Панкрат усмехнулся и остался стоять неподвижно Когда казалось, что удар противника вот-вот достигнет цели, он сделал скользящий шаг в сторону, и кол со всего маху врезался в землю, жирные комья которой полетели в собравшихся вокруг зрителей.
– Сначала надо научиться стоять, – прокомментировал ситуацию Панкрат. – Боец, который не суетится, внушает сопернику страх и неуверенность. В результате тот бьет плохо либо не бьет вообще. Верно, брат Глеб?
Вместо ответа здоровяк отшвырнул свою дубину и вновь бросился на него При этом детина широко развел руки, напоминавшие коромысло, и явно намеревался сграбастать Панкрата в свои железные объятия.
На этот раз тот не собирался уклоняться.
Глеб уже практически сцепил руки в замок на спине противника, как тот присел, уходя в поперечный шпагат, и коротко, почти без замаха ткнул его кулаком в пах. Детина взвыл от боли и неожиданности, его руки повисли вдоль тела, а сам он, сделав несколько шагов назад, шлепнулся на «пятую точку» А поскольку весу в нем было не меньше семи пудов, земля под ногами Панкрата вздрогнула.
– Захват хорош только после хорошего удара, – пояснил он зрителям – Ваш соперник не собирается с вами бороться – если, конечно, он не дурак. И не медведь, к примеру Его главная задача – ударить и отступить, чтобы самому не попасть под ответный удар или контратаку. А вот если вам удалось достать его тычком или хуком, тогда лишь есть смысл развить успех захватом. Желательно – удушающим или болевым Еще можно взять на излом… В общем, – закончил он, вытирая со лба выступивший пот, – есть еще очень много хороших способов.
Монахи слушали его внимательно Их было человек двадцать; раздетые до пояса, они стояли по периметру вытоптанного в траве квадрата, ловя каждое слово своего босого наставника, одетого в потертые джинсы и серо-зеленую футболку.
Иноки были самой разной комплекции, но у всех тела одинаково лоснились от пота: только что Панкрат прогнал с ними комплекс из двадцати четырех связок блок-удар, которые они успели изучить еще под руководством Алексея.
Между тем Глеб, постанывая, начал подниматься с земли.
Глаза его все еще смотрели куда-то на кончик носа, а ноги мелко-мелко подрагивали.
– Мог бы и послабше вдарить, – пробурчал он. – Словно молотом по причинному месту приложил.
Панкрат с готовностью кивнул.
– Мог. А мог и вообще не вдарить – просто обозначить, как это в каратэ спортивном делается. Но тогда бы ты так и не узнал, чем тебе этот удар грозит. Больно – значит, правильно.
Теперь в настоящем бою будешь эту боль помнить и делать все, чтобы она не повторилась, – критически посмотрев на монаха, Панкрат подвел итог:
– Давай-ка присядь сотню раз для поддержания штанов – ив баню. Ты уже сегодня не боец.
Тот беспрекословно подчинился и тут же, морщась от боли, начал приседать, уперев руки в бока.
Повернувшись к остальным, Панкрат зычным голосом скомандовал:
– Вокруг монастырской ограды за мной – бегом марш Без команды не останавливаться. Вперед!
И, подавая пример инокам, первым побежал по гравийной дорожке, обходившей монастырские постройки под самой оградой, еще в допетровские времена сложенной из валунов размером в полчеловека.
Глеб остался в одиночестве и, кряхтя, продолжал приседать, считая вслух:
– Пятнадцать.., уф-ф-ф.., шестнадцать.., кх-гм.., уф-ф больно же, в самом деле , сем-м-мнадцать…
* * *
Настоятель монастыря отвел им место в хозяйственной постройке – одноэтажном срубе, который служил монахам чем-то вроде подсобного помещения и склада одновременно Люся, в первый же вечер досконально обследовавшая все закоулки, обнаружила в одной из комнат заготовки для икон – куски дерева разных размеров, от крошечных до полутораметровых, – и краски, приготовленные не кем иным, как Ильей.
Оказалось, что здоровяк, которого можно было представить разве что с кузнечным молотом в руках, неплохо обращался с тоненькими кистями и писал образа, за которыми приезжали не только из Москвы, а, почитай, со всего света.
Панкрат первым делом справился у Алексея о больнице, о которой мимоходом упомянул Кузьма. Монах подтвердил: на территории монастыря действительно располагалась оборудованная по последнему слову медицинской техники больница с диагностическими палатами и многофункциональными операционными. А работали в ней врачи, которые собирались стать монахами. Это, по словам Алексея, было их послушанием.
– А что такое послушание? – спросил Панкрат.
– Это как испытание, проверка, – ответил Алексей. – Кого-то, например, в сиротские приюты отец-настоятель отправляет, за детьми приглядывать. Илья вон образа рисует.
В больнице – тоже послушание. Они ведь там не за деньги работают, а из любви к ближнему, которая есть обратная сторона любви к Господу. А послушанием это называется потому, что человек узнает, насколько он покорен обстоятельствам и таким же, как сам, людям. Сказано ведь: непокорный человеку – непокорный и Богу. Не выдержит кто-нибудь, ослушается, возгордится, осерчает в сердце своем – и все.
Что означает это «все», Алексей так и не уточнил. Панкрат же не стал его расспрашивать: как-то неловко ему было слышать богословский слог из уст бесшабашного Лехи по прозвищу Кришнаит, вместе с которым они выбирались из множества передряг в Чечне.
Да, вздохнул он про себя, неисповедимы пути Господни.
Вечером того же дня Алексея вызвал настоятель. Предстояло каким-то образом объяснить пропажу «мерседеса» и появление в монастыре несовершеннолетней девицы. А также то, чем занимались в столице братья Илья, Феодор и Кузьма, который по возвращении сразу же засел за свой стационарный компьютер и не показывался даже к обеденной трапезе.
– Понимаешь, – ответил он Панкрату на просьбу посмотреть, что за информацию удалось вытащить из «Мнемосины». – Мне еще дня два – если только Господь не смилуется – ломать ту защиту, в которую этот файл ихние спецы завернули. Я по атрибутам его опознал, а прочесть пока что не могу. У них в сети алгоритм специальный автоматически выполняется, а у меня его нет. Можно было, конечно, подольше порыться, но тогда они нас точно за горячим бы заспели. Сечешь?
– Ни бум-бум я в твоей электронике, – вздохнул Панкрат. – Ладно, ковыряйся. Но как только получится – сразу…
– Понял-понял, – поспешил заверить его Кузьма. – Среди ночи разбужу, будь уверен. Главное – чтобы настоятель епитимью не наложил на недельку.
– Ты по-человечески говори, – нахмурился Панкрат. – Уж больно это слово на эпидемию похоже.
– Наказание такое, – усмехнулся хакер. – Типа как гауптвахта за самоволку.
– Теперь ясно, – нахмурился Панкрат. – Слушай, Кузьма, нельзя тебе епитимью. Я не знаю, на что именно способен человек, информацию о котором мы искали, но уверен, что на многое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
– Сначала надо научиться стоять, – прокомментировал ситуацию Панкрат. – Боец, который не суетится, внушает сопернику страх и неуверенность. В результате тот бьет плохо либо не бьет вообще. Верно, брат Глеб?
Вместо ответа здоровяк отшвырнул свою дубину и вновь бросился на него При этом детина широко развел руки, напоминавшие коромысло, и явно намеревался сграбастать Панкрата в свои железные объятия.
На этот раз тот не собирался уклоняться.
Глеб уже практически сцепил руки в замок на спине противника, как тот присел, уходя в поперечный шпагат, и коротко, почти без замаха ткнул его кулаком в пах. Детина взвыл от боли и неожиданности, его руки повисли вдоль тела, а сам он, сделав несколько шагов назад, шлепнулся на «пятую точку» А поскольку весу в нем было не меньше семи пудов, земля под ногами Панкрата вздрогнула.
– Захват хорош только после хорошего удара, – пояснил он зрителям – Ваш соперник не собирается с вами бороться – если, конечно, он не дурак. И не медведь, к примеру Его главная задача – ударить и отступить, чтобы самому не попасть под ответный удар или контратаку. А вот если вам удалось достать его тычком или хуком, тогда лишь есть смысл развить успех захватом. Желательно – удушающим или болевым Еще можно взять на излом… В общем, – закончил он, вытирая со лба выступивший пот, – есть еще очень много хороших способов.
Монахи слушали его внимательно Их было человек двадцать; раздетые до пояса, они стояли по периметру вытоптанного в траве квадрата, ловя каждое слово своего босого наставника, одетого в потертые джинсы и серо-зеленую футболку.
Иноки были самой разной комплекции, но у всех тела одинаково лоснились от пота: только что Панкрат прогнал с ними комплекс из двадцати четырех связок блок-удар, которые они успели изучить еще под руководством Алексея.
Между тем Глеб, постанывая, начал подниматься с земли.
Глаза его все еще смотрели куда-то на кончик носа, а ноги мелко-мелко подрагивали.
– Мог бы и послабше вдарить, – пробурчал он. – Словно молотом по причинному месту приложил.
Панкрат с готовностью кивнул.
– Мог. А мог и вообще не вдарить – просто обозначить, как это в каратэ спортивном делается. Но тогда бы ты так и не узнал, чем тебе этот удар грозит. Больно – значит, правильно.
Теперь в настоящем бою будешь эту боль помнить и делать все, чтобы она не повторилась, – критически посмотрев на монаха, Панкрат подвел итог:
– Давай-ка присядь сотню раз для поддержания штанов – ив баню. Ты уже сегодня не боец.
Тот беспрекословно подчинился и тут же, морщась от боли, начал приседать, уперев руки в бока.
Повернувшись к остальным, Панкрат зычным голосом скомандовал:
– Вокруг монастырской ограды за мной – бегом марш Без команды не останавливаться. Вперед!
И, подавая пример инокам, первым побежал по гравийной дорожке, обходившей монастырские постройки под самой оградой, еще в допетровские времена сложенной из валунов размером в полчеловека.
Глеб остался в одиночестве и, кряхтя, продолжал приседать, считая вслух:
– Пятнадцать.., уф-ф-ф.., шестнадцать.., кх-гм.., уф-ф больно же, в самом деле , сем-м-мнадцать…
* * *
Настоятель монастыря отвел им место в хозяйственной постройке – одноэтажном срубе, который служил монахам чем-то вроде подсобного помещения и склада одновременно Люся, в первый же вечер досконально обследовавшая все закоулки, обнаружила в одной из комнат заготовки для икон – куски дерева разных размеров, от крошечных до полутораметровых, – и краски, приготовленные не кем иным, как Ильей.
Оказалось, что здоровяк, которого можно было представить разве что с кузнечным молотом в руках, неплохо обращался с тоненькими кистями и писал образа, за которыми приезжали не только из Москвы, а, почитай, со всего света.
Панкрат первым делом справился у Алексея о больнице, о которой мимоходом упомянул Кузьма. Монах подтвердил: на территории монастыря действительно располагалась оборудованная по последнему слову медицинской техники больница с диагностическими палатами и многофункциональными операционными. А работали в ней врачи, которые собирались стать монахами. Это, по словам Алексея, было их послушанием.
– А что такое послушание? – спросил Панкрат.
– Это как испытание, проверка, – ответил Алексей. – Кого-то, например, в сиротские приюты отец-настоятель отправляет, за детьми приглядывать. Илья вон образа рисует.
В больнице – тоже послушание. Они ведь там не за деньги работают, а из любви к ближнему, которая есть обратная сторона любви к Господу. А послушанием это называется потому, что человек узнает, насколько он покорен обстоятельствам и таким же, как сам, людям. Сказано ведь: непокорный человеку – непокорный и Богу. Не выдержит кто-нибудь, ослушается, возгордится, осерчает в сердце своем – и все.
Что означает это «все», Алексей так и не уточнил. Панкрат же не стал его расспрашивать: как-то неловко ему было слышать богословский слог из уст бесшабашного Лехи по прозвищу Кришнаит, вместе с которым они выбирались из множества передряг в Чечне.
Да, вздохнул он про себя, неисповедимы пути Господни.
Вечером того же дня Алексея вызвал настоятель. Предстояло каким-то образом объяснить пропажу «мерседеса» и появление в монастыре несовершеннолетней девицы. А также то, чем занимались в столице братья Илья, Феодор и Кузьма, который по возвращении сразу же засел за свой стационарный компьютер и не показывался даже к обеденной трапезе.
– Понимаешь, – ответил он Панкрату на просьбу посмотреть, что за информацию удалось вытащить из «Мнемосины». – Мне еще дня два – если только Господь не смилуется – ломать ту защиту, в которую этот файл ихние спецы завернули. Я по атрибутам его опознал, а прочесть пока что не могу. У них в сети алгоритм специальный автоматически выполняется, а у меня его нет. Можно было, конечно, подольше порыться, но тогда они нас точно за горячим бы заспели. Сечешь?
– Ни бум-бум я в твоей электронике, – вздохнул Панкрат. – Ладно, ковыряйся. Но как только получится – сразу…
– Понял-понял, – поспешил заверить его Кузьма. – Среди ночи разбужу, будь уверен. Главное – чтобы настоятель епитимью не наложил на недельку.
– Ты по-человечески говори, – нахмурился Панкрат. – Уж больно это слово на эпидемию похоже.
– Наказание такое, – усмехнулся хакер. – Типа как гауптвахта за самоволку.
– Теперь ясно, – нахмурился Панкрат. – Слушай, Кузьма, нельзя тебе епитимью. Я не знаю, на что именно способен человек, информацию о котором мы искали, но уверен, что на многое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101