсь прямо в пыль.
Перед глазами проносятся эпизоды из нашей жизни. Вот идя на яхте, мы втроем чуть не попадаем на фарватере под истошно гудящий танкер… Вот Артем, совсем еще безусый пацан, несмело пытается первый раз в жизни познакомиться с девушкой, и она его отшивает под издевательский смех окружающих. Не смеюсь только я… Вот Шурик, провозглашающий тост на моем последнем дне рождения в общежитии нашего университета. Через неделю нам предстояло получить дипломы инженеров и покинуть эту серую тринадцатиэтажку ставшую вторым домом. Тогда он встал и сказал «За друзей». Это был лучший тост за тот вечер… А вот я, висящий в беспомощности на карнизе у вершины еще непобежденной скалы. Артем, что есть сил, удерживает страховочный трос, а Шурик, низко наклонившись, тянет мне руку. Руку спасения. Все это прокручивается в голове, вызывая новую волну горя и чувства утраты.
Напоследок бросаю взгляд на возвышающийся на холме крест, сооруженный из Калашникова с накрест примотанным лейкопластырем из аптечки пустого магазина, и не спеша, иду в сторону виднеющейся вдалеке деревни. Спешить мне некуда. Время есть. Жаль патронов маловато, но ничего, есть еще нож, руки и зубы.
– Это будет погребальный гимн в вашу честь! – сквозь зубы шепчу я. Голова кружится и при ходьбе немного покачивает. Я точно знаю куда иду и зачем. Мой предстоящий поступок для обычного человека покажется животным варварством или плодом деятельности потерявшего разум человека. Меня бы наверное поняли лишь те, кто действительно воевал и терял близких в бою. А может и нет… В любом случае это не играет никакой роли.
Ангел смерти просыпается в сердце и напоминает о мести. Расправляя черные крылья, он требует свежей теплой крови.
Глава 22.
Сколько я здесь?
Не помню…
Может неделю, может месяц, может всю жизнь…
После молитвы я уничтожил деревушку. Когда я уходил из нее, там оставались только маленькие домики, сложенные из обломков камней и трупы.
Мои воспоминания отрывочны и сумбурны. Последнее время мне начинает отказывать память. Перед глазами всплывают видения прошлого и в которых я уже старик. Наверное, это будущее. Или сумасшествие.
Стимуляторы в аптечках закончились. Только они помогали оставаться на ногах и выжить. Я принимал их лошадиными дозами. Сон был равносилен смерти. Стоит тебе закрыть глаза и шансов их открыть почти нет. Кто только не пытался меня убить… Я даже не помню всего разнообразия охотившихся на меня существ. Все как в кошмарном сне, который уже плохо помнишь… Пока были патроны отстреливался. Потом, когда из оружия остался лишь нож научился прятаться и быстро бегать. Можно сказать, что я приспособился к этому миру. Стал ему подобным.
Похоже, проснулась гниль. Наверное, срок уже давно пришел.
Помню, как уходил из разоренной деревушки. Помню, что шлема на голове не было. По лбу текла кровь. Откуда? Я падал? Не помню. В ножнах на предплечье покоился окровавленный нож. Комбинезон тоже был забрызган кровью.
Помню женщину… Она лежала на камнях у порога своего жилища и пыталась удержать мои ноги. Но я шел. Шел вперед. Она волочилась за мной по острым камням. Я шел… Шел к девочке. Маленькой девочке. Она была настолько худа, что казалось просвечивалась насквозь. Девочка с испугом сжалась в комок в углу своего крохотного жилища, и что-то жалобно шептала на незнакомом мне языке. Я был уже рядом. Девочка в страхе закрылась тоненькой ручкой. Как будто это хрупкая ручка могла остановить экспресс ненависти и мести, которым управлял улыбающийся ангел. Ангел смерти. Он смеялся. Смеялся как ребенок, которому дарят долгожданную игрушку. Он смеялся, когда колеса экспресса перемалывали в кровавое месиво жителей деревни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87