Хорошенькая девушка постучала в дверь и вошла с подносом, на котором стояли кофейник, сливочник и светло-зеленая чашка с блюдцем. Мило улыбнувшись, она спросила, не нужно ли мне чего-нибудь еще, получила отрицательный ответ и удалилась грациозной походкой.
Моя левая рука уже вполне сносно заменяла правую. Я налил себе кофе без сливок и отхлебнул, наслаждаясь ароматом. В голове проплывали отрывочные картины последних дней.
Четыре ночи и три дня, сидя в тюремной камере, я пытался свыкнуться с мыслью, что убил Эдамса. Странно, хотя я допускал, что меня могут убить, мне почему-то ни разу не приходило в голову, что убийцей стану я. К этому - как, впрочем, и ко многому другому - я оказался совершенно неподготовлен. Не так-то просто перешагнуть через жизнь человека, пусть даже самого отвратительного и опасного.
За четыре ночи и три дня я постепенно пришел к выводу, что разного рода неудобства и унижения, причиняемые заключением в камере, могут быть вполне терпимыми, если относиться к ним спокойно, и почти с благодарностью вспоминал совет рыжего «не рыпаться».
Утром первого дня, после того как магистрат дал разрешение держать меня в полицейском участке семь дней, в камеру пришел врач и велел мне раздеться. Сам я не смог этого сделать, и ему пришлось мне помочь. Он равнодушно взглянул на обильно разбросанные по всему телу плоды стараний Эдамса и Хамбера, задал несколько вопросов и осмотрел мою правую руку, приобретшую сине-черный цвет от запястья почти до плеча. Несмотря на смягчающий эффект двух свитеров и куртки, кожа в том месте, куда угодила ножка стула, была разодрана. Врач помог мне одеться и с безразличным видом удалился. Я не поинтересовался его мнением, и он ничего мне не сказал.
Четыре ночи и три дня, час за томительным часом, я ждал. Думал об Эдамсе - живом и мертвом. Беспокоился о Хамбере. Представлял, как можно было бы сделать все по-другому. Привыкал к мысли, что не выйду отсюда без суда… а может, и вообще не выйду. Ждал, когда перестанут болеть синяки, и тщетно пытался удобно улечься на цементе. Считал количество кирпичей от пола до потолка и умножал на длину стены (минус дверь и окно). Думал о своей ферме, о сестрах и брате и о своей будущей жизни…
В понедельник утром раздался привычный уже скрип открываемой двери, но вместо полицейского в камере появился Октобер.
Я стоял, прислонившись к стене. Мы не виделись месяца три. Он окинул меня долгим взглядом и был явно потрясен моим диким видом.
- Дэниел, - наконец произнес он тихим и хриплым голосом.
Не хватало еще, чтобы он пожалел меня! Я засунул большой палец левой руки в карман, принял максимально небрежный вид и заставил себя ухмыльнуться.
- Привет, Эдуард.
Он с облегчением рассмеялся.
- Я вижу, вам все нипочем, - сказал он. Ну что ж… пусть он так думает.
- А вы не могли бы употребить свое влияние, чтобы я смог принять ванну?
- Обещаю и ванну и все, что захотите, как только вас освободят.
- Освободят? Насовсем?
- Насовсем, - кивнул он. - Они отказываются от обвинения. Мне не удалось скрыть своей радости.
Он иронически улыбнулся.
- Они решили, что не имеет смысла тратить общественные фонды и судить вас, все равно дело кончится полным оправданием. Убийство в целях самообороны, ничего незаконного.
- Я был убежден, что они мне не верят.
- Они проверили все факты. Ваши показания подтвердились и теперь совпадают с официальной версией.
- А Хамбер… в порядке?
- Кажется, вчера он пришел в сознание, но еще не может отвечать на вопросы. Вам разве не сообщили, что он вне опасности?
Я покачал головой.
- Тут народ не из болтливых. А как Элинор?
- Хорошо. Небольшая слабость, больше ничего.
- Мне страшно жаль, что она впуталась в эту историю. Это я во всем виноват.
- Нет, дорогой мой, она сама, - возразил он. - И вот еще что, Дэниел… насчет Пэтти… я вам такого наговорил…
- К черту все это, - прервал я. - Нечего ворошить старое. Когда вы сказали «освободят», вы имели в виду - сейчас, сию минуту?
- Да.
- В таком случае я бы хотел убраться отсюда немедленно. Вы ничего не имеете против?
Он огляделся кругом и непроизвольно поежился. Встретившись со мной глазами, он сказал извиняющимся тоном:
- Я не предполагал ничего подобного. Я слегка усмехнулся.
- Я тоже.
Мы отправились в Лондон - сначала машиной до Ньюкасла, а оттуда поездом. Из-за задержки в полиции, связанной с обсуждением некоторых формальностей (мне еще предстояло выступить свидетелем на следствии по делу о смерти Эдамса), вожделенную ванну пришлось отложить - иначе мы опоздали бы на экспресс Флайинг Скотсмен» , в котором у Октобера были заказаны места. Я не успел даже переодеться.
Войдя за Октобером в вагон-ресторан, я собрался было сесть напротив него, но тут официант схватил меня за локоть.
- Эй, ты, - грубо проговорил он, - выметайся отсюда! Здесь только для первого класса.
- У меня билет в первый класс, - мягко объяснил я.
- Да что ты? А ну-ка, покажи.
Я вынул из кармана кусочек белого картона. Он фыркнул и показал головой, что я могу сесть. Затем обратился к Октоберу:
- Если он будет вам мешать, сэр, вы только скажите мне, и я его быстренько выведу, с билетом он или без билета.
И он ушел, покачиваясь в такт движению поезда. Нечего и говорить, что весь вагон-ресторан немедленно повернулся, чтобы разглядеть наглеца. Я с улыбкой уселся напротив Октобера. У него был чрезвычайно смущенный вид.
- Не беспокойтесь за меня, - сказал я. - Я уже привык. - В эту минуту я осознал, что и в самом деле привык к подобному обращению и что меня это больше не волнует. - Но если хотите, можете делать вид, что не знаете меня. - Я открыл меню.
- Обижаете.
Я улыбнулся ему поверх меню.
- Хорошо.
- Ей-богу, Дэниел, вы неподражаемы. Вас можно сравнить только с Родди Беккетом.
- Мой дорогой Эдуард… разрешите предложить вам хлеб.
Он засмеялся, и мы продолжили свой путь в Лондон, вполне довольные друг другом, - самая странная на вид пара, чьи головы когда-либо покоились на крахмальных белых подголовниках поезда британской железной дороги.
Я налил себе еще кофе и взглянул на часы. Полковник Беккет опаздывал на двадцать минут. Голуби мирно сидели на подоконнике, а я поудобней устроился в кресле и с удовольствием вспомнил свой визит к парикмахеру Октобера, который подстриг мне волосы и сбрил наконец гнусные бачки. Сам парикмахер (кстати, потребовавший плату вперед) был удивлен достигнутым результатом.
- Ну вот, теперь мы больше похожи на джентльмена, а? Но я бы еще предложил… помыть голову.
Я с готовностью согласился на мытье головы, после которого граница чистоты прошла по середине моей шеи. Потом, в доме Октобера, я испытал фантастическое блаженство, шагнув из своего грязного барахла в большую горячую ванну, и удивление, облачившись в собственную одежду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69