ГЛАВА 20
1898, Италия
Тетушка Мэлоди Абрего была рада, когда Розалия попросила ее опекать своих двух девочек во время их путешествия в Европу. Она выслушала рассказ обо всем случившемся с Поппи, и ее сердце переполнилось жалостью к бедному ребенку, хотя она, конечно, уже не была ребенком; она была молодой женщиной, и очень привлекательной – на свой странный, почти кошачий манер. Конечно, ей было не сравниться с Энджел. Но Энджел была так исключительно красива. Тетушка Мэлоди только надеялась, что эти испорченные французы и пылкие, романтичные итальянцы будут не очень-то увиваться вокруг них.
Под ее охраной, ее и Грэга, восхищенные девочки отправились на вокзал, с которого начиналось их путешествие в Европу. Поплотнее надев на волосы свою большую соломенную шляпу, тетушка Мэлоди поправила камвольный жакет и надела новые туфли. Ее ноги часто опухали, а теперь, когда ей было шестьдесят, и она была гораздо более полной, чем раньше, ее обувь отравляла ей жизнь, она не могла дождаться, когда же они доберутся до своего купе в поезде и она сможет, наконец, скинуть эти противные туфли. Ей оставалось только надеяться, что девочки не захотят слишком много гулять в Париже и будут прилично себя вести. Она не ожидала особых проблем с Энджел – совсем нет… но Поппи была непредсказуема.
Розалия сказала тетушке Мэлоди, что то, что сделала Поппи, было непреднамеренным – девочка просто испугалась Джэба, и еще – что шрамы ее детства никогда не зарубцуются, и им надо благодарить Бога, что никто не может назвать несчастную Поппи убийцей (тетушка Мэлоди и подумать не могла о подобном слове), потому что Джэб Мэллори остался в живых. Но хотя его рана и зажила, врачи сказали – печень его так пострадала от алкоголя, что он нуждается в длительном постоянном уходе. Ник взялся оплачивать все связанные с этим расходы и сверх того – определил ему большую сумму денег, которая должна была выплачиваться ему раз в месяц всю оставшуюся жизнь, но на том условии, что он отступится от Поппи и ранчо Санта-Виттория.
Ник был в отъезде, когда произошел «инцидент», и поэтому Грэг бросился в Сан-Франциско сразу же после звонка перепуганной мисс Хендерсон. Он рассказал потом Нику и Розалии, как девочек заперли в кабинете мисс Хендерсон и запретили кому бы то ни было разговаривать с ними. Их вещи были упакованы, а когда он приехал, чемоданы уже ждали в холле.
Остальные девушки с любопытством выглядывали из салона, надеясь хоть краешком глаза взглянуть на пресловутую Поппи, прежде чем она исчезнет навсегда.
Мисс Хендерсон, со зловещим выражением бледного лица, в страхе от того, что может рухнуть то, что она по кирпичику возводила всю жизнь, была вынуждена позвонить одному из самых влиятельных жителей Сан-Франциско, чья дочь находилась в Академии. Он понял сразу же всю серьезность этого щекотливого дела и немедленно поместил Джэба в частную закрытую клинику, а также заверил, что не будет никакого полицейского расследования.
Мисс Хендерсон побежала открывать дверь кабинета.
– Ваш брат здесь, Энджел, – сказала она холодно. – Я уже объяснила ему, что не было никакой нужды вам ждать здесь вместе с… с этой девицей, но вы сами настояли.
– О, Грэг, – прошептала Энджел, повиснув у него на шее. – Это кошмарно, кошмарно… Я так напугана. Только посмотри на нее… Я не могу никак заставить ее заговорить, или просто пошевелиться…
Поппи свернулась в большом холодном кожаном кресле – ее колени были прижаты к подбородку, лицо спрятано в ладонях.
– Я приехал забрать тебя домой, Поппи, – сказал Грэг, проводя рукой по ее разметавшимся волосам. – Теперь все будет хорошо, ты увидишь. Пожалуйста, Поппи, посмотри на меня… поговори со мной.
Чуть отняв от лица ладонь, Поппи взглянула на него одним потухшим голубым глазом.
– Я никогда не смогу вернуться домой, – прошептала она. – Как же ты не понимаешь, Грэг? Они думают, что я хотела убить своего отца!
– Благодаря Господу твой жуткий папаша все еще жив! – вставила злобно мисс Хендерсон. – И вовсе не благодаря тебе, порочная девчонка, мы все еще не в тюрьме!
Энджел гневно обернулась.
– Успокойтесь, жалкая женщина! – закричала она. – Вы ничего не знаете об этой истории. Это не была вина Поппи.
– Не ее вина? Что, разве кто-то другой ранил мистера Джэба Мэллори, а? Это вы хотите мне сказать? Боюсь, что улика слишком явная, чтобы поверили вашей лжи.
– Это – не ложь, – закричала в отчаянии Энджел. – О-о, вы просто ничего не понимаете!
– Поппи, – сказал Грэг нежно. – Твой отец не умер. Он очень даже жив. Но обещаю тебе – он больше не потревожит тебя. На этот раз мы позаботимся, чтобы этого больше не случилось. Он ушел из твоей жизни – навсегда. – Легко подхватив ее на руки, он добавил: – А теперь я повезу тебя домой. Твоя семья ждет тебя. Ты нужна нам, Поппи, а мы – тебе.
В темных глазах Грэга было больше, чем симпатия – он уже давно любил ее – с тех самых пор, как узнал. Он просто смотрел и ждал, когда она подрастет. Он надеялся, что, когда ей будет восемнадцать, и она окончит школу, то, возможно, начнет относиться к нему иначе, чем просто как к брату. Он хотел, чтобы она смотрела на него так, как смотрит женщина на мужчину, которого любит и который любит ее.
Раздались восклицания шокированных девушек, когда Грэг, неся на руках Поппи, спрятавшую лицо на его груди, прошел через холл.
– До свидания, Энджел, – крикнули некоторые, а наиболее смелые, – до свидания, Поппи! Удачи тебе.
В следующие несколько месяцев Грэг и Поппи стали неразлучны. Она льнула к нему, словно в нем была вся ее жизнь. Она рассказывала ему все секреты своего полного боли детства – как ее таскали из города в город, из дома в отель – всегда одинокую, как она каждые несколько недель оказывалась в приюте для брошенных детей… Она говорила о ночных кошмарах, в которых Джэб возвращался и пытался забрать ее с собой, и как она испугалась и впала в состояние шока, когда он действительно вошел в дверь. Поппи призналась, что не помнит, как кинула нож в отца; она просто хотела спастись от него – она бы не вынесла его прикосновения… и о том, как она ненавидела саму мысль, что так похожа на него.
– Ты – раненый человек, Поппи, – нежно разуверял ее Грэг. – Но теперь с этим покончено. Ты его больше никогда не увидишь. И обещаю тебе, что в один прекрасный день я сделаю так, что ты позабудешь все это. Мы будем так счастливы. Будет так, словно этого кошмара никогда не существовало.
Когда однажды вечером он шел с ней по саду, они встретились с Розалией, и она сказала им о намечаемой поездке в Европу. Внезапно его охватило что-то вроде дурного предчувствия.
– Тебя не будет шесть месяцев, – сказал он грустно. – И я не хочу, чтобы ты забыла меня. Ты знаешь старую поговорку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96