Да, нужно дать комиссару хорошенько выспаться. Бог свидетель, он это заслужил.
– Рядом со мной есть свободная комната, генерал. Кажется, это комната Генриха I Саксонского. – Небе ухмыльнулся.
– Просто какое-то сумасшествие! – засмеялся Гейдрих. – А меня поместили в комнату короля Артура и Грааля. Но кто знает? Может быть, сегодня мне удастся победить по крайней мере фею Моргану.
Комната Суда располагалась на первом этаже, в западном крыле. Поскольку дверь в соседнюю комнату осталась приоткрытой, я прекрасно видел и слышал все, что там происходило.
Стены большой, метров сорок в длину, комнаты были обшиты панелями, высокий потолок украшали дубовые балки и похожие на горгульи резные деревянные чудовища. Полированный деревянный пол не был прикрыт никакими коврами. Посреди комнаты стоял длинный дубовый стол, со всех четырех сторон окруженный кожаными стульями с высокими спинками. На каждом из них был прикреплен серебряный диск с именем, как я догадался, офицера СС, который должен занять это место. Все присутствующие были в черной форме. Открытие заседания Суда сопровождалось особыми церемониями – мне показалось, что я стал свидетелем собрания Большой масонской ложи.
В качестве первого пункта повестки дня на рассмотрение рейхсфюрера был вынесен план реставрации заброшенной северной башни замка. Его представил ландбаумайстер Бартельс, толстый, похожий на сову человек, сидевший между Вайстором и Раном. Вайстор, по-видимому, очень нервничал – ему, несомненно, недоставало привычной инъекции кокаина.
Когда рейхсфюрер спросил его мнение об этом плане, Вайстор, запинаясь, забормотал:
– Учитывая... э-э... учитывая... э-э... культовое значение... э-э... замка и... э-э... его магическое значение в любом... э-э... в любом предстоящем столкновении между... э-э... Востоком и Западом... э-э...
Но тут вмешался Гейдрих, и сразу же стало ясно, совсем не для того, чтобы помочь бригадефюреру.
– Рейхсфюрер, – холодно произнес он, – поскольку мы присутствуем на заседании Суда и с огромным восхищением слушаем бригадефюрера, я полагаю, было бы несправедливо по отношению ко всем нам позволить этому человеку продолжать речь, не ознакомив присутствующих с очень серьезными обвинениями, выдвигаемыми в его адрес и в адрес его коллеги, унтершарфюрера Рана.
– С какими там еще обвинениями? – недовольно спросил Гиммлер. – Я не слышал ни о каких обвинениях против Вайстора или о том, что против него ведется следствие.
– Потому что против него не ведется никакого следствия. Тем не менее в ходе расследования, не имевшего никакого отношения к Вайстору, выяснилось, что он играл главную роль в отвратительном заговоре, в результате которого были преднамеренно убиты семь невинных немецких школьниц.
– Рейхсфюрер! – взвился Вайстор. – Я протестую. Это чудовищно.
– Совершенно с вами согласен, – сказал Гейдрих. – И чудовище – это вы.
Вайстор вскочил на ноги, дрожа всем телом.
– Врешь, жиденыш! – прошипел он.
Гейдрих небрежно улыбнулся.
– Комиссар, – громко позвал он, – пройдите сюда, пожалуйста.
Я медленно вошел в комнату, волнуясь, словно актер перед прослушиванием. Когда я вошел, все головы повернулись в мою сторону, глаза пятидесяти самых могущественных людей Германии впились в меня, и я подумал: лучше бы меня здесь не было! У Вайстора отвисла челюсть, а Гиммлер наполовину приподнялся из-за стола.
– Что все это значит? – прорычал он.
– Некоторые из вас, вероятно, знают этого господина под именем Штайнингера, – спокойно сказал Гейдрих, – отца одной из убитых девушек. Но он не имеет к господину Штайнингеру никакого отношения. Он работает у меня. Скажите им, кто вы на самом деле, Гюнтер.
– Криминалькомиссар Бернхард Гюнтер, комиссия по расследованию убийств, Берлин, Александрплац.
– И расскажите, пожалуйста, этим офицерам, зачем вы сюда явились.
– Для того чтобы арестовать неких Карла Мария Вайстора, известного также под именами Карл Мария Вилигут и Ярл Видар, Отто Рана и Рихарда Андерса по обвинению в убийстве семерых девушек в Берлине за период с 23 мая по 29 сентября 1938 года.
– Лжец! – закричал Ран, вскакивая на ноги, вместе с другим офицером, который, как я догадался, был Андерсом.
– Сядьте, – приказал Гиммлер. – Я полагаю, вы можете это доказать, комиссар? – Он смотрел на меня с такой ненавистью, как будто я был самим Карлом Марксом.
– Да, уверен, что смогу, рейхсфюрер.
– Надеюсь, это не один из ваших обычных трюков, Гейдрих? – сказал Гиммлер.
– Трюков, рейхсфюрер? – спросил тот с невинным видом. – Если вам нужны трюки, то эти два мерзавца могут показать вам любой трюк. Они пытались представить себя ясновидящими и убедить легковерных, что это духи сообщают им, где находятся тела девушек, которых они сами же убивали и прятали. И если бы не комиссар Гюнтер, эти сумасшедшие продемонстрировали бы тот же самый трюк собравшимся здесь офицерам.
– Рейхсфюрер, – пролепетал Вайстор, – это же чистейший абсурд!
– Где же ваши доказательства, о которых вы говорили, Гейдрих?
– Я назвал их сумасшедшими. И это действительно так. Никому из присутствующих здесь не могла бы прийти в голову такая безумная идея. Впрочем, для психических больных как раз очень характерно верить в правоту того, что они делают.
Он вытащил из-под стопки бумаг папку с историей болезни Вайстора и положил ее перед Гиммлером.
– Вот история болезни Карла Мария Вилигута, известного также как Карл Мария Вайстор, которая до недавнего времени хранилась у его врача, гауптштурмфюрера Ланца Киндермана...
– Нет! – заорал Вайстор и попытался схватить папку.
– Взять его! – закричал Гиммлер.
Тут же два офицера, стоявшие рядом с Вайстором, схватили его за руки. Ран потянулся к кобуре, но я оказался проворнее и взвел маузер, направив пистолет в его голову.
– Только тронь кобуру, и я тут же проветрю твои мозги, – пригрозил я и забрал у него оружие.
Гейдрих, не обращая никакого внимания на всю эту суматоху, продолжал говорить. Он играл свою роль безукоризненно: холоден, как североморский лосось, и так же увертлив.
– В ноябре 1924 года после попытки убить свою жену Вилигут был помещен в психиатрическую клинику Зальцбурга. Врачи признали его невменяемым, и он до 1932 года находился в клинике под наблюдением доктора Киндермана. Выписавшись оттуда, он сменил свою фамилию на фамилию Вайстор, а все остальное вы, без сомнения, знаете и без меня, рейхсфюрер.
Гиммлер минуту-другую изучал содержимое папки. Наконец он вздохнул и спросил:
– Это правда. Карл?
Вайстор, которого держали два офицера СС, покачал головой.
– Клянусь честью благородного человека и офицера, это ложь.
– Закатайте ему рукав на левой руке, – сказал я. – Этот человек – наркоман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– Рядом со мной есть свободная комната, генерал. Кажется, это комната Генриха I Саксонского. – Небе ухмыльнулся.
– Просто какое-то сумасшествие! – засмеялся Гейдрих. – А меня поместили в комнату короля Артура и Грааля. Но кто знает? Может быть, сегодня мне удастся победить по крайней мере фею Моргану.
Комната Суда располагалась на первом этаже, в западном крыле. Поскольку дверь в соседнюю комнату осталась приоткрытой, я прекрасно видел и слышал все, что там происходило.
Стены большой, метров сорок в длину, комнаты были обшиты панелями, высокий потолок украшали дубовые балки и похожие на горгульи резные деревянные чудовища. Полированный деревянный пол не был прикрыт никакими коврами. Посреди комнаты стоял длинный дубовый стол, со всех четырех сторон окруженный кожаными стульями с высокими спинками. На каждом из них был прикреплен серебряный диск с именем, как я догадался, офицера СС, который должен занять это место. Все присутствующие были в черной форме. Открытие заседания Суда сопровождалось особыми церемониями – мне показалось, что я стал свидетелем собрания Большой масонской ложи.
В качестве первого пункта повестки дня на рассмотрение рейхсфюрера был вынесен план реставрации заброшенной северной башни замка. Его представил ландбаумайстер Бартельс, толстый, похожий на сову человек, сидевший между Вайстором и Раном. Вайстор, по-видимому, очень нервничал – ему, несомненно, недоставало привычной инъекции кокаина.
Когда рейхсфюрер спросил его мнение об этом плане, Вайстор, запинаясь, забормотал:
– Учитывая... э-э... учитывая... э-э... культовое значение... э-э... замка и... э-э... его магическое значение в любом... э-э... в любом предстоящем столкновении между... э-э... Востоком и Западом... э-э...
Но тут вмешался Гейдрих, и сразу же стало ясно, совсем не для того, чтобы помочь бригадефюреру.
– Рейхсфюрер, – холодно произнес он, – поскольку мы присутствуем на заседании Суда и с огромным восхищением слушаем бригадефюрера, я полагаю, было бы несправедливо по отношению ко всем нам позволить этому человеку продолжать речь, не ознакомив присутствующих с очень серьезными обвинениями, выдвигаемыми в его адрес и в адрес его коллеги, унтершарфюрера Рана.
– С какими там еще обвинениями? – недовольно спросил Гиммлер. – Я не слышал ни о каких обвинениях против Вайстора или о том, что против него ведется следствие.
– Потому что против него не ведется никакого следствия. Тем не менее в ходе расследования, не имевшего никакого отношения к Вайстору, выяснилось, что он играл главную роль в отвратительном заговоре, в результате которого были преднамеренно убиты семь невинных немецких школьниц.
– Рейхсфюрер! – взвился Вайстор. – Я протестую. Это чудовищно.
– Совершенно с вами согласен, – сказал Гейдрих. – И чудовище – это вы.
Вайстор вскочил на ноги, дрожа всем телом.
– Врешь, жиденыш! – прошипел он.
Гейдрих небрежно улыбнулся.
– Комиссар, – громко позвал он, – пройдите сюда, пожалуйста.
Я медленно вошел в комнату, волнуясь, словно актер перед прослушиванием. Когда я вошел, все головы повернулись в мою сторону, глаза пятидесяти самых могущественных людей Германии впились в меня, и я подумал: лучше бы меня здесь не было! У Вайстора отвисла челюсть, а Гиммлер наполовину приподнялся из-за стола.
– Что все это значит? – прорычал он.
– Некоторые из вас, вероятно, знают этого господина под именем Штайнингера, – спокойно сказал Гейдрих, – отца одной из убитых девушек. Но он не имеет к господину Штайнингеру никакого отношения. Он работает у меня. Скажите им, кто вы на самом деле, Гюнтер.
– Криминалькомиссар Бернхард Гюнтер, комиссия по расследованию убийств, Берлин, Александрплац.
– И расскажите, пожалуйста, этим офицерам, зачем вы сюда явились.
– Для того чтобы арестовать неких Карла Мария Вайстора, известного также под именами Карл Мария Вилигут и Ярл Видар, Отто Рана и Рихарда Андерса по обвинению в убийстве семерых девушек в Берлине за период с 23 мая по 29 сентября 1938 года.
– Лжец! – закричал Ран, вскакивая на ноги, вместе с другим офицером, который, как я догадался, был Андерсом.
– Сядьте, – приказал Гиммлер. – Я полагаю, вы можете это доказать, комиссар? – Он смотрел на меня с такой ненавистью, как будто я был самим Карлом Марксом.
– Да, уверен, что смогу, рейхсфюрер.
– Надеюсь, это не один из ваших обычных трюков, Гейдрих? – сказал Гиммлер.
– Трюков, рейхсфюрер? – спросил тот с невинным видом. – Если вам нужны трюки, то эти два мерзавца могут показать вам любой трюк. Они пытались представить себя ясновидящими и убедить легковерных, что это духи сообщают им, где находятся тела девушек, которых они сами же убивали и прятали. И если бы не комиссар Гюнтер, эти сумасшедшие продемонстрировали бы тот же самый трюк собравшимся здесь офицерам.
– Рейхсфюрер, – пролепетал Вайстор, – это же чистейший абсурд!
– Где же ваши доказательства, о которых вы говорили, Гейдрих?
– Я назвал их сумасшедшими. И это действительно так. Никому из присутствующих здесь не могла бы прийти в голову такая безумная идея. Впрочем, для психических больных как раз очень характерно верить в правоту того, что они делают.
Он вытащил из-под стопки бумаг папку с историей болезни Вайстора и положил ее перед Гиммлером.
– Вот история болезни Карла Мария Вилигута, известного также как Карл Мария Вайстор, которая до недавнего времени хранилась у его врача, гауптштурмфюрера Ланца Киндермана...
– Нет! – заорал Вайстор и попытался схватить папку.
– Взять его! – закричал Гиммлер.
Тут же два офицера, стоявшие рядом с Вайстором, схватили его за руки. Ран потянулся к кобуре, но я оказался проворнее и взвел маузер, направив пистолет в его голову.
– Только тронь кобуру, и я тут же проветрю твои мозги, – пригрозил я и забрал у него оружие.
Гейдрих, не обращая никакого внимания на всю эту суматоху, продолжал говорить. Он играл свою роль безукоризненно: холоден, как североморский лосось, и так же увертлив.
– В ноябре 1924 года после попытки убить свою жену Вилигут был помещен в психиатрическую клинику Зальцбурга. Врачи признали его невменяемым, и он до 1932 года находился в клинике под наблюдением доктора Киндермана. Выписавшись оттуда, он сменил свою фамилию на фамилию Вайстор, а все остальное вы, без сомнения, знаете и без меня, рейхсфюрер.
Гиммлер минуту-другую изучал содержимое папки. Наконец он вздохнул и спросил:
– Это правда. Карл?
Вайстор, которого держали два офицера СС, покачал головой.
– Клянусь честью благородного человека и офицера, это ложь.
– Закатайте ему рукав на левой руке, – сказал я. – Этот человек – наркоман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76