Под ногами у нас глухо брякнуло стекло — бутыль упала на землю, но ивовая оплетка не дала осколкам разлететься
— Матерь божья, — сказал комедиант. — А мне казалось — это я напился…
— Я трезв, как стеклышко у вас под ногами, и говорю чистую правду.
— Ну а если даже и так… Мне-то какое дело до короля, дамы или валета?
— Повторяю вам — они хотят впутать вашу жену. И капитана Алатристе.
Услышав это имя, Косар засмеялся тихонько и недоверчиво. Я взял его за руку и заставил пощупать мою спину. Пальцы его наткнулись на перевязку, и я увидел, как он переменился в лице:
— Кровь течет!
— Еще бы ей не течь! Не прошло и трех часов, как меня пырнули кинжалом.
Он вскочил, вот уж точно — как ужаленный. Я остался сидеть, наблюдая, как он бегает перед скамьей взад-вперед.
— Настает день праведного возмездия… — бормотал он вроде бы про себя. — Все решит добрый клинок.
Но вот Косар наконец остановился. Разбушевавшийся ветер все сильнее трепал полы его плаща.
— Филиппа, говоришь?
Я кивнул.
— Убить короля… — продолжал он. — Клянусь сам не знаю чем, это забавно… Прямо как в комедии!
— В трагикомедии, — вставил я.
— Это, юноша, зависит от точки зрения.
И внезапно меня осенило:
— У вас есть карета?
Он был сбит с толку и, слегка пошатываясь, уставился на меня:
— Ну разумеется. Стоит на площади. Кучер дрыхнет, забравшись внутрь. Я велел ждать и заплатил. И еще послал ему пару бутылок вина…
— Ваша жена уехала во Фреснеду.
Растерянность сменилась недоверчивостью:
— И дальше что? — спросил он не без опаски.
— До Фреснеды — почти лига пути. Мне не дойти. А карета домчит мигом.
— А зачем тебе туда?
— Чтобы спасти короля. И может быть, — донью Марию.
Он захохотал — довольно принужденно, должен заметить — и тотчас оборвал смех. Задумался, покачивая головой. И наконец, театрально завернувшись в плащ, продекламировал:
Я не подам ни повода, ни виду,
Я буду сам — и следствие, и суд.
Я отомстить сумею за обиду
Чуть раньше, чем ее мне нанесут.
— Моя жена сама о себе позаботится, — очень серьезно проговорил он. — Пора бы уж тебе это знать.
И с той же серьезностью — без шпаги, которая по-прежнему была прислонена к скамье, — Косар изобразил салют, парад, рипост. Странный человек, подумал я, затейливый человек. Весьма затейливый. Он вдруг поглядел на меня и улыбнулся. И улыбка его, и выражение глаз плохо вязались с тем, какая молва шла об этом благодушном рогоносце. Но размышлять было некогда.
— Тогда подумайте о короле, — настойчиво сказал я.
— А чего о нем думать?.. — Изящным движением он вложил в ножны воображаемую шпагу. — Клянусь бородой прадедушки, я не стану возражать, если кто-нибудь покажет ему, что кровь у него — того же цвета, что и у нас, грешных…
— Он — король Испании. Наш властелин.
Мои слова не произвели особого впечатления. Косар стряхнул с плеч дождевые капли, плотнее запахнул плащ.
— Вот что я скажу тебе, мой мальчик. Я каждый день встречаюсь с ними на сцене — то с императорами, то с Сулейманом Великолепным, то с самим Тамерланом. А время от времени даже играю их… И случалось мне по ходу пьесы делать такое, о чем не пишут в книгах. Так что у меня короли, живые или мертвые, священного трепета не вызывают.
— Но ваша жена…
— Да забудь ты про мою жену раз и навсегда!
Он снова глянул на разбитую бутыль, на минутку замер, сморщив лоб. Потом прищелкнул языком и с любопытством уставился на меня:
— Намереваешься отправиться во Фреснеду один? А где же наша гвардия? Где доблестная пехота? И могучий флот? Где они все, мать их так?..
— Во Фреснеде будут и гвардейцы, и свита. Если успею предупредить.
— Так в чем же дело? Дворец — в двух шагах. Валяй, предупреждай.
— Не пускают. Ночь.
— А если во Фреснеде тебя просто зарежут? Заговорщики уже могут быть там.
Я задумался. Косар ерошил свои бакенбарды.
— В «Сеговийском ткаче» я играл Бельтрана Рамиреса, — вдруг сказал актер. — Он спасает жизнь королю:
За ним ступайте; выясните, кто
Над грудью августейшею клинок
Предательский осмелился занесть…
И выжидательно уставился на меня. Я коротко кивнул. Не аплодировать же, в самом-то деле?
— Это Лопе? — осведомился я, чтобы хоть что-нибудь сказать.
— Нет. Мексиканец Аларкон. Знаменитейшая комедия. Огромный был успех. Мария играла донью Анну под сплошной гром оваций. А я… ну, да что там говорить.
Он помолчал, вспоминая о рукоплесканиях — или о жене.
— Да… Там я спасал короля. Действие первое, сцена первая. Отбивал его у двух мавров. Я, кстати, очень недурно владею шпагой, ты знаешь об этом? По крайней мере, бутафорской… При моем ремесле все на свете надо уметь… В том числе и фехтовать.
Он мечтательно зажмурился.
— А что? Это будет забавно… Юный монарх спасен первым актером Испании. А что касается Марии…
И вдруг осекся. Взгляд его уплыл в неведомые дали.
— Над грудью августейшей… — пробормотал Косар еле слышно.
Продолжая покачивать головой, он еще что-то говорил, но я уже не мог разобрать ни слова. Быть может, декламировал. Внезапно лицо его просияло — улыбка великодушная и героическая осветила его. Он дружески хлопнул меня по плечу:
— В конце концов, не все ли равно, какую роль играть?

XI
Охота
Когда сняли вымокшую от дождя повязку, Диего Алатристе увидел чахлый серый свет и тяжелые темные тучи. Связанными руками он протер глаза — левый еще побаливал, но веки открывались. Осмотрелся. Его везли сюда на муле — и рядом слышался перестук лошадиных копыт, — а потом довольно долго вели пешком, и он немного согрелся, ибо ни плаща, ни шляпы на нем не было. Но все равно его колотил озноб. И вот теперь капитан стоял в перелеске, среди вязов и дубов. На западной оконечности неба, что проглядывало сквозь листву, истаивала ночная тьма, и, наводя еще большую тоску на Алатристе и его спутников, неустанно сеялся мелкий противный дождик из тех, что, однажды начавшись, заряжают надолго.
Тирури-та-та.На знакомую руладу он обернулся. Гвальтерио Малатеста, завернувшись в черный плащ, до самых глаз надвинув шляпу, оборвал свист и скорчил гримасу, которую можно было принять и за насмешку, и за приветствие.
— Замерз, капитан?
— Не без того.
— И проголодался, наверно?
— Сильно.
— Ничего, утешайся тем, что для тебя скоро все кончится, а нам еще предстоит обратный путь.
И указал на своих спутников: то были люди, схватившие Алатристе у ручья, — только теперь их стало на одного меньше. Бородатые, зловещие видом, они были одеты непритязательно и удобно, на манер охотников или лесников, и обвешаны неимоверным количеством всякого колющего, режущего и стреляющего добра, от которого добра не жди.
— Самая отборная мразь, — угадывая мысли капитана, произнес Малатеста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66