— Мирнуа говорил, что он может все объяснить, — нерешительно произнесла она.
Коадъютор моментально устремил свой жестокий взор на нее.
— Мирнуа, — сказал он мрачно, — ничего не может объяснить! Ничего! Пусть только он попробует объяснить!
И действительно, Мирнуа не произнес больше ни слова!..
— Идем, — сказал монах повелительным тоном, обращаясь к пришедшей с ним даме, — ваша сестра должна следовать за нами: дорога каждая минута.
— Но что… что это значит? — все еще колеблясь спрашивала мадам де Паван. — Разве опять грозит опасность?
— Опасность?! — воскликнул монах, выпрямляясь во весь рост, с прежней торжественностью. — Когда я с вами, мадам, всякая опасность исчезает! Я обличен сегодня Божественной властью жизни или смерти!.. Вы не понимаете меня? Сейчас вы убедитесь в этом. Готовы ли вы? Идам! Прочь с дороги, презренный! — выкрикнул он громовым голосом, направляясь к двери.
Но Мирнуа, заслонивший эту дверь спиной, к моему удивлению, даже не шевельнулся. Его широкое, мещанского типа, лицо было бледно, но в нем появилась твердая решимость. И странно сказать, я знал, что, задерживая мадам де Паван, он поступает дурно, но я сочувствовал ему! Грубый торгаш, презренное орудие Павана (так он мне представлялся) — он внезапно твердо произнес:
— Она не уйдет отсюда.
— Она должна уйти! — закричал монах, теряя прежнее самообладание. — Глупец! Сумасшедший! Ты не знаешь, что делаешь!
С этими словами он схватил Мирнуа за руку и, сделав резкое движение, отбросил его на несколько шагов в сторону от двери с такой силою, какой я и не предполагал в столь тощем теле.
— Глупец! — прошипел он, грозя торговцу своим длинным кривым пальцем, опять с каким-то злобным торжеством. — В эту ночь нет ни одного человека в Париже — ни мужчины, ни женщины — которым бы осмелился противиться мне!
— В самом деле, неужто? — холодный насмешливый голос, произнесший эти слова, принадлежал не Мирнуа, а донесся со стороны двери.
Монах отпрянул, как будто кто поразил его ножом. Я ухватился за Круазета и еле удержал сведенную судорогой ногу, которую хотел выпрямить, воспользовавшись внезапным шумом в комнате.
Говоривший был Безер! Он стоял в открытых дверях; его громадная фигура заполняла собой почти весь проем, а на лице была прежняя насмешливая улыбка. Мы все, как действующие лица, так и слушатели, до того увлеклись описанным здесь спором, что и не заметили, как он поднялся по лестнице. На нем был тот же черный, расшитый серебром, костюм, но сверху был накинут плащ, под которым сверкнуло оружие. Высокие сапоги со шпорами и большие перчатки наводили на мысль, что он собрался в дорогу.
— Разве так? — повторил он с насмешкой, окинув взглядом всех присутствующих, а также углы комнаты. — Так уж никто в Париже не смеет противиться вам? Подумали ли вы, любезный коадъютор, сколько народу в Париже? Весьма позабавило бы меня, да и присутствующих дам, которые должны простить мое внезапное появление, ежели можно было вас подвергнуть испытанию: скажем, поставить лицом к лицу с герцогом Анжу, или с большим человеком — мсье де Гизом, или, наконец, с адмиралом? да, да, с самим адмиралом?
Ярость и страх, вызванные неожиданным вторжением Безера и боязнью перед ним, отразились на лице монаха.
— Как вы попали сюда, и что вам здесь нужно? — спросил он хрипло и так сверкнул глазами, что, если б он был одарен способностью убивать взглядом, мы навсегда избавились бы в этот момент от нашего врага.
— Я разыскиваю тех самых пташек, которым вы недавно хотели свернуть шеи, мой друг, — отвечал ему Безер. — Они исчезли, и действительно должны быть птицами, потому что, если не попали в этот дом через это окно, то, должно быть, улетели на крыльях.
— Никто не видел их здесь, — решительно отвечал монах, желая поскорее избавиться от Безера (и как я благословлял его за эти слова). — От вас я сразу ушел сюда и был здесь все время.
Но Видам был не из таких людей, что верят на слово.
— Благодарю вас, лучше я посмотрю сам, — сказал он самым спокойным тоном. — Мадам, — продолжал он, обращаясь к мадам де Паван, — вы позволите мне?
Он не смотрел на нее при этом и не мог заметить охватившего ее волнения, иначе бы он догадался о нашем присутствии в комнате. К нашему счастью другие также не подозревали что она в заговоре с нами. Видам мерными шагами прошел по комнате и приблизился к окну, между тем как остальные, по-прежнему, стояли у дверей. Он отдернул занавесь и осмотрел каждую из металлических полос. Возглас изумления и проклятия вырвался у него. Решетка была невредима, а ему и не приходило в голову; что мы могли пролезть в узкий промежуток меж ними.
Отвернувшись от окна, он бросил случайный взгляд на кровать и как будто заколебался. В руках у него была свеча, которую он взял, чтобы лучше рассмотреть решетку, и, ослепленный ее светом, он теперь не мог ясно различить отдельные предметы в темноте. Он не увидел нас. Наши скорчившиеся тела, бледные лица и испуганные глаза остались им незамеченными. До его слуха не долетели учащенные удары наших сердец. И хорошо было для него, что не случилось этого. Если б он все же подошел к кровати, мне кажется, мы непременно убили бы его, по крайней мере предприняли бы попытку.
Кровь ударила мне в голову, и я видел все как в тумане. Ясно различал я только одну точку — около пряжки, которой был перехвачен его плащ, близ ключицы, куда я готов был нанести удар. Но он отвернулся с мрачным лицом и подошел к собравшимся у дверей, нисколько не подозревая, как близок был он от смерти.
Глава VI. ИСПУГ МАДАМ
Мы вздохнули свободнее, когда кончилась эта агония ужаса, испытанная нами из-за колебаний Безера. Но страшная ночь казалась нам бесконечной.
За те мгновения, что мы лежали, согнувшись в невыразимом страхе, в алькове кровати, мы прожили целый век опыта, и цепь ужасных приключений окончательно отделила нас от мирной жизни в Кайлю. Париж представлялся нам теперь самым предательским городом и превзошел все наши худшие ожидания. Обман царил повсюду, и люда ежеминутно меняли свою личину. Мы приехали сюда, рискуя собственной жизнью, чтобы спасти Павана — он оказался обманщиком. Рядом был Мирнуа, признававший себя низким предателем, обманывавшим невинную женщину — мы невольно симпатизировали ему. Монах явился сюда с целью спасти ее и сделать доброе дело — между тем нам ненавистен самый звук его голоса, и в каждом слове мы видели обман и затаенную угрозу.
Вообще монах был для нас совершенною загадкою. Почему мы так боялись его? Отчего мадам де Паван, вероятно знавшая его прежде, содрогалась от одного прикосновения его руки? Почему он, словно мрачная тень, явился меж двумя сестрами и оттолкнул их друг от друга так, что когда жена Павана увидела его рядом со своей сестрой, она позабыла, что последняя пришла с целью спасти ее, и смотрела на нее с подозрением и страхом, почти с отвращением?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44