Пока с тебя не сняли цепь, Ты должен, должен лететь». И я ответил:
— Да, знаю, дон.
Он выпустил облако вонючего дыма.
— Ну-ка, сбегай до конца улицы и обратно. Не заставляй меня повторять дважды.
Я сорвался с места, как ураган. Я бежал, не касаясь земли, я просто летел, иногда задевая ногами почву. Ветер развевал полы моей рубахи, как крылья.
Казалось, не прошло и секунды, как я стоял перед толстяком навытяжку. Он внимательно разглядел меня, не задыхаюсь ли я. Нет, я не задыхался и я видел, как Артур улыбается, глядя на меня, а Чарли, нет вы только подумайте, сам невозмутимый Чарли, смотрит на меня и в его взгляде скользит радость за меня.
Кто вообще не проявил никаких эмоций, так это дон Чезаре. Он ещё раз как следует пыхнул свой сигарой и посмотрел на Артура.
— А был червяк червяком, — удовлетворенно сказал Артур.
Я ухмыльнулся.
Толстяк перевел взгляд на меня.
— Город знаешь? — в его глазах, скользила уверенность, что я не то, чтобы полный недоносок, а так, дебил.
— Знаю, — ответил я, глядя ему прямо в глаза.
— Знаешь, значит? — сказал он, растягивая свои толстые резиновые губы.
— Знаю.
— Как попасть на Мейфлауэр? — быстро спросил он.
— Северную или южную? — так же быстро спросил я.
В его глазах мелькнуло что-то похожее на костяшку на счётах — щёлк — в мою пользу.
— Южную.
— Через Старый Форт, Грешем-бульвар, вверх по Лесной три квартала и направо.
Щелк.
— Так, — он потер подбородок, — а в контору «Фабер и Фабер»?
— По Калифор-стрит налево, прямо по Селазар-авеню и направо по Вивендейл.
— А через Мейдок не ближе? — хитро прищуривает он свои заплывшие глазки.
Старый лис захотел меня одурачить, сам ведь прекрасно знает, что Мейдок отгорожен старой крепостной стеной метра в три высотой.
— Ближе, если у вас заимелись крылья, — брякаю я.
Скорость моего языка значительно опережает мою мыследеятельность, как сказал Чарли однажды. Видно, и он об этом помнит: с его стороны я ощущаю увесистый пинок в спину.
Толстяк хитро смотрит на меня и я понимаю две вещи: он не сердится на меня и что он не такой уж медлительный.
Артур делает мне страшное лицо и я говорю:
— Прошу прощения, дон Чезаре.
Дон задумчиво жует сигару, а затем поворачивается к Артуру:
— На язык он быстрый, посмотрим, какой он быстрый на деле.
Он поворачивается ко мне:
— Значит, я беру тебя, сынок. Соображаешь ты быстро, так что посмотрим.
«Посмотрим», я вижу, самое любимое слово здесь, во Фритауне.
— Жалованье сдельно, три дня на работе, четвертый выходной. Опоздал на пять минут — удерживаю из жалованья, опоздал на полчаса — можешь не приходить вообще. Двадцать пять процентов чаевых — мне. Завтра, в семь, чтоб был здесь, как штык. Всё, — весомо завершает он и к нему подбегает весь запыхавшийся, покрытый пылью, гонец в белой рубахе с тёмными пятнами пота на спине.
Артур делает мне знак и я говорю:
— Благодарю вас, дон Чезаре.
Он снисходительно машет мне сигарой, втолковывая что-то мальчишке с сумкой через плечо. Я изображаю что-то вроде поклона и Чарли говорит мне:
— Алекс, подожди нас в сторонке.
Я отхожу в сторонку и прислоняюсь к стене. Толстяк отпускает мальчишку и жестом подзывает к себе Артура и Чарли. Они о чем-то сосредоточенно говорят, потом Чарли протягивает дону листок бумаги, исписанный цифрами. Толстяк внимательно просматривает его, кивает и отдает листок Чарли, затем хлопает Артура по плечу, пожимает ему и Чарли руки и уходит в контору. Артур и Чарли спускаются вниз. Артур останавливается передо мной:
— Ну, что с тобой сделать? — говорит он. — Тут на месте убить или дома разделать на части?
Я молча ухмыляюсь, я понимаю, что он на меня не сердится.
— Я думал, старик его живьём сожрет, — говорит, обращаясь к Чарли.
Чарли улыбается и говорит:
— Он сегодня в настроении.
Артур дожит мне руку на плечо, ухмыляясь, оглядывает меня и говорит:
— «Если у вас крылья заимелись».
Мы смеемся и мне становится легко на душе. Артур смеется и его рука дрожит на моем плече. Отсмеявшись, Артур говорит мне:
— Ну ладно, балбес с крыльями, пошли домой.
— Пошли, — соглашаюсь я с ним.
Мы идём и Чарли негромко говорит Артуру:
— Надо бы ему обувь подобрать, а то сотрёт ноги до крови.
Мне приятно, что Чарли заботится обо мне и я беру его за руку, встряхиваю как следует и бросаюсь вперед с криком «Догоняй!» Я пробегаю несколько шагов, но они не дают мне уйти: Артур хватает меня поперек туловища забрасывает меня за спину, рыча от удовольствия. Чарли улыбается, глядя на нас и говорит:
— Вот балбесы, вот же разгильдяи.
Я повисаю на плече у Артура вниз головой и хохочу, как сумасшедший. Всё кажется таким прекрасным в это утро: безоблачное небо, блестящая вода бухты, крики чаек, режущих острыми крыльями воздух, скрип песка под ногами. Весь мир перевернут и мне интересно смотреть на всё вокруг. Ветер дует с моря, ветер уносит в небо пыль, закипая на дороге мелкими нестрашными смерчами, ветер обдувает мое разгоряченное лицо, ветер раздувает светлое внутри меня, ветер, свежий морской ветер. Мне хочется крикнуть изо всех сил: «Я — живой! Слышите?! Я — живой!!!»
Я встаю рано, торопливо завтракаю, заворачиваю в бумагу два куска хлеба, переложенные ломтиками сала, и бегу на работу. Утром все еще холодно, но я иду быстро и уже скоро мне становится тепло. В порту, перед конторой связи, выстроившись нестройным полукругом, стоит толпа гонцов. Все зевают, морщась от свежего ветра, дующего с океана. Все они перевязывают себя белыми лентами, только я один стою белой вороной. Раздается удар колокола и по высокой мачте над портовой управой взлетает черный шар.
— Семь часов, — негромко говорит стоящий рядом со мной высокий худой длинноногий парень.
На порог конторы выходит дон Чезаре. В правом кулаке у него зажата связка белых лент и цепь. Судя по всему, для меня. Его маленькие глазки шарят по толпе и я торопливо проталкиваюсь вперед. По толпе проносится негромкий гул. «Новенький», «свежая рыба», ухмыляются гонцы. Толстяк замечает меня и кивает.
— Хорошо! — разносится над нашими головами его громкий голос. — Получайте задание на сегодня.
Толстяк выкрикивает имена и каждый подходит к нему, на шее каждого защелкивается цепь, каждый получает связку бумажных листов и пакетов. Толпа редеет и через десять минут перед крыльцом не остается никого.
Я подхожу к нему последним. В его руке — цепь, на бляхе цифры — 99. Это мой номер. Дон Чезаре протягивает мне белые полоски материи, сумку, набитую пакетами и письмами, и говорит:
— Вперед, малыш. Город ждет...
Так начинается мой первый день на работе. Все остальные были похожи на него, как две капли воды. Это можно описать только одним словом — бег. Мы были похожи на лошадей, мы зарабатывали на хлеб ногами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— Да, знаю, дон.
Он выпустил облако вонючего дыма.
— Ну-ка, сбегай до конца улицы и обратно. Не заставляй меня повторять дважды.
Я сорвался с места, как ураган. Я бежал, не касаясь земли, я просто летел, иногда задевая ногами почву. Ветер развевал полы моей рубахи, как крылья.
Казалось, не прошло и секунды, как я стоял перед толстяком навытяжку. Он внимательно разглядел меня, не задыхаюсь ли я. Нет, я не задыхался и я видел, как Артур улыбается, глядя на меня, а Чарли, нет вы только подумайте, сам невозмутимый Чарли, смотрит на меня и в его взгляде скользит радость за меня.
Кто вообще не проявил никаких эмоций, так это дон Чезаре. Он ещё раз как следует пыхнул свой сигарой и посмотрел на Артура.
— А был червяк червяком, — удовлетворенно сказал Артур.
Я ухмыльнулся.
Толстяк перевел взгляд на меня.
— Город знаешь? — в его глазах, скользила уверенность, что я не то, чтобы полный недоносок, а так, дебил.
— Знаю, — ответил я, глядя ему прямо в глаза.
— Знаешь, значит? — сказал он, растягивая свои толстые резиновые губы.
— Знаю.
— Как попасть на Мейфлауэр? — быстро спросил он.
— Северную или южную? — так же быстро спросил я.
В его глазах мелькнуло что-то похожее на костяшку на счётах — щёлк — в мою пользу.
— Южную.
— Через Старый Форт, Грешем-бульвар, вверх по Лесной три квартала и направо.
Щелк.
— Так, — он потер подбородок, — а в контору «Фабер и Фабер»?
— По Калифор-стрит налево, прямо по Селазар-авеню и направо по Вивендейл.
— А через Мейдок не ближе? — хитро прищуривает он свои заплывшие глазки.
Старый лис захотел меня одурачить, сам ведь прекрасно знает, что Мейдок отгорожен старой крепостной стеной метра в три высотой.
— Ближе, если у вас заимелись крылья, — брякаю я.
Скорость моего языка значительно опережает мою мыследеятельность, как сказал Чарли однажды. Видно, и он об этом помнит: с его стороны я ощущаю увесистый пинок в спину.
Толстяк хитро смотрит на меня и я понимаю две вещи: он не сердится на меня и что он не такой уж медлительный.
Артур делает мне страшное лицо и я говорю:
— Прошу прощения, дон Чезаре.
Дон задумчиво жует сигару, а затем поворачивается к Артуру:
— На язык он быстрый, посмотрим, какой он быстрый на деле.
Он поворачивается ко мне:
— Значит, я беру тебя, сынок. Соображаешь ты быстро, так что посмотрим.
«Посмотрим», я вижу, самое любимое слово здесь, во Фритауне.
— Жалованье сдельно, три дня на работе, четвертый выходной. Опоздал на пять минут — удерживаю из жалованья, опоздал на полчаса — можешь не приходить вообще. Двадцать пять процентов чаевых — мне. Завтра, в семь, чтоб был здесь, как штык. Всё, — весомо завершает он и к нему подбегает весь запыхавшийся, покрытый пылью, гонец в белой рубахе с тёмными пятнами пота на спине.
Артур делает мне знак и я говорю:
— Благодарю вас, дон Чезаре.
Он снисходительно машет мне сигарой, втолковывая что-то мальчишке с сумкой через плечо. Я изображаю что-то вроде поклона и Чарли говорит мне:
— Алекс, подожди нас в сторонке.
Я отхожу в сторонку и прислоняюсь к стене. Толстяк отпускает мальчишку и жестом подзывает к себе Артура и Чарли. Они о чем-то сосредоточенно говорят, потом Чарли протягивает дону листок бумаги, исписанный цифрами. Толстяк внимательно просматривает его, кивает и отдает листок Чарли, затем хлопает Артура по плечу, пожимает ему и Чарли руки и уходит в контору. Артур и Чарли спускаются вниз. Артур останавливается передо мной:
— Ну, что с тобой сделать? — говорит он. — Тут на месте убить или дома разделать на части?
Я молча ухмыляюсь, я понимаю, что он на меня не сердится.
— Я думал, старик его живьём сожрет, — говорит, обращаясь к Чарли.
Чарли улыбается и говорит:
— Он сегодня в настроении.
Артур дожит мне руку на плечо, ухмыляясь, оглядывает меня и говорит:
— «Если у вас крылья заимелись».
Мы смеемся и мне становится легко на душе. Артур смеется и его рука дрожит на моем плече. Отсмеявшись, Артур говорит мне:
— Ну ладно, балбес с крыльями, пошли домой.
— Пошли, — соглашаюсь я с ним.
Мы идём и Чарли негромко говорит Артуру:
— Надо бы ему обувь подобрать, а то сотрёт ноги до крови.
Мне приятно, что Чарли заботится обо мне и я беру его за руку, встряхиваю как следует и бросаюсь вперед с криком «Догоняй!» Я пробегаю несколько шагов, но они не дают мне уйти: Артур хватает меня поперек туловища забрасывает меня за спину, рыча от удовольствия. Чарли улыбается, глядя на нас и говорит:
— Вот балбесы, вот же разгильдяи.
Я повисаю на плече у Артура вниз головой и хохочу, как сумасшедший. Всё кажется таким прекрасным в это утро: безоблачное небо, блестящая вода бухты, крики чаек, режущих острыми крыльями воздух, скрип песка под ногами. Весь мир перевернут и мне интересно смотреть на всё вокруг. Ветер дует с моря, ветер уносит в небо пыль, закипая на дороге мелкими нестрашными смерчами, ветер обдувает мое разгоряченное лицо, ветер раздувает светлое внутри меня, ветер, свежий морской ветер. Мне хочется крикнуть изо всех сил: «Я — живой! Слышите?! Я — живой!!!»
Я встаю рано, торопливо завтракаю, заворачиваю в бумагу два куска хлеба, переложенные ломтиками сала, и бегу на работу. Утром все еще холодно, но я иду быстро и уже скоро мне становится тепло. В порту, перед конторой связи, выстроившись нестройным полукругом, стоит толпа гонцов. Все зевают, морщась от свежего ветра, дующего с океана. Все они перевязывают себя белыми лентами, только я один стою белой вороной. Раздается удар колокола и по высокой мачте над портовой управой взлетает черный шар.
— Семь часов, — негромко говорит стоящий рядом со мной высокий худой длинноногий парень.
На порог конторы выходит дон Чезаре. В правом кулаке у него зажата связка белых лент и цепь. Судя по всему, для меня. Его маленькие глазки шарят по толпе и я торопливо проталкиваюсь вперед. По толпе проносится негромкий гул. «Новенький», «свежая рыба», ухмыляются гонцы. Толстяк замечает меня и кивает.
— Хорошо! — разносится над нашими головами его громкий голос. — Получайте задание на сегодня.
Толстяк выкрикивает имена и каждый подходит к нему, на шее каждого защелкивается цепь, каждый получает связку бумажных листов и пакетов. Толпа редеет и через десять минут перед крыльцом не остается никого.
Я подхожу к нему последним. В его руке — цепь, на бляхе цифры — 99. Это мой номер. Дон Чезаре протягивает мне белые полоски материи, сумку, набитую пакетами и письмами, и говорит:
— Вперед, малыш. Город ждет...
Так начинается мой первый день на работе. Все остальные были похожи на него, как две капли воды. Это можно описать только одним словом — бег. Мы были похожи на лошадей, мы зарабатывали на хлеб ногами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97