– Наконец-то сподобился сказать нечто разумное! В первый раз за целый день.
– Понятно. Ты хочешь, чтобы сошлась вся головоломка?
Джеймс улыбнулся.
– Мне не очень нравится твое сравнение, но если угодно... В общем, хочется, чтобы все стало на свои места.
– А что, у всего есть надлежащее место?
– Вот и расскажи – посмотрим. Я одно знаю наверное: есть вещь особого рода, которая превратила мою дорогую мамочку в сексуальную леди, которая пугает меня до смерти. Я совсем сбит с толку. Я же такой тебя никогда не видел. Ты будто родилась заново. Как Спящая красавица.
Он перехватил ее взгляд и понял, что опять чем-то поразил ее.
– Я снова сказал что-то не то?
– Это первые слова, с которыми обратился ко мне твой отец.
– Ну надо же! Вот об этом и расскажи. Что вы говорили друг другу? Что в нем было особенного? Что ты почувствовала? Расскажи про то время, про место, про того мужчину и ту женщину – про все то, из чего складываются человеческие отношения. Мне ведь пока известно только одно: он причастен к моему рождению. Но почему так случилось, мама, милая? Почему? Почему именно он? Почему ты? Я не из праздного любопытства спрашиваю, не потому, что мне хочется залезть в чужую постель. Мне не исповедь нужна, но те подробности, о которых ты не могла сказать мальчишке...
– Ну что ж, – начала она. – Я встретилась с ним здесь, в Парке, возле греческого павильона, августовским днем 1943 года. Я тогда часто приходила на это место.
– Вот почему ты так его любишь. А я-то все думал – почему.
– Да. Он лежал на траве и спал, и мне стало ужасно неприятно, даже противно. Это было мое место, и никто не имел права тут раз леживать...
Она рассказала ему все без утайки, во всех деталях, которые врезались ей в память. Это был живой, страстный рассказ.
Он не прерывал ее ни словом, слушая с глубоким и жадным интересом. Рассказ длился долго, и он впервые в жизни видел перед собой не родную и такую знакомую мать, а женщину, которая открывала потаенные уголки души и чувства, о которых он не подозревал. Будто белый холст на его глазах покрывался рисунком, закрашивался красками, наполнялся деталями, волнуя мысли и насыщая взгляд. И в Джеймсе росло желание увидеть своего отца.
– Выходит, тебе здорово повезло в жизни? – спросил он, когда Сара закончила рассказ.
– Несказанно.
– Несмотря на то, что потом последовали годы страданий...
– Об этом остается только пожалеть.
– Но он наконец все понял? Он тогда тоже был молод, немногим старше, чем я теперь, хотя шесть лет – срок большой; и еще была война, и он был на грани жизни и смерти... Похоже, что он... необыкновенный человек.
– Так и есть.
– Ты очень уверенно об этом говоришь.
– Потому что не сомневаюсь.
– Сразу видно. Я уже говорил – ты вся просто засияла... а сегодня даже сверкаешь. – Он вздохнул, но не страдальчески, а завистливо. – Мне не терпится его увидеть, – признался Джеймс. – Прежде я хотел этого из любопытства или из чувства долга. Хотел удостовериться в том, что он именно такой, как я Думаю. Но я вижу, он совсем не тот, каким я его себе представлял. И мне ужасно хочется с ним познакомиться. Если он такой необыкновенный.
Он бросил на Сару взгляд из-под ресниц – точно такой, каким смотрел Эд.
– Я понял еще и то, что имел в виду па, когда говорил, что многим тебе обязан. Кстати, а он-то про па знает?
– Да.
По губам Джеймса пробежала улыбка. Он наклонился и взял мать за руку.
– Прости, я утром наболтал глупостей. Насчет цивилизованности и всякого такого. Если бы у меня хватило ума, я сообразил бы, что ты не могла потерять голову из-за олимпийского чемпиона по плаванию.
Сара рассмеялась и сжала его руку.
– Ой, Джеймс, у вас даже шутки одинаковые!
– Ты еще больше разожгла мое любопытство. Он встал, подошел к изголовью и поцеловал ее.
– Спасибо за рассказ. – Он улыбнулся улыбкой Эда. – Я тоже научился читать между строк.
Он стоял, держа ее за руку, необычно серьезный.
– Как должно быть здорово, когда тебя так любят, – с завистью сказал Джеймс.
– Правда. И быть способным так любить – тоже.
– Ты, наверно, создана для него? Джеймс сказал это без горечи.
– Да.
– И наоборот?
– Да.
Он без улыбки смотрел на мать.
– А как же па?
– Он по-прежнему нуждается в нас с тобой.
– Сколько времени у нас в запасе? Ты можешь сказать всю правду.
– Каждый день – подарок. Он смертельно устал, сердце ослабло. Операции отняли у него все силы. Каждый взмах ножа отрезал кусок жизни. Может быть, он протянет три недели, может быть – три месяца. Словом, надо быть готовым ко всему.
– А это возвращение... оно никак не связано с...
– Нет, – твердо ответила Сара. – Он понятия не имел о состоянии Джайлза. Вернулся только из-за меня, одной меня. Но я рада, что он приехал, Джеймс, потому что сейчас он мне нужен как никогда. Конечно, у меня есть ты, ты – источник моих сил и бодрости, но не все ты можешь мне дать. Понимаешь, к чему я клоню? Эд всегда помогал мне жить, придавал силы. Силы, чтобы поддерживать Джайлза. Но, зная, что он здесь и я могу опереться на него, я становлюсь достаточно сильной, чтобы выдержать эти последние месяцы.
Джеймс кивнул.
– Понимаю.
Сара ободряюще улыбнулась сыну. ^ Вот увидишь, как нам это поможет. Познакомишься с Эдом и сразу многое поймешь. Джеймс снова наклонился и поцеловал ее.
– Надеюсь.
У двери он задержался и, обернувшись, ласково улыбнулся матери. – Приятных сновидений.
Джеймс Латрел остановился перед дверью и набрал в легкие побольше воздуха. Надо было нажать кнопку звонка, но рука так дрожала, что он не мог с ней справиться. В горле стоял тяжелый ком, сердце бешено стучало, отдаваясь в висках.
Он выбрал для визита ранний вечер, надеясь застать хозяина наверняка. Он приехал без звонка, рассчитывая получить фору за счет внезапности. Выжидал в стороне от входа в дом и, увидев, как подъехал длинный бронзового цвета «Форд», из которого вышел мужчина в синей военной форме, отсчитал еще десять минут и последовал за ним.
Ладно, подумал он, пора. И решительно нажал кнопку. Когда дверь открылась, он словно получил удар под дых. Все тщательно продуманные вежливые фразы, с которых он предполагал начать, разом вылетели у него из головы при виде человека, открывшего ему. Они смотрели друг на друга в немом молчании, оба пытались справиться с шоком. Каждый из них видел свое отражение, как в зеркале. И оба не знали, как реагировать.
Джеймс слышал только глухие удары сердца; ему казалось, что даже дверь пульсирует в такт ему. Он чувствовал себя как перед рентгеновским аппаратом, просвечивающим его до последнего позвонка. И от этого ощущал себя беззащитным. Но вот смотревшие на него глаза помягчели, в них забрезжила радость. Джеймс понял, что его ждет удивительно прекрасный вечер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64