Он никогда не симпатизировал ученику Даматиста. Льстец и лицемер, Эберос пресмыкался перед своим учителем – угрюмым и грубым алхимиком. В умильном и ласковом Эберосе Кейн чуял алчную и ненасытную душу.
Отчаяние исказило лицо Эбероса гневной гримасой.
– Ладно, смейся! Я согласен, фортуна не покровительствует мне у Станчека. Но я был этой ночью в других местах. Думаешь, деньги, которые я здесь потерял, я выпросил или украл? Ошибаешься! Слушай! Начал я сегодня вечером в «Псе и леопарде», имея за душой лишь десять золотых монет и немного серебра, скопленного из тех жалких денег, которые платит мне Даматист. В какой-то момент у меня осталось только серебро, но, когда я выходил, все были потрясены, а у меня оказалось около сотни золотых монет. В «Ярдарме» было то же самое. Они думали, что обдерут меня как липку, но очень скоро никто не мог играть против меня. У меня было уже с полтысячи серебром и золотом. Я пришел сюда. Тут можно играть по крупному. И снова получилось, что я продулся в пух и прах. Одолжи мне сколько нужно и даю слово, что потребуется пара невольников, чтобы поднять мой выигрыш. Одолжи мне полсотни – и сегодня же ночью получишь обратно сотню. – Кейн лишь рассмеялся в ответ. Отчаявшийся Эберос перевел взгляд на Опироса, который завороженно уставился на дно своей кружки. Поэт был богат, но никогда не носил при себе больше сотни монет. Видя, что ничего не добьется и что от него хотят избавиться, ученик алхимика схватился за последнюю соломинку. – А если я предложу кое-что в залог?
– И что же ты можешь предложить за полсотни золотых? – без интереса спросил Кейн.
Дрожащими руками Эберос вытащил из сумы, притороченной к поясу, небольшой сверток и молча кинул его Кейну. Кейн со скептическим видом развернул мягкую кожу. На его широкую ладонь выкатилась сверкающая фигурка. Глаза Кейна на мгновение сузились, а потом широко раскрылись.
– Муза Тьмы, – прошептал он изумленно.
– Что? – спросил Опирос, выходя из задумчивости и вытягивая шею. На открытой ладони Кейна лежала вырезанная из черного оникса статуэтка нагой девушки дюймов в пять. Камень был без единого изъяна, работа в высшей степени мастерская. Девушка лежала навзничь с лениво расслабленным видом.
Голова с копной вьющихся волос отдыхала на левой руке, другую руку она слегка приподняла в призывном, быть может, приветственном жесте. Стройные ноги были чуть согнуты в коленях. Взгляд таил в себе неотразимое очарование. Загадочная улыбка на приоткрытых губах, казалось хранит в себе какую-то тайну, манит куда-то. И все же в этом прекрасном лице таилась безжалостность, которая ложилась тенью на улыбку, полную обещаний, и заставляла задуматься – к каким усладам зовет чародейка. Световые блики мягко ласкали ее аристократическое лицо, округлые груди, узкие бедра и длинные ноги. Казалось, это богиня, превращенная в миниатюру из темного камня.
– Значит, ты знаешь об этой статуэтке, – с нервным смешком оскалился Эберос.
– Это Клинур, муза сновидений, которую еще называют Музой Тьмы, – сообщил Кейн. – Ошибиться невозможно, Клинур – одна из шестнадцати муз, которых много веков назад изваял маг Амдерин. Его работу легко распознать, ну а эти скульптурки вообще легендарны. Предполагают, что большая часть их не сохранилась. И еще говорят, что несколько штук есть у Даматиста, но ты ведь не вор?
Эберос сжал губы.
– Не заметит же он сразу ее отсутствие! Я взял ее из шкатулки только потому, что предвидел такую ситуацию. Эта фигурка бесценна, и ты об этом знаешь. Одолжи мне сотню золотых под залог? Я отдам тебе через час сумму вдвое большую.
Кейн пожал плечами.
– У меня нет причин переступать порог мира грез. К тому же я не хочу ни часа хранить краденые произведения искусства.
– Дай ему денег, Кейн, – вмешался Опирос, неожиданно оживившись. – Если он проиграет, я покрою убыток.
– Тогда выложим сумму пополам, – Кейн удивленно посмотрел на поэта. – Таким образом, ты пожалеешь лишь наполовину, когда придешь в себя.
Эберос хотел запротестовать, но не решился, опасаясь, что приятели передумают. Тяжелые золотые монеты покатились через стол, разбрызгивая разлитое пиво. Помощник алхимика поспешно собрал их и отправился играть.
– Расскажи мне о ней, Кейн, – попросил Опирос. – Когда ты сказал о пороге мира грез, мне это что-то напомнило. Что за история связана с этой музой?
Кейн пододвинул статуэтку к поэту и серьезно посмотрел на него:
– Амдерин был одним из самых знаменитых магов времен упадка Керсальтиаля. И к тому же талантливейшим скульптором. Он не хотел смириться с тем, что не может превзойти других людей абсолютно во всем, и поэтому изваял шестнадцать муз. Каждая из них должна была помогать ему в какой-то определенной области жизни и творчества – для этого нужно было только ее вызвать. Он мог стать первым универсальным гением.
– Почему же не стал?
– Умер вскоре после того, как воплотил свой замысел в жизнь.
– Самоубийство?
– Странное предположение, – Кейн пристально взглянул на Опироса. – Нет, не самоубийство. Хотя смерть его была загадочной. Его тело лежало поперек кровати – раздавленное и переломанное, будто он упал с большой высоты. Потом статуэтки переходили из рук в руки. На сегодняшний день известна судьба лишь нескольких из них.
– А это, значит, Клинур, – пробормотал Опирос, – муза сонных грез.
– Муза Тьмы, – добавил Кейн, – вырезанная из черного оникса, черная как беззвездная ночь – ночь, в которой она обитает и куда манит. Живет же она во мраке бесконечных снов. Призраки этих снов таятся в бездне – обрывочные видения, которым никогда не воплотиться в реальность.
– Она словно зовет.
– Призывает тебя переступить порог сонных грез.
– Какая странная у нее улыбка.
– За ней – тайная мудрость, скрытая пологом ночи.
– Как будто она насмехаемся над чем-то.
– Над бесплодными мечтами. В ней нет ложной мудрости.
– И во взгляде ее – безжалостность.
Кейн резко рассмеялся.
– Безжалостность? Конечно! Ведь многие сны – это ночные кошмары. Попади в ее объятия – и вместо чудес, которых ты ждешь, темная муза втянет тебя в бездонный водоворот черного ужаса.
Кейн посмотрел в сторону входа. Из пелены табачного дыма выскользнули трое мужчин – те, что сидели с ним прежде. Странствующего незнакомца с ними не было.
Небрежно проталкиваясь через набитый людьми зал, они прошли к угловому столику, уселись и тут же стали пить пиво. Опирос, который знал их и раньше, пробурчал неразборчивое приветствие.
– Без проблем, Левардос? – поинтересовался Кейн.
Его помощник, напоминавший скелет, помотал головой:
– Не волнуйся. Хочешь увидеть?
– Не сейчас. Станчек в курсе того, что случилось?
– Знает. Он видел и, похоже, доволен сделкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Отчаяние исказило лицо Эбероса гневной гримасой.
– Ладно, смейся! Я согласен, фортуна не покровительствует мне у Станчека. Но я был этой ночью в других местах. Думаешь, деньги, которые я здесь потерял, я выпросил или украл? Ошибаешься! Слушай! Начал я сегодня вечером в «Псе и леопарде», имея за душой лишь десять золотых монет и немного серебра, скопленного из тех жалких денег, которые платит мне Даматист. В какой-то момент у меня осталось только серебро, но, когда я выходил, все были потрясены, а у меня оказалось около сотни золотых монет. В «Ярдарме» было то же самое. Они думали, что обдерут меня как липку, но очень скоро никто не мог играть против меня. У меня было уже с полтысячи серебром и золотом. Я пришел сюда. Тут можно играть по крупному. И снова получилось, что я продулся в пух и прах. Одолжи мне сколько нужно и даю слово, что потребуется пара невольников, чтобы поднять мой выигрыш. Одолжи мне полсотни – и сегодня же ночью получишь обратно сотню. – Кейн лишь рассмеялся в ответ. Отчаявшийся Эберос перевел взгляд на Опироса, который завороженно уставился на дно своей кружки. Поэт был богат, но никогда не носил при себе больше сотни монет. Видя, что ничего не добьется и что от него хотят избавиться, ученик алхимика схватился за последнюю соломинку. – А если я предложу кое-что в залог?
– И что же ты можешь предложить за полсотни золотых? – без интереса спросил Кейн.
Дрожащими руками Эберос вытащил из сумы, притороченной к поясу, небольшой сверток и молча кинул его Кейну. Кейн со скептическим видом развернул мягкую кожу. На его широкую ладонь выкатилась сверкающая фигурка. Глаза Кейна на мгновение сузились, а потом широко раскрылись.
– Муза Тьмы, – прошептал он изумленно.
– Что? – спросил Опирос, выходя из задумчивости и вытягивая шею. На открытой ладони Кейна лежала вырезанная из черного оникса статуэтка нагой девушки дюймов в пять. Камень был без единого изъяна, работа в высшей степени мастерская. Девушка лежала навзничь с лениво расслабленным видом.
Голова с копной вьющихся волос отдыхала на левой руке, другую руку она слегка приподняла в призывном, быть может, приветственном жесте. Стройные ноги были чуть согнуты в коленях. Взгляд таил в себе неотразимое очарование. Загадочная улыбка на приоткрытых губах, казалось хранит в себе какую-то тайну, манит куда-то. И все же в этом прекрасном лице таилась безжалостность, которая ложилась тенью на улыбку, полную обещаний, и заставляла задуматься – к каким усладам зовет чародейка. Световые блики мягко ласкали ее аристократическое лицо, округлые груди, узкие бедра и длинные ноги. Казалось, это богиня, превращенная в миниатюру из темного камня.
– Значит, ты знаешь об этой статуэтке, – с нервным смешком оскалился Эберос.
– Это Клинур, муза сновидений, которую еще называют Музой Тьмы, – сообщил Кейн. – Ошибиться невозможно, Клинур – одна из шестнадцати муз, которых много веков назад изваял маг Амдерин. Его работу легко распознать, ну а эти скульптурки вообще легендарны. Предполагают, что большая часть их не сохранилась. И еще говорят, что несколько штук есть у Даматиста, но ты ведь не вор?
Эберос сжал губы.
– Не заметит же он сразу ее отсутствие! Я взял ее из шкатулки только потому, что предвидел такую ситуацию. Эта фигурка бесценна, и ты об этом знаешь. Одолжи мне сотню золотых под залог? Я отдам тебе через час сумму вдвое большую.
Кейн пожал плечами.
– У меня нет причин переступать порог мира грез. К тому же я не хочу ни часа хранить краденые произведения искусства.
– Дай ему денег, Кейн, – вмешался Опирос, неожиданно оживившись. – Если он проиграет, я покрою убыток.
– Тогда выложим сумму пополам, – Кейн удивленно посмотрел на поэта. – Таким образом, ты пожалеешь лишь наполовину, когда придешь в себя.
Эберос хотел запротестовать, но не решился, опасаясь, что приятели передумают. Тяжелые золотые монеты покатились через стол, разбрызгивая разлитое пиво. Помощник алхимика поспешно собрал их и отправился играть.
– Расскажи мне о ней, Кейн, – попросил Опирос. – Когда ты сказал о пороге мира грез, мне это что-то напомнило. Что за история связана с этой музой?
Кейн пододвинул статуэтку к поэту и серьезно посмотрел на него:
– Амдерин был одним из самых знаменитых магов времен упадка Керсальтиаля. И к тому же талантливейшим скульптором. Он не хотел смириться с тем, что не может превзойти других людей абсолютно во всем, и поэтому изваял шестнадцать муз. Каждая из них должна была помогать ему в какой-то определенной области жизни и творчества – для этого нужно было только ее вызвать. Он мог стать первым универсальным гением.
– Почему же не стал?
– Умер вскоре после того, как воплотил свой замысел в жизнь.
– Самоубийство?
– Странное предположение, – Кейн пристально взглянул на Опироса. – Нет, не самоубийство. Хотя смерть его была загадочной. Его тело лежало поперек кровати – раздавленное и переломанное, будто он упал с большой высоты. Потом статуэтки переходили из рук в руки. На сегодняшний день известна судьба лишь нескольких из них.
– А это, значит, Клинур, – пробормотал Опирос, – муза сонных грез.
– Муза Тьмы, – добавил Кейн, – вырезанная из черного оникса, черная как беззвездная ночь – ночь, в которой она обитает и куда манит. Живет же она во мраке бесконечных снов. Призраки этих снов таятся в бездне – обрывочные видения, которым никогда не воплотиться в реальность.
– Она словно зовет.
– Призывает тебя переступить порог сонных грез.
– Какая странная у нее улыбка.
– За ней – тайная мудрость, скрытая пологом ночи.
– Как будто она насмехаемся над чем-то.
– Над бесплодными мечтами. В ней нет ложной мудрости.
– И во взгляде ее – безжалостность.
Кейн резко рассмеялся.
– Безжалостность? Конечно! Ведь многие сны – это ночные кошмары. Попади в ее объятия – и вместо чудес, которых ты ждешь, темная муза втянет тебя в бездонный водоворот черного ужаса.
Кейн посмотрел в сторону входа. Из пелены табачного дыма выскользнули трое мужчин – те, что сидели с ним прежде. Странствующего незнакомца с ними не было.
Небрежно проталкиваясь через набитый людьми зал, они прошли к угловому столику, уселись и тут же стали пить пиво. Опирос, который знал их и раньше, пробурчал неразборчивое приветствие.
– Без проблем, Левардос? – поинтересовался Кейн.
Его помощник, напоминавший скелет, помотал головой:
– Не волнуйся. Хочешь увидеть?
– Не сейчас. Станчек в курсе того, что случилось?
– Знает. Он видел и, похоже, доволен сделкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68