Не все нам слушать
И слушаться слов судьбы:
Меняем роли.

– Узнаешь?
Пальцы с темными каемками плохо чищеных ногтей катнули по столу игральные кости. Ласково катнули, нежно: так повеса в предвкушении удовольствия распускает шнурки на корсаже неприступной последние мгновения красотки или скряга пересчитывает золотые монеты.
Как можно не узнать собственное детище? Конечно, явленное на свет не только моими стараниями, а напополам с деревянщиком, но зачатие, можно сказать, целиком лежит на моей совести. Хотя, не буду лукавить: не запоминал, на что похожи кубики, на гранях которых я царапал руны. По звуку отличу из сотни, а на вид…
– Узнаешь? – Повторил первый из допросчиков и единственный, удостоивший меня разговором.
Они заявились почти сразу же после того, как ко мне вернулось сознание, и складывалось впечатление: ждали неподалеку, а не получали весть от кого-то из служек. Одеяло было немилосердно сорвано и брошено на пол, а я поднят с постели и водружен на шаткий стул. Второго предмета мебели для сидения в комнате не наблюдалось, но и не особенно требовалось: человек из Плеча надзора, справедливо рассудив, что, глядя сверху вниз, произведет более грозное впечатление, встал рядом со столиком, на который и выложил одну за другой пять игральных костей. Выкладка совершалась медленно, со значением, и каждый кубик прежде ладонью припечатывался к деревянной поверхности на долгий вдох, и только потом выставлялся на обозрение. Но, честно говоря, мне было куда интереснее рассматривать неожиданных пришлецов, одетых без малейшего намека на принадлежность к покойной управе. Этакая смесь одежды добропорядочных жителей Нэйвоса и лихих людей с улиц северной столицы: толстое шерстяное полотно соседствовало с кожей, усыпанной мелкими стальными заклепками, что должно с одной стороны не вызывать излишних волнений, а с другой – внушать неосознанное уважение. Наверное. Может быть…
Длинные сальные пряди волос, чей природный цвет не поддавался определению, качнулись перед моим лицом, когда допросчик нагнулся и спросил, подпуская в голос еще больше проникновенной доброты, чем прежде:
– Выбирай: или ты глухой, или немой от рождения, но прикидываться тугодумом, право, поздновато.
Я поднял взгляд на продолговатое лицо, отмеченное сетью тонких белых шрамиков на скуле. Обветренные губы продолжали умильно улыбаться, а темные, словно подернутые мутью глаза повторили вопрос: «Узнаешь?».
– Да, это мои кости.
Допросчик просиял искренним счастьем человека, узнавшего самую радостную новость в своей жизни, и поучающим тоном заметил своему напарнику:
– Вот видишь, теплом и лаской добиваешься своего ничуть не хуже, чем грубой силой!
Напарник – прислонившийся к стене около двери коротко стриженый блондин с отсутствующим выражением на лице – не ответил, только пыхнул раскуренной трубкой, выпустив в комнату новую порцию сладковатого дыма, от которого у меня запершило в горле с самого момента появления надзорных.
– Расскажи-ка нам, что знаешь об этих костях, – продолжил длинноволосый.
– А что о них можно знать? Кости и кости. Трясешь, бросаешь, они разными боками поворачиваются… Или вы за игровым столом никогда не сидели?
Я не собирался шутить, скорее, выплескивал дурное настроение: стянутая полосками полотна грудь ныла, а левая рука, согнутая в локте и плотно примотанная к телу, казалась основательно занемевшей. По крайней мере, пальцы чувствовались плохо. Впрочем, правая рука тоже не могла похвастаться чувствительностью, из чего следовал неприятный вывод: пальцы обморозились. Наверное, я слишком долго пролежал на улице.
– Мы сиживали за разными столами, парень, а вот тебе, боюсь, еще нескоро придется стучать костями… А если придется, то своими, а не деревянными.
Пугают? Не рановато ли?
– Мне предъявлено обвинение?
– Не волнуйся, в свой срок будет, – успокоили меня. – Все будет!
– Тогда не отложить ли нашу беседу до того самого срока?
Длинноволосый надзорный с нежным сожалением скрестил руки на груди.
– Я бы отложил, непременно отложил, но… Беда в том, что не все доживают до начала судебного разбирательства. Особенно люди со слабым здоровьем.
Намек ясен. Но видимо, мое лицо невольно изобразило сомнение, потому что мужчина на мгновение поднял взгляд к потолку, словно испрашивал прощения у богов, неторопливо зашел мне за спину и положил свою руку на мое плечо. Левое.
– На дворе зима, подхватить лихорадку легче легкого, а если еще и раны не затянувшиеся имеются, так и вовсе… Был человек, и нет человека.
Он надавил, но отпускать пальцы сразу не стал: выдержал паузу, по окончании которой все, что я мог сделать – это выдохнуть воздух, скомканный в груди болью.
М-да, методы всегда одни и те же. Возможно, так и должно быть: зачем менять оружие, проверенное годами, на новое, способное предать в любой момент? Не скажу, что надеялся избежать допроса. Даже рассчитывал. Но вовсе не на явление надзорных! Впрочем, раз меня терзают не дознаватели, есть шанс выиграть и эту партию игры.
Длинноволосый снова склонился надо мной:
– И кому тогда нужно обвинение? Только служкам, сдающим отчет в архив. Я понятно объясняю?
– П-понятно.
– А раз понятно, вопрос повторять не будем, а перейдем к ответу. Итак?
Не знаю, как кто поступил бы на моем месте, но отпираться или молчать не казалось сейчас самым разумным выходом: чудом избежав встречи со смертью, я не торопился назначать ей новой свидание. Нет уж, hevary, пусть лучше прослыву грубияном и невежей, но от близкого знакомства с вами буду воздерживаться. Пока смогу.
– Это… особые кости.
Меня похвалили:
– Сообразительный парнишка! И чем же они хороши?
– Помогают выиграть.
Допросчик усмехнулся и с шутливой строгостью покачал головой:
– Ай-ай-ай! Крапленые, небось? А за крап у нас что полагается? Каторжные работы во благо империи и его наисправедливейшего величества. Можно судебного служку звать – признание записывать или обождать немного?
Я задержал ответ ровно настолько, чтобы допросчик успел придумать охвативший меня ужас:
– Никакого крапа нет.
– Что ж они у тебя, живые?
– Почему живые… Такие же, как и все прочие: деревянные.
– Раз крапа нет, – длинноволосый начал строить логическую цепочку, – и сами они по столу скакать и поворачиваться нужным боком не могут, то каким образом тот сопляк ухитрился делать подряд по три, а то и пять одинаковых бросков?
– Костям не обязательно самим быть живыми. Их бросает человеческая рука, а уж эта вещь самая, что ни на есть, живая.
Человек из Плеча надзора умел соображать быстро и четко: недаром, наверное, много дней провел, наблюдая за соблюдением порядка в игровых домах:
– Значит, все дело в руке?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101