Обвиняемый бросает на произвол судьбы беспомощных стариков, их жизни подвергаются смертельной опасности. Вот так. Хрестоматийное определение». Он скажет «Хорошо» и посоветует своему клиенту не возражать против квалификации обоих его деяний по классу D только при условии, что я соглашусь на отбывание срока в обычной тюрьме, а не в тюрьме строгого режима. «Не смешите людей», заявлю я ему, «я могу добиваться в суде тюремного заключения максимальным сроком семь лет за одно преступление класса D плюс столько же за второе преступление с отбыванием всего срока в исправительной тюрьме штата». Он спросит: «Хорошо, а как насчет одного — трех лет заключения за оба преступления с отбыванием срока в исправительной тюрьме штата?»
А я отвечу ему: «Нет. Самое меньшее, на что я соглашусь, это один максимальный срок по классу D за оба преступления. А дальше уж как решит судья». Ну, а если он будет выдвигать новые требования и его клиент по глупости поведет себя так, что ему могут дать пожизненный срок, я вспомню старушку и буду ходатайствовать в суде, чтобы его судили и по статье за убийство второй степени. Тогда Кэмбелл согласится на один максимальный срок по классу D. В суде он будет ходатайствовать об условном освобождении или отбывании срока не в тюрьме. А я буду настаивать на сроке заключения от двух лет четырех месяцев до семи лет за каждое преступление с отбыванием наказания в исправительной тюрьме штата. Думаю, что в конце концов он согласится на срок от одного года восемь месяцев до пяти лет по каждому пункту.
— А как быть со старушкой? — спросил Мейер.
— Если мы найдем какую-нибудь улику в его машине, я обязательно буду ходатайствовать, чтобы его судили по статье за убийство второй степени.
— А если ничего не найдем?
— Иногда приходится и проигрывать, — пожала плечами Нелли. — Постараемся, чтобы этого не случилось. А теперь разрешите вас покинуть.
* * *
Когда Паркер и Клинг вернулись в половине седьмого вечера, Кольберт все еще сидел за длинным столом в комнате допросов.
Он поднял глаза на сыщиков, улыбнулся Клингу и произнес:
— Ну как, идем ко мне домой?
— Сначала мы вам зададим еще парочку вопросов, адвокат, — ответил Клинг. — А потом вы расскажете все, что знаете об этом деле.
— Вот как? Это уже лучше.
— Вы совершенно уверены, что мы не найдем револьвер.
Так ведь?
— Я вам уже сказал: получите ордер на обыск.
— Именно это мы и собираемся сделать. И пойдем с обыском в дом номер 1137 по Олбермарльской Дороге.
Кольберт заморгал глазами.
Но сразу же овладел собой.
— С чего вы взяли, что судья удовлетворит подобное ходатайство?
— Думаю, мы сможем достаточно аргументировать его, и он позволит нам обыскать квартиру Уилкинс, — ответил Паркер. — Там мы нашли банки с красками. А на них обнаружили отпечатки ваших пальчиков. Может быть, и револьвер там спрятан.
— А разве это преступление — покупать краску? Вы не сможете увязать покупку краски с каким бы то ни было преступлением.
— Если не найдем в той квартире орудие убийства.
— Покупать краску — не преступление.
— Но убийство — преступление. Зачем вы поставили банки с красками в шкаф вашего компаньона? Чтобы внушить нам, будто?..
— Поставил их туда, потому что не нашел для них места в собственной квартире. Я живу в малометражке в центре города.
— На следующий день после убийства вашего компаньона, который погиб...
— Да.
— ...предположительно в тот самый момент, когда разрисовывал стену краской...
— А причем здесь...
— Вы побежали покупать двадцать две банки с красками и хранили их...
— Краска мне была нужна для...
— Да, она вам была нужна, чтобы внушить всем, что Уилкинс был стеномаракой, а не преуспевающим адвокатом, имеющим свою контору в центре города.
— Я хотел покрасить мебель...
— Мистер Кольберт, револьвер спрятан в той квартире?
Кольберт ничего не ответил.
— Бросить бы ее на съедение львам, — высказался Паркер.
Кольберт помолчал несколько секунд, потом спросил:
— А что я получу взамен на признание?
— Вы расскажете нам все, а мы, может быть, поговорим с окружным прокурором.
— Никаких «может быть».
— Мы будем ходатайствовать, чтобы вас поместили в федеральную тюрьму, а не в исправительную тюрьму штата, — пообещал Паркер.
Кольберт хорошо знал Уголовный кодекс, незамысловатый, как черное и белое. Виновен — не виновен. Сам он был белым и, значит, невиновным.
— Это она все придумала, — заявил он.
В: Расскажите нам, с чего все началось?
О: Задумано это было в постели. Все начинается с постели.
В; Где находилась та постель?
О: В мотеле за рекой. В другом штате.
В: Когда?
О: Перед Рождеством.
В: В той постели были вы и Дебра Уилкинс? В номере мотеля?
О: Да.
В: И долго все это продолжалось?
О: Это началось вскоре после ее свадьбы с Питером.
В: О чем вы говорили в номере мотеля?
О: Она завела со мной разговор о завещании.
В: Что она в нем упомянута как единственная наследница?
О: Да. Я не знал этого. А она видела документ, правда, еще не подписанный свидетелями. И действительно, на следующий день завещание было засвидетельствовано в нашей конторе несколькими служащими. Но она сказала мне, что желает унаследовать деньги...
В: Какую сумму? Миллионы...
О: Миллионы? Конечно, нет. Тысячи — да. Возможно, несколько сот тысяч. Что-то около этого. Но деньги в ее расчетах были на втором плане. Она просто не хотела с ним жить. Понимаете? Но если бы она развелась с ним, у нее осталось бы мало средств к существованию. Однако деньги ее интересовали меньше, чем любовь.
В: Вы любили друг друга, не так ли?
О: Да. И поэтому разработали план.
В: Какой же?
О: Убить его.
В: Вы действительно убили Питера Уилкинса?
О: Она так захотела.
В: И вы стреляли в Питера? О: Да.
В: И убили его.
О: Он был вторым.
В; А первый кто?
О: Мальчишка-испанец. Забыл, как его звали. На следующий день прочитал его имя в газете. Когда стрелял в него, не знал, кто он такой. Только потом узнал. И с другими точно так же было. Каррера? Каррера его звали?
В: Херрера.
О: Какое это имеет значение.
В: Вы упомянули о других...
О: Пачкунах. Мы хотели создать видимость, что кто-то охотится за пачкунами. Это Дебра придумала. Люди ненавидят пачкунов, вы это знаете. Они легко поверили, что кто-то охотится за пачкунами. Прошлым летом я был во Франции, в Тулузе. Так там стены тоже загажены пачкунами. Никаких политических лозунгов в Европе вы не увидите. Такая же пачкотня, как у нас. Выписывают краскопультами автографы, имена всякие. Отвратительно. Тамошним жителям это противно. Пачкунов везде ненавидят. Отличная выдумка Дебры. Нам даже пришла в голову мысль, что люди, возможно, будут приветствовать того, кто уничтожает пачкунов. А результат получился, как видите, плачевный, если не хуже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
А я отвечу ему: «Нет. Самое меньшее, на что я соглашусь, это один максимальный срок по классу D за оба преступления. А дальше уж как решит судья». Ну, а если он будет выдвигать новые требования и его клиент по глупости поведет себя так, что ему могут дать пожизненный срок, я вспомню старушку и буду ходатайствовать в суде, чтобы его судили и по статье за убийство второй степени. Тогда Кэмбелл согласится на один максимальный срок по классу D. В суде он будет ходатайствовать об условном освобождении или отбывании срока не в тюрьме. А я буду настаивать на сроке заключения от двух лет четырех месяцев до семи лет за каждое преступление с отбыванием наказания в исправительной тюрьме штата. Думаю, что в конце концов он согласится на срок от одного года восемь месяцев до пяти лет по каждому пункту.
— А как быть со старушкой? — спросил Мейер.
— Если мы найдем какую-нибудь улику в его машине, я обязательно буду ходатайствовать, чтобы его судили по статье за убийство второй степени.
— А если ничего не найдем?
— Иногда приходится и проигрывать, — пожала плечами Нелли. — Постараемся, чтобы этого не случилось. А теперь разрешите вас покинуть.
* * *
Когда Паркер и Клинг вернулись в половине седьмого вечера, Кольберт все еще сидел за длинным столом в комнате допросов.
Он поднял глаза на сыщиков, улыбнулся Клингу и произнес:
— Ну как, идем ко мне домой?
— Сначала мы вам зададим еще парочку вопросов, адвокат, — ответил Клинг. — А потом вы расскажете все, что знаете об этом деле.
— Вот как? Это уже лучше.
— Вы совершенно уверены, что мы не найдем револьвер.
Так ведь?
— Я вам уже сказал: получите ордер на обыск.
— Именно это мы и собираемся сделать. И пойдем с обыском в дом номер 1137 по Олбермарльской Дороге.
Кольберт заморгал глазами.
Но сразу же овладел собой.
— С чего вы взяли, что судья удовлетворит подобное ходатайство?
— Думаю, мы сможем достаточно аргументировать его, и он позволит нам обыскать квартиру Уилкинс, — ответил Паркер. — Там мы нашли банки с красками. А на них обнаружили отпечатки ваших пальчиков. Может быть, и револьвер там спрятан.
— А разве это преступление — покупать краску? Вы не сможете увязать покупку краски с каким бы то ни было преступлением.
— Если не найдем в той квартире орудие убийства.
— Покупать краску — не преступление.
— Но убийство — преступление. Зачем вы поставили банки с красками в шкаф вашего компаньона? Чтобы внушить нам, будто?..
— Поставил их туда, потому что не нашел для них места в собственной квартире. Я живу в малометражке в центре города.
— На следующий день после убийства вашего компаньона, который погиб...
— Да.
— ...предположительно в тот самый момент, когда разрисовывал стену краской...
— А причем здесь...
— Вы побежали покупать двадцать две банки с красками и хранили их...
— Краска мне была нужна для...
— Да, она вам была нужна, чтобы внушить всем, что Уилкинс был стеномаракой, а не преуспевающим адвокатом, имеющим свою контору в центре города.
— Я хотел покрасить мебель...
— Мистер Кольберт, револьвер спрятан в той квартире?
Кольберт ничего не ответил.
— Бросить бы ее на съедение львам, — высказался Паркер.
Кольберт помолчал несколько секунд, потом спросил:
— А что я получу взамен на признание?
— Вы расскажете нам все, а мы, может быть, поговорим с окружным прокурором.
— Никаких «может быть».
— Мы будем ходатайствовать, чтобы вас поместили в федеральную тюрьму, а не в исправительную тюрьму штата, — пообещал Паркер.
Кольберт хорошо знал Уголовный кодекс, незамысловатый, как черное и белое. Виновен — не виновен. Сам он был белым и, значит, невиновным.
— Это она все придумала, — заявил он.
В: Расскажите нам, с чего все началось?
О: Задумано это было в постели. Все начинается с постели.
В; Где находилась та постель?
О: В мотеле за рекой. В другом штате.
В: Когда?
О: Перед Рождеством.
В: В той постели были вы и Дебра Уилкинс? В номере мотеля?
О: Да.
В: И долго все это продолжалось?
О: Это началось вскоре после ее свадьбы с Питером.
В: О чем вы говорили в номере мотеля?
О: Она завела со мной разговор о завещании.
В: Что она в нем упомянута как единственная наследница?
О: Да. Я не знал этого. А она видела документ, правда, еще не подписанный свидетелями. И действительно, на следующий день завещание было засвидетельствовано в нашей конторе несколькими служащими. Но она сказала мне, что желает унаследовать деньги...
В: Какую сумму? Миллионы...
О: Миллионы? Конечно, нет. Тысячи — да. Возможно, несколько сот тысяч. Что-то около этого. Но деньги в ее расчетах были на втором плане. Она просто не хотела с ним жить. Понимаете? Но если бы она развелась с ним, у нее осталось бы мало средств к существованию. Однако деньги ее интересовали меньше, чем любовь.
В: Вы любили друг друга, не так ли?
О: Да. И поэтому разработали план.
В: Какой же?
О: Убить его.
В: Вы действительно убили Питера Уилкинса?
О: Она так захотела.
В: И вы стреляли в Питера? О: Да.
В: И убили его.
О: Он был вторым.
В; А первый кто?
О: Мальчишка-испанец. Забыл, как его звали. На следующий день прочитал его имя в газете. Когда стрелял в него, не знал, кто он такой. Только потом узнал. И с другими точно так же было. Каррера? Каррера его звали?
В: Херрера.
О: Какое это имеет значение.
В: Вы упомянули о других...
О: Пачкунах. Мы хотели создать видимость, что кто-то охотится за пачкунами. Это Дебра придумала. Люди ненавидят пачкунов, вы это знаете. Они легко поверили, что кто-то охотится за пачкунами. Прошлым летом я был во Франции, в Тулузе. Так там стены тоже загажены пачкунами. Никаких политических лозунгов в Европе вы не увидите. Такая же пачкотня, как у нас. Выписывают краскопультами автографы, имена всякие. Отвратительно. Тамошним жителям это противно. Пачкунов везде ненавидят. Отличная выдумка Дебры. Нам даже пришла в голову мысль, что люди, возможно, будут приветствовать того, кто уничтожает пачкунов. А результат получился, как видите, плачевный, если не хуже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86