– Да я его как котенка удавлю!
– То-то у тебя губа наперекосяк стала, давитель, – улыбнулся старший брат.
– Я его еще разрисую, как бог черепаху!
– Жаль, – вздохнул Сатаров-старший. – Тогда мне самому придется набить тебе морду.
Он заботливо пощупал верхнюю губу младшего брата и стал спокойно считать, загибая пальцы:
– После этого ты три дня не сможешь работать. У тебя три раза по восемь – это двадцать четыре рубля вылетают из зарплаты. И у меня – трижды десять – тридцать... Итого: мы с тобой теряем пятьдесят четыре рубля. Нерентабельно.
– Ты что, в своем уме?
– Нет, серьезно, браток. Нерентабельно.
* * *
... Рядом с центральным проходом на ступеньках сидел наш знакомый мальчишка. В то время, как весь цирк хохотал над проделками коверного клоуна, он сидел, скептически смотрел на манеж и время от времени досадливо вздыхал. Клоун ему не нравился.
Около него шумно веселился пожилой полный человек. Он даже ногами топал от удовольствия.
Мальчишка посмотрел на него, отвел глаза в сторону и сказал:
– Мура собачья...
– Ну уж и «мура», – вытирая слезы, сказал пожилой человек. – Какой строгий ценитель! Шекспира ему подавай!
Мальчишка хотел было огрызнуться, но вдруг увидел в петлице пиджака пожилого человека очень красивый значок. Он мгновенно переменил тактику и сказал сладким фальшивым голосом пай-мальчика:
– Пожалуй, вы правы... – и, не отрывая глаз от значка, льстиво улыбаясь, стал аплодировать клоуну.
– Лауреаты международного фестиваля артистов цирка, акробаты-вольтижеры... – прокричал инспектор манежа.
Мальчишка оторвался от значка и уже совершенно искренне зааплодировал.
– Вот сейчас действительно будет номер!
Но тут же мальчишка снова увидел прекрасный желанный значок на пиджаке пожилого человека и притворно-вежливо добавил:
– Впрочем, и клоун тоже был ничего...
А на арену уже выбегали Нина, Васька и Витя.
Трюк следовал за трюком, сальто-мортале за сальто-мортале, «пассаж» за «пассажем», фордершпрунги за полуфляками, полуфляки за «пируэтами»...
Шел, действительно, прекрасный номер акробатов-вольтижеров – сложный, красивый, с элегантным юмором.
Мальчишка и полный пожилой человек объединились и после каждой комбинации акробатов вместе начинали аплодировать.
Каким-то образом красивый значок пожилого человека с лацкана его пиджака уже перекочевал на старенькую мальчишескую курточку.
Когда номер закончился, и Нина, Васька и Витя стали раскланиваться – мальчишка подмигнул Ваське и украдкой показал на большую фанерную копию циркового значка, висевшего над артистическим выходом.
Кланяясь, Васька скосил глаза на макет значка и тихонько показал мальчишке фигу.
Пожилой человек с удивлением наблюдал за их безмолвным диалогом.
– Родственник? – спросил пожилой.
– Коллега... – ответил мальчишка.
И пожилой с уважением на него посмотрел.
За кулисами мокрых и взъерошенных акробатов встретил униформист с секундомером в руках.
– Четыре минуты сорок семь секунд! – восторженно сказал униформист и протянул Ваське секундомер.
– А вчера? – тяжело дыша, спросил Витя.
– Четыре пятьдесят пять.
– Так вот, – сказала Нина. – Вчера мы ползали по манежу, как сонные мухи!
– Какой кретин назвал нас вольтижерами, хотел бы я знать? – трагически воскликнул Васька. – Четыре сорок семь! Это борьба с удавом! Пластический этюд! Все, что угодно. А нам нужен темп! Номер должен идти не четыре сорок семь, а четыре сорок! Ясно?
– Ясно, – засмеялся Витя. – И все равно, с окончанием!
– Рады стараться! – ответили Нина и Васька. И судя по их физиономиям, они действительно были очень рады.
– С окончанием вас! – сказал униформист.
– Спасибо. И вас также, – ответила за всех Нина.
– Старик! – сказал Васька униформисту. – Ты видел, куда я сажал этого пацана?
– Видел.
– Притащи его в антракте в нашу гардеробную.
– Хорошо.
... Нина в наброшенном на плечи халатике сидела перед зеркалом и снимала грим. Витя – в комбинезоне с лямками на голое тело уже укладывал костюмы.
Васька стоял в одних трусиках на реквизитном ящике и, подвывая, читал:
Ты как отзвук забытого гимна
В моей странной и дикой судьбе...
О, Кармен! Как мне страшно и дивно,
Что приснился мне сон о тебе...
Нина посмотрела на Ваську увлажненными глазами, а Витя сплюнул и сказал:
– Черт знает, что нагородил! Какое-то больное творчество!
– Это Блок, осел! – яростно крикнул Васька.
– Хорошо, хорошо... Пусть Блок. Я был убежден, что это написал ты. Прости, пожалуйста.
– Боже мой! Кто меня окружает, с кем я работаю!
Васька в отчаянии схватился за голову и сделал пируэт на ящике. Он закончил оборот, продолжая так же держаться руками за голову, но уже совершенно с другим выражением лица.
– Братцы! Как бы нам репетиционную лонжу снять до конца представления? А то ведь запакуемся позже всех.
– Что если попытаться снять ее в антракте? – спросила Нина.
– Правильно, – сказал Витя, – Васька, внимание. Ты надеваешь униформу и в антракте выходишь на манеж. Я со строны двора лезу на купол, снимаю лонжу и на... Хотя бы вот на этом изумительном капроновом тросе сквозь клапан шапито спускаю лонжу тебе в манеж. Ясно?
Витя снял со стены бухту капроновой веревки толщиной в палец и ловко набросил ее на голову Ваське.
– Гениально! Только униформу надеваешь ты, а на купол лезу я, – сказал Васька и попытался покрутить на шее бухту троса, натягивая на себя комбинезон и старую вытянутую рваную тельняшку.
Нина встала со стула, увидела Ваську в длинной тельняшке, подошла к нему, обняла нежно и поцеловала его в синяк под глазом.
Васька стоял закрыв глаза и боясь пошевелиться.
Нина отодвинула его от себя и, оглядывая с ног до головы, сказала со вздохом:
– Ты мой Бонифаций на каникулах...
* * *
Насвистывая «А ну-ка песню нам пропой веселый ветер», Васька шел по закулисной части цирка, лавируя между лошадей, собачек, артистов и реквизитных ящиков.
На голове у него был какой-то немыслимый берет, на плече бухта капронового троса.
– Ты куда, Вась? – спросил кто-то.
– На купол, – ответил Васька, – лонжу снять.
Сатаровы уже стояли у занавеса, готовясь к выходу на манеж.
* * *
Моросил мелкий противный дождь.
Брезентовый купол шапито лежал на двух стальных балках, укрепленных на верхушках форменных мачт.
Цепляясь и подтягиваясь руками за канат, свисающий с мачты по мокрому и скользкому шапито, Васька лез наверх.
Он встал ногами на балки и, держась за выступающий конец мачты, немного постоял, переводя дыхание.
Расстояние между балками было не более полуметра.
Потом он сел на балки верхом, свесил ноги по обе стороны купола и сидя стал продвигаться к середине гребня шапито.
Снизу неслась музыка, хохотали зрители, истошно вопил коверный клоун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14