И конечно же, она мне ничего прямо не скажет - старая школа, Женька была образцовым секретарем во всех отношениях.
– А у тебя здесь миленько, - она попрыгала попкой на диване, прислушиваясь, склонив голову, к обиженному гудению его давно уставших пружин. - Лампа керосиновая. Иконки. Печка теплая. Пустишь как-нибудь переночевать бедную заблудшую сиротинку?
– Щаз-з! - ответил я любимым ее словцом. - Тебя только пусти, потом и дихлофосом не выгонишь.
– А то! - бодро согласилась Женька. - Мы такие - нас в дверь, а мы в окошко… Поехали, что ли, а то шеф ждет не дождется, чтобы прижать тебя к пузу. И облобызать трое кратно.
Я выкатил из сарая Крошку Вилли. Женька шарахнулась от него в сторону и категорически сказала, тыча в него пальцем:
– Я на «этом» не поеду!
– Как миленькая поедешь. «Мерседеса» у меня нет.
– И не будет никогда.
– Откуда ты знаешь?
Женька фыркнула:
– Это уж всем известно!
Права, как всегда. Права как женщина, восполняющая недостаток информации прекрасно развитым внутренним чутьем.
По дороге в Москву я и не пытался напрямик выжать из нее нужные сведения - все равно ничего не скажет. Но, задавая вполне невинные вопросы о конторе, получил косвенное подтверждение своим догадкам и имел возможность подготовиться к предстоящему разговору. Женька умело соблюдала правила игры: я тебе ничего не говорила, кое на какие вопросы уклончиво ответила, думай сам, вот и молодец.
Она вообще была умницей с массой достоинств. Ее отточенное постоянной практикой любопытство, а следовательно, и полная осведомленность во всех делах, отношениях, закулисных играх носили чисто рациональный характер, давали ей надежные гарантии от возможных ошибок. К тому же она умела и любила готовить, часто собиралась замуж, мастерски владела пишущей машинкой: одинаково быстро и безошибочно писала с листа, под диктовку, с диктофона, с закрытыми глазами, одной рукой, даже, кажется, если надо, - носом или ресницами. Она по ходу переписки исправляла ошибки, грамотно и точно редактировала текст; правое поле на ее листе было таким же строго вертикальным и ровным, как и левое… Густая грива буйно-рыжих волос, зеленые шальные глаза, великолепная фигура…
Но характер! Собственно, по характеру она и вылетела из органов. А ведь место было «куда как хорошо» - у большого добродушного начальника, который ценил ее как профессионала и уважал как женщину.
Женька знала себе цену! Потому и пострадала. Какой-то майор е периферии в приемкой Женькиното начальника диктовал ей срочную докладную бумагу для шефа. Женька молотила текст, а майор, диктуя, будто в деловой сосредоточенности, в напряжении мысли клал лапу то на ее плечо, то на коленку. Руки у Женьки были заняты, поэтому она поставила его на место иным способом: приезжий майор картавил три буквы, и Женька напечатала весь текст в строгом соответствии с его произношением. Майор, едва она выгнала лист из каретки, схватил бумагу, благодарно потрепал Женьку по щеке, обхватил талию и нырнул в кабинет…
Через несколько секунд рявкнул селектор:
– Зайдите ко мне!
Женька вошла и с невинным видом, с блокнотом и ручкой, скромно и в высшей степени деловито стала в дверях.
Шеф был грозен:, едва сдерживая смех держа бумагу в руках. Майор - злобно-красен.
– Что вы себе позволяете, Евгения Семеновна?
Женька непонимающе пожала плечами, взмахнула нахальнейшими ресницами:
– А что такое, Павел Петрович? Что-нибудь наврала в тексте? Как они диктовали, - кивок в сторону майора, - так и писала. Они и сами просили, чтобы все было точь-в-точь, олово в слово, говорили, это очень важно…
Майор оказался не только злым и картавым, но и глупым - он до тех пор бегал по управлению и жаловался, пока Женьку не уволили.
– И Широков тебя подобрал?
– Подобрал?… Щаз-з! Упрашивал, умолял. А я, конечно, поломалась всласть…
– А кто еще служит в конторе? Наши есть, кроме тебя и шефа?
– Полно! Считай, все наши. Павло Радченко, - старательно загибала пальцы Женька, - Ванюшка Злобин, Шурик, Игорек, Сева…
Понятно. Шеф подобрал тех ребят, кто не захотел работать «по-новому», кто не нашел, по тем шей иным причинам, общего языка с новым руководством системы в период «всеобщей демократизации всех ее структур». Ну что же, разумно, неплохая получилась компания, надежная. Ребята - честные и опытные. Оболганные и обруганные. С выговорами и медалями. Битые, резаные и стреляные. С такими можно жить. И работать. Под себя Федорыч подбирал. Сын полка в далеком прошлом, начальник управления в прошлом совсем недавнем, мастер сыскного дела, профессионал до кончиков ногтей, с необыкновенно развитой интуицией и чувством справедливости. Для таких, как он, понятия чести, совести и долга - не пустые слова, над которыми картаво издеваются «новые русские». За этими словами - смысл жизни, а порой - и сама жизнь. Вот на таких парнях еще держится хрупкое, критическое равновесие между добром и злом…
Встреченный водитель предупреждающе помигал мне фарами. Я благодарно мигнул ему в ответ и снизил скорость. Из кустов, как и ожидалось, выскочил на обочину инспектор ГАИ и поднял жезл. Невнятно представившись, он потребовал документы, пыхтел и вздыхал, стал топтаться вокруг машины, заглянул под низ, ощупал зачем-то запаску.
– Ну все, что ли? - не выдержала Женька. - Ехать нам надо, мы Помпиду встречаем.
– Помпида подождет, А вот права, у вас, товарищ водитель, придется изъять.
– Это еще почему? На каком основании?
– Без ремней безопасности ездите…
– И без дверец, и без крыши, - в тон ему продолжил я, вылезая из машины.
Инспектор почему-то опасливо сделал шаг назад. Его потное лицо все время меняло выражение - то мелькала на нем наглость хамоватого представителя власти, то бегала в глазах опасливая неуверенность. Странный какой-то инспектор.
– Машина зарегистрирована по особому распоряжению вашего начальства, - я уверенно и небрежно назвал звание и фамилию начальника областной ГАИ.
– Требования для всех одинаковы, - пробормотал инспектор.
– На этой модели, - все еще терпеливо пояснил я, - не предусмотрены ремни: машина армейская, специального назначения.
– …И пассажир не пристегнут, - бубнил упрямый страж дорожного закона.
– Хорошо, - я решительно достал из кармана куртки блокнот и ручку. - Повторите, пожалуйста, ваше звание, фамилию, подразделение. И можете забирать мое удостоверение. Продолжим нашу беседу позже, в другом месте.
– Леша! - взорвалась Женька. - Дай ему по яйцам - надоел как муха.
Инспектор отступил еще на шаг.
– Вы мне угрожаете? - Он выставил вперед руки: на правой болтался жезл на ремешке, в левой он держал мое удостоверение, которое я бесцеремонно выдернул из его толстых вялых пальцев.
Странный какой-то инспектор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– А у тебя здесь миленько, - она попрыгала попкой на диване, прислушиваясь, склонив голову, к обиженному гудению его давно уставших пружин. - Лампа керосиновая. Иконки. Печка теплая. Пустишь как-нибудь переночевать бедную заблудшую сиротинку?
– Щаз-з! - ответил я любимым ее словцом. - Тебя только пусти, потом и дихлофосом не выгонишь.
– А то! - бодро согласилась Женька. - Мы такие - нас в дверь, а мы в окошко… Поехали, что ли, а то шеф ждет не дождется, чтобы прижать тебя к пузу. И облобызать трое кратно.
Я выкатил из сарая Крошку Вилли. Женька шарахнулась от него в сторону и категорически сказала, тыча в него пальцем:
– Я на «этом» не поеду!
– Как миленькая поедешь. «Мерседеса» у меня нет.
– И не будет никогда.
– Откуда ты знаешь?
Женька фыркнула:
– Это уж всем известно!
Права, как всегда. Права как женщина, восполняющая недостаток информации прекрасно развитым внутренним чутьем.
По дороге в Москву я и не пытался напрямик выжать из нее нужные сведения - все равно ничего не скажет. Но, задавая вполне невинные вопросы о конторе, получил косвенное подтверждение своим догадкам и имел возможность подготовиться к предстоящему разговору. Женька умело соблюдала правила игры: я тебе ничего не говорила, кое на какие вопросы уклончиво ответила, думай сам, вот и молодец.
Она вообще была умницей с массой достоинств. Ее отточенное постоянной практикой любопытство, а следовательно, и полная осведомленность во всех делах, отношениях, закулисных играх носили чисто рациональный характер, давали ей надежные гарантии от возможных ошибок. К тому же она умела и любила готовить, часто собиралась замуж, мастерски владела пишущей машинкой: одинаково быстро и безошибочно писала с листа, под диктовку, с диктофона, с закрытыми глазами, одной рукой, даже, кажется, если надо, - носом или ресницами. Она по ходу переписки исправляла ошибки, грамотно и точно редактировала текст; правое поле на ее листе было таким же строго вертикальным и ровным, как и левое… Густая грива буйно-рыжих волос, зеленые шальные глаза, великолепная фигура…
Но характер! Собственно, по характеру она и вылетела из органов. А ведь место было «куда как хорошо» - у большого добродушного начальника, который ценил ее как профессионала и уважал как женщину.
Женька знала себе цену! Потому и пострадала. Какой-то майор е периферии в приемкой Женькиното начальника диктовал ей срочную докладную бумагу для шефа. Женька молотила текст, а майор, диктуя, будто в деловой сосредоточенности, в напряжении мысли клал лапу то на ее плечо, то на коленку. Руки у Женьки были заняты, поэтому она поставила его на место иным способом: приезжий майор картавил три буквы, и Женька напечатала весь текст в строгом соответствии с его произношением. Майор, едва она выгнала лист из каретки, схватил бумагу, благодарно потрепал Женьку по щеке, обхватил талию и нырнул в кабинет…
Через несколько секунд рявкнул селектор:
– Зайдите ко мне!
Женька вошла и с невинным видом, с блокнотом и ручкой, скромно и в высшей степени деловито стала в дверях.
Шеф был грозен:, едва сдерживая смех держа бумагу в руках. Майор - злобно-красен.
– Что вы себе позволяете, Евгения Семеновна?
Женька непонимающе пожала плечами, взмахнула нахальнейшими ресницами:
– А что такое, Павел Петрович? Что-нибудь наврала в тексте? Как они диктовали, - кивок в сторону майора, - так и писала. Они и сами просили, чтобы все было точь-в-точь, олово в слово, говорили, это очень важно…
Майор оказался не только злым и картавым, но и глупым - он до тех пор бегал по управлению и жаловался, пока Женьку не уволили.
– И Широков тебя подобрал?
– Подобрал?… Щаз-з! Упрашивал, умолял. А я, конечно, поломалась всласть…
– А кто еще служит в конторе? Наши есть, кроме тебя и шефа?
– Полно! Считай, все наши. Павло Радченко, - старательно загибала пальцы Женька, - Ванюшка Злобин, Шурик, Игорек, Сева…
Понятно. Шеф подобрал тех ребят, кто не захотел работать «по-новому», кто не нашел, по тем шей иным причинам, общего языка с новым руководством системы в период «всеобщей демократизации всех ее структур». Ну что же, разумно, неплохая получилась компания, надежная. Ребята - честные и опытные. Оболганные и обруганные. С выговорами и медалями. Битые, резаные и стреляные. С такими можно жить. И работать. Под себя Федорыч подбирал. Сын полка в далеком прошлом, начальник управления в прошлом совсем недавнем, мастер сыскного дела, профессионал до кончиков ногтей, с необыкновенно развитой интуицией и чувством справедливости. Для таких, как он, понятия чести, совести и долга - не пустые слова, над которыми картаво издеваются «новые русские». За этими словами - смысл жизни, а порой - и сама жизнь. Вот на таких парнях еще держится хрупкое, критическое равновесие между добром и злом…
Встреченный водитель предупреждающе помигал мне фарами. Я благодарно мигнул ему в ответ и снизил скорость. Из кустов, как и ожидалось, выскочил на обочину инспектор ГАИ и поднял жезл. Невнятно представившись, он потребовал документы, пыхтел и вздыхал, стал топтаться вокруг машины, заглянул под низ, ощупал зачем-то запаску.
– Ну все, что ли? - не выдержала Женька. - Ехать нам надо, мы Помпиду встречаем.
– Помпида подождет, А вот права, у вас, товарищ водитель, придется изъять.
– Это еще почему? На каком основании?
– Без ремней безопасности ездите…
– И без дверец, и без крыши, - в тон ему продолжил я, вылезая из машины.
Инспектор почему-то опасливо сделал шаг назад. Его потное лицо все время меняло выражение - то мелькала на нем наглость хамоватого представителя власти, то бегала в глазах опасливая неуверенность. Странный какой-то инспектор.
– Машина зарегистрирована по особому распоряжению вашего начальства, - я уверенно и небрежно назвал звание и фамилию начальника областной ГАИ.
– Требования для всех одинаковы, - пробормотал инспектор.
– На этой модели, - все еще терпеливо пояснил я, - не предусмотрены ремни: машина армейская, специального назначения.
– …И пассажир не пристегнут, - бубнил упрямый страж дорожного закона.
– Хорошо, - я решительно достал из кармана куртки блокнот и ручку. - Повторите, пожалуйста, ваше звание, фамилию, подразделение. И можете забирать мое удостоверение. Продолжим нашу беседу позже, в другом месте.
– Леша! - взорвалась Женька. - Дай ему по яйцам - надоел как муха.
Инспектор отступил еще на шаг.
– Вы мне угрожаете? - Он выставил вперед руки: на правой болтался жезл на ремешке, в левой он держал мое удостоверение, которое я бесцеремонно выдернул из его толстых вялых пальцев.
Странный какой-то инспектор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34