Когда я смотрел на него, на душе становилось теплее.
– Ну ладно, может быть, заберу фото, когда разыщу ее. У меня есть правило: после дела не оставлять никаких следов. Вот еще сотня долларов. Возьми карточку. Отправляйся по этому адресу, там тебе дадут работу, и ты сможешь жить без проблем, пока не подвернется какое-нибудь дело.
Он вручил мне плотную пачку купюр и карточку. При тусклом свете я не мог разобрать, что там написано, и сунул ее в карман вместе с деньгами.
– Я надеюсь вернуться на свою старую работу, так что этот адрес мне не понадобится.
– Держи его при себе, – посоветовал он, включив зажигание. – Ты помог мне собрать эту информацию, и я воздаю тебе за это по справедливости. Вот так я делаю бизнес, Изи. Всегда плачу свои долги.
* * *
На обратном пути все было спокойно, ночные фонари сияли. По радио пел Бенни Гудмен. Олбрайт мурлыкал мелодию себе под нос, как будто бы он вырос, слушая биг-бенд. Когда мы подъехали к моей машине, там все было спокойно. Я открыл дверцу, чтобы выйти. Олбрайт сказал:
– Работать с тобой одно удовольствие, Изи. – Он протянул руку, я вновь ощутил скользкое прикосновение змеи. Лицо его приобрело насмешливое выражение, и он добавил: – Знаешь, я одного никак не могу понять.
– Чего именно?
– Как ты позволил этим парням окружить себя? Ты мог бы расправиться с каждым в отдельности, прежде чем они прижали тебя к перилам.
– Я не убиваю детей, – ответил я.
Олбрайт засмеялся во второй раз за этот вечер.
Затем мы распрощались.
Глава 9
Наша бригада работала в большом ангаре в южной части завода. Я приехал туда рано, в шесть часов утра, до начала смены. Мне хотелось повидаться с Бенни, то есть Бенито Джакомо, перед началом работы.
Когда компания «Чемпион» доводила новый военный самолет или авиалайнер, создавались временные бригады, чтобы устранять выявляемые дефекты конструкции. Например, бригада Бенито собирала левое крыло и передавала его другой группе, отвечающей за сборку всего самолета. Но до этого группа экспертов проверяла нашу работу буквально под увеличительным стеклом, пока не убеждалась, что все операции проделаны как надо. Это была важная работа, и все наши ребята гордились, что именно нам ее поручили. Когда мы начинали работу с новым проектом, Бенито психовал и выходил из себя. Именно поэтому меня и уволили.
Я только что отработал тяжелую смену, двое из наших лежали с гриппом. Бенни хотел, чтобы мы остались после смены и проверили качество собственной работы, но я отказался. Я так устал, что был не в состоянии углядеть какие-нибудь неполадки, и просил подождать до утра. Ребята прислушивались ко мне. Я не был бригадиром, но Бенни рассчитывал, что я подам пример остальным. Это был просто несчастливый день. Чтобы сделать работу как надо, я должен был выспаться, но Бенни из одного упрямства настаивал на своем. Он сказал, что я должен трудиться изо всех сил, если хочу получить повышение, которое он мне обещал. Тогда я занял бы место всего на одну ступеньку ниже, чем Дюпре. И я напомнил Бенни, что каждый день работаю с полной отдачей.
Работа на заводе ничуть не легче труда на плантации. Хозяева считают своих работников детьми, а ведь всем известно, до чего дети ленивы. Вот Бенни и решил растолковать мне, что такое ответственность, потому что он был хозяин, а я несмышленыш. Белые рабочие таких проблем не знали. Их никогда не подзывали окриком: «Эй, малый!» Белый рабочий просто сказал бы: «Конечно, Бенни, ты прав, но будь я проклят, если сейчас смогу разглядеть какие-то неполадки». И Бенни понял бы. Улыбнулся, сообразил, что малость переборщил, и тут же пригласил бы мистера Дейвенпорта или кого-нибудь другого выпить пива.
Но рабочие-негры не выпивали с Бенни. Мы не заходили в одни и те же бары, не подмигивали одним и тем же девочкам. Если я хотел сохранить за собой работу, мне следовало остаться, как меня просили, и прийти на завод рано утром, чтобы еще раз проверить свою работу. Если бы я сказал Бенни, что у меня устали глаза, он бы посоветовал заказать очки.
* * *
Я стоял перед входом в ангар. Солнце еще не взошло, но уже рассвело. Обширное зацементированное пространство ангара пустовало, если не считать двух грузовиков да брезента, прикрывающего место сборки крыла. Здесь все было мне по сердцу и хорошо знакомо. Никаких джазовых фото белых девушек и странных белых мужчин с мертвыми голубыми глазами. Здесь работали люди семейные, которые вечером возвращались к себе домой, читали газеты и развлекались, глядя на Мильтона Берла.
– Изи!
Голос Дюпре всегда звучал одинаково, был ли он счастлив видеть тебя или готовился вытащить свой револьвер с коротким стволом.
– Привет, Дюпре! – заорал я.
– Ты что сказал Коретте? – спросил он, подойдя ко мне.
– Я ничего ей не говорил. Что ты имеешь в виду?
– Либо ты что-то наговорил ей, либо у меня изо рта воняло, потому что она сорвалась с места вчера утром, и с тех пор я ее не видел.
– Что?
– Да-да! Приготовила мне завтрак, заявила, что уходит по делам и вернется к обеду. Но с тех пор не показывалась. Я пришел домой, хотел приготовить ужин к ее приходу и сжег свиные отбивные. Она так и не вернулась.
Дюпре был выше меня сантиметров на пять и сложен, как Джоппи, когда тот еще выступал на ринге. Он возвышался надо мной, и я ощущал исходящую от него волну ярости.
– Нет, я ничего ей не говорил. Мы положили тебя на кровать, а потом она дала мне выпить, и я пошел домой. Вот и все.
– Тогда где же она сейчас?
– Понятия не имею. Ты ведь знаешь Коретту. Она очень скрытная. Может быть, решила навестить тетку в Комптоне. А может, отправилась в Рино.
Дюпре немного расслабился и заулыбался:
– Ты прав, Изи. Коретте стоит услышать звуки игральных автоматов, и она готова забыть родную мать.
Дюпре похлопал меня по плечу и снова рассмеялся. Я еще раз поклялся, что больше никогда не взгляну на чужую женщину. С тех пор я не раз повторял эту клятву.
– Роулинз, – послышался голос из маленькой конторки в конце ангара.
– Тебя зовут, – сказал Дюпре.
Я подошел к человеку, который меня окликнул. Контора, в дверях которой он стоял, напоминала сборную зеленую ракушку или палатку, но не комнату. У Бенни там стоял стол, но сам он заходил в свою контору только для того, чтобы поговорить с начальством или же уволить кого-нибудь из рабочих. Четыре дня назад он подозвал меня к себе и сообщил, что «Чемпион» не может положиться на людей, не согласных работать сверхурочно.
– Мистер Джакомо, здравствуйте! – сказал я. Мы пожали друг другу руки, но в этом пожатии не было дружелюбия.
Бенни был невысокого роста, но широк в плечах и мускулист. Волосы, когда-то черные как вороново крыло, поседели. Несмотря на темную кожу, более темную, чем у большинства мулатов, Бенни был белый, а я – негр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Ну ладно, может быть, заберу фото, когда разыщу ее. У меня есть правило: после дела не оставлять никаких следов. Вот еще сотня долларов. Возьми карточку. Отправляйся по этому адресу, там тебе дадут работу, и ты сможешь жить без проблем, пока не подвернется какое-нибудь дело.
Он вручил мне плотную пачку купюр и карточку. При тусклом свете я не мог разобрать, что там написано, и сунул ее в карман вместе с деньгами.
– Я надеюсь вернуться на свою старую работу, так что этот адрес мне не понадобится.
– Держи его при себе, – посоветовал он, включив зажигание. – Ты помог мне собрать эту информацию, и я воздаю тебе за это по справедливости. Вот так я делаю бизнес, Изи. Всегда плачу свои долги.
* * *
На обратном пути все было спокойно, ночные фонари сияли. По радио пел Бенни Гудмен. Олбрайт мурлыкал мелодию себе под нос, как будто бы он вырос, слушая биг-бенд. Когда мы подъехали к моей машине, там все было спокойно. Я открыл дверцу, чтобы выйти. Олбрайт сказал:
– Работать с тобой одно удовольствие, Изи. – Он протянул руку, я вновь ощутил скользкое прикосновение змеи. Лицо его приобрело насмешливое выражение, и он добавил: – Знаешь, я одного никак не могу понять.
– Чего именно?
– Как ты позволил этим парням окружить себя? Ты мог бы расправиться с каждым в отдельности, прежде чем они прижали тебя к перилам.
– Я не убиваю детей, – ответил я.
Олбрайт засмеялся во второй раз за этот вечер.
Затем мы распрощались.
Глава 9
Наша бригада работала в большом ангаре в южной части завода. Я приехал туда рано, в шесть часов утра, до начала смены. Мне хотелось повидаться с Бенни, то есть Бенито Джакомо, перед началом работы.
Когда компания «Чемпион» доводила новый военный самолет или авиалайнер, создавались временные бригады, чтобы устранять выявляемые дефекты конструкции. Например, бригада Бенито собирала левое крыло и передавала его другой группе, отвечающей за сборку всего самолета. Но до этого группа экспертов проверяла нашу работу буквально под увеличительным стеклом, пока не убеждалась, что все операции проделаны как надо. Это была важная работа, и все наши ребята гордились, что именно нам ее поручили. Когда мы начинали работу с новым проектом, Бенито психовал и выходил из себя. Именно поэтому меня и уволили.
Я только что отработал тяжелую смену, двое из наших лежали с гриппом. Бенни хотел, чтобы мы остались после смены и проверили качество собственной работы, но я отказался. Я так устал, что был не в состоянии углядеть какие-нибудь неполадки, и просил подождать до утра. Ребята прислушивались ко мне. Я не был бригадиром, но Бенни рассчитывал, что я подам пример остальным. Это был просто несчастливый день. Чтобы сделать работу как надо, я должен был выспаться, но Бенни из одного упрямства настаивал на своем. Он сказал, что я должен трудиться изо всех сил, если хочу получить повышение, которое он мне обещал. Тогда я занял бы место всего на одну ступеньку ниже, чем Дюпре. И я напомнил Бенни, что каждый день работаю с полной отдачей.
Работа на заводе ничуть не легче труда на плантации. Хозяева считают своих работников детьми, а ведь всем известно, до чего дети ленивы. Вот Бенни и решил растолковать мне, что такое ответственность, потому что он был хозяин, а я несмышленыш. Белые рабочие таких проблем не знали. Их никогда не подзывали окриком: «Эй, малый!» Белый рабочий просто сказал бы: «Конечно, Бенни, ты прав, но будь я проклят, если сейчас смогу разглядеть какие-то неполадки». И Бенни понял бы. Улыбнулся, сообразил, что малость переборщил, и тут же пригласил бы мистера Дейвенпорта или кого-нибудь другого выпить пива.
Но рабочие-негры не выпивали с Бенни. Мы не заходили в одни и те же бары, не подмигивали одним и тем же девочкам. Если я хотел сохранить за собой работу, мне следовало остаться, как меня просили, и прийти на завод рано утром, чтобы еще раз проверить свою работу. Если бы я сказал Бенни, что у меня устали глаза, он бы посоветовал заказать очки.
* * *
Я стоял перед входом в ангар. Солнце еще не взошло, но уже рассвело. Обширное зацементированное пространство ангара пустовало, если не считать двух грузовиков да брезента, прикрывающего место сборки крыла. Здесь все было мне по сердцу и хорошо знакомо. Никаких джазовых фото белых девушек и странных белых мужчин с мертвыми голубыми глазами. Здесь работали люди семейные, которые вечером возвращались к себе домой, читали газеты и развлекались, глядя на Мильтона Берла.
– Изи!
Голос Дюпре всегда звучал одинаково, был ли он счастлив видеть тебя или готовился вытащить свой револьвер с коротким стволом.
– Привет, Дюпре! – заорал я.
– Ты что сказал Коретте? – спросил он, подойдя ко мне.
– Я ничего ей не говорил. Что ты имеешь в виду?
– Либо ты что-то наговорил ей, либо у меня изо рта воняло, потому что она сорвалась с места вчера утром, и с тех пор я ее не видел.
– Что?
– Да-да! Приготовила мне завтрак, заявила, что уходит по делам и вернется к обеду. Но с тех пор не показывалась. Я пришел домой, хотел приготовить ужин к ее приходу и сжег свиные отбивные. Она так и не вернулась.
Дюпре был выше меня сантиметров на пять и сложен, как Джоппи, когда тот еще выступал на ринге. Он возвышался надо мной, и я ощущал исходящую от него волну ярости.
– Нет, я ничего ей не говорил. Мы положили тебя на кровать, а потом она дала мне выпить, и я пошел домой. Вот и все.
– Тогда где же она сейчас?
– Понятия не имею. Ты ведь знаешь Коретту. Она очень скрытная. Может быть, решила навестить тетку в Комптоне. А может, отправилась в Рино.
Дюпре немного расслабился и заулыбался:
– Ты прав, Изи. Коретте стоит услышать звуки игральных автоматов, и она готова забыть родную мать.
Дюпре похлопал меня по плечу и снова рассмеялся. Я еще раз поклялся, что больше никогда не взгляну на чужую женщину. С тех пор я не раз повторял эту клятву.
– Роулинз, – послышался голос из маленькой конторки в конце ангара.
– Тебя зовут, – сказал Дюпре.
Я подошел к человеку, который меня окликнул. Контора, в дверях которой он стоял, напоминала сборную зеленую ракушку или палатку, но не комнату. У Бенни там стоял стол, но сам он заходил в свою контору только для того, чтобы поговорить с начальством или же уволить кого-нибудь из рабочих. Четыре дня назад он подозвал меня к себе и сообщил, что «Чемпион» не может положиться на людей, не согласных работать сверхурочно.
– Мистер Джакомо, здравствуйте! – сказал я. Мы пожали друг другу руки, но в этом пожатии не было дружелюбия.
Бенни был невысокого роста, но широк в плечах и мускулист. Волосы, когда-то черные как вороново крыло, поседели. Несмотря на темную кожу, более темную, чем у большинства мулатов, Бенни был белый, а я – негр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43