Слышать его голос было все равно что слышать голос глухонемого.
– Какой смысл продолжать все это? Кусок пера отлетел от стрелы, когда я ударил его. Я признаю, что убил старую свинью, так что давайте закончим этот спектакль.
Глава 9
АЛАЯ МАНТИЯ БЕЗ СПЕШКИ
Если бы кто-нибудь спросил меня, что может случиться в подобных обстоятельствах, я бы подумал о чем угодно, кроме того, что произошло в действительности. Мы все смотрели на судью, так как обвиняемый обращался к нему. К этому времени мистер Рэнкин почти добрался до двери позади скамьи с правой стороны, через которую он входил и выходил. Возможно, на десятую долю секунды его быстрый шаг замедлился, а голова слегка повернулась. Потом его алая мантия безо всякой спешки исчезла за дверью, которая закрылась вслед за перевязанным лентой париком. Судья «не услышал» слов, которые четко прокричал заключенный. Поэтому мы тоже их не слышали. Словно глухонемые, мы молча подбирали наши шляпы, зонтики, пакеты, шурша бумагами и глядя в пол…
– Господи, неужели вы меня не слышите? Подождите!..
Присяжные выходили как стадо овец – никто из них даже не обернулся, кроме одной испуганной женщины, которую тут же потянул к выходу старшина.
– Ради бога, послушайте меня! Я признаю, что убил его! Я прошу вас…
Его прервало успокаивающее бормотание надзирателя:
– Тихо, парень, все в порядке… Джо, уведи его…
Ансуэлл остановился, переводя взгляд с одного надзирателя на другого. Мы старались не смотреть выше пуговиц его жилета, но у нас сложилось впечатление, что он чувствует себя еще более загнанным, чем прежде.
– Подождите! – кричал Ансуэлл, когда надзиратели тащили его к люку. – Я не хочу уходить! Неужели они меня не выслушают? Ведь я признался!..
– Конечно, парень, но у тебя еще полно времени. Осторожно, здесь ступенька…
Мы выходили строем, оставляя за собой пустой зал с желтой мебелью. Бледная Лоллипоп подала мне знак, который я интерпретировал как «вниз». Я не мог разглядеть в толпе Г. М. Начали гасить свет, и вокруг послышался шепот:
– …и все кончено, кроме повешения.
– А я всего пару секунд назад подумала…
– Что он не мог это сделать?
– Не знаю, но…
– Я должна идти, Кен, – сказала Эвелин, когда мы выбрались на улицу. – Обещала Сильвии прибыть к половине седьмого. Ты идешь?
– Нет. У меня сообщение для Г. М. Просто «да» от Мэри Хьюм. Я подожду.
Эвелин закуталась в шубку.
– Не хочу здесь торчать… Черт возьми, Кен, зачем мы вообще пришли сюда? Теперь ему конец, верно?
– Зависит от того, является ли это доказательством. Очевидно, нет.
– Подумаешь, доказательство! – с презрением сказала Эвелин. – Что бы ты чувствовал, если бы сидел в жюри? Вот что важно. Лучше бы мы никогда не слышали об этом деле! Как выглядит эта девушка? Нет, не говори – не хочу ничего знать… Пока, дорогой. Увидимся позже.
Она поспешила в дождь, а я остался в толпе. Люди у дверей Олд-Бейли суетились, как цыплята, хотя дождь почти прекратился. Дул порывистый ветер; на Ньюгейт-стрит белели газовые фонари. Среди автомобилей, ожидавших сановных владельцев, я нашел закрытый «воксхолл» Г. М. (не недоброй памяти «ланчестер»!) с его шофером Луиджи. Прислонившись к машине, я попытался закурить сигарету на ветру. На меня нахлынули воспоминания. Вон там, за церковью Гроба Господня, тянулась Гилтспер-стрит, а от нее отходил Плейг-Корт, где несколько лет назад Г. М. и я занимались совсем другим делом, когда Джеймс Кэплон Ансуэлл еще и не помышлял об убийстве. Толпа, выходящая из Олд-Бейли, медленно редела. Когда начали закрывать двери, пара полицейских лондонского Сити в шлемах, похожих на каски пожарных, обшитые синей тканью, вышли и окинули взглядом ситуацию. Г. М. показался одним из последних. Он ковылял в съехавшем на затылок цилиндре; ветер теребил полы пальто с побитым молью меховым воротником, а по резким движениям губ, произносивших безмолвные ругательства, я понял, что он говорил с Ансуэллом. Г. М. втолкнул меня в машину.
– Поехали! – крикнул он и добавил: – Молодой осел все испортил.
– Значит, он все-таки виновен?
– Конечно нет! Он просто вполне достойный парень. Я должен вытащить его, Кен! Дело того стоит.
Когда мы свернули на Ньюгейт-стрит, встречная машина задела наше крыло. Г. М. высунулся из окошка и разразился таким изобретательным потоком брани, что дополнительных свидетельств о его душевном состоянии не потребовалось.
– Очевидно, – продолжат Г. М., – он думал, что стоит ему признаться, как судья скажет: «О'кей, парень, этого достаточно. Уведите его и вздерните».
– Но зачем ему признаваться? И вообще, является ли это доказательством?
Отношение к происшедшему Г. М. было таким же, как у Эвелин.
– Конечно, это не доказательство! Но важно то, какой произведен эффект, даже если Чокнутый Рэнкин распорядится это не учитывать. Я верю в Чокнутого, Кен… Но если вы думали, что худшее позади, когда Корона закончила вызывать свидетелей, то вы жестоко ошибаетесь. Сынок, наши беды только начинаются. Больше всего я боюсь перекрестного допроса Ансуэлла. Вы когда-нибудь слышали, как Уолт Сторм проводит перекрестный допрос? Он разбирает обвиняемого на мелкие кусочки, как часы, а потом предлагает вам поставить все колесики на прежнее место. Закон не обязывает меня вызывать Ансуэлла свидетелем, но если я этого не сделаю, то подставлю себя под язвительные комментарии Сторма, да и история убийства не будет полной. Но я боюсь, что, если мой свидетель повторит то, что заявил недавно, его высказывание сочтут официальным признанием.
– Я снова спрашиваю (как же заразителен стиль зала суда!), почему Ансуэлл признался?
Г. М. откинулся на подушки, и цилиндр съехал ему на глаза.
– Потому что кто-то с ним контактировал. Не знаю как, но не сомневаюсь кто. Я имею в виду кузена Реджиналда. Вы заметили, как он и Реджиналд всю вторую половину дня обменивались многозначительными взглядами? Хотя вы не знаете Реджиналда…
– Знаю. Я встретил его сегодня в доме Хьюма. Проницательные маленькие глазки устремились на меня.
– Ну и что вы о нем думаете?
– Немного высокомерный, но вполне приличный парень.
Глазки устремились в другую сторону.
– Угу. А что сообщила девушка?
– Она велела сказать вам «да».
– Славная девчушка.
Г. М. уставился из-под полей цилиндра на стеклянную перегородку:
– Это может сработать. Во второй половине дня мне довольно повезло, но я получил и несколько достаточно скверных ударов. Худшим из них был тот, когда Спенсер Хьюм не появился в качестве свидетеля. Я рассчитывал на него – будь у меня хоть один волос, он бы поседел, когда я услышал о его отсутствии. Неужели он дал стрекача? Люди думают, что у меня нет ни капли достоинства, видя, как мы с Лоллипоп гоняемся за свидетелями и делаем всю грязную работу, которую должны выполнять не барристеры, а солиситоры…
– Откровенно говоря, – заметил я, – вся беда в том, что вы не хотите работать с солиситорами, Г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Какой смысл продолжать все это? Кусок пера отлетел от стрелы, когда я ударил его. Я признаю, что убил старую свинью, так что давайте закончим этот спектакль.
Глава 9
АЛАЯ МАНТИЯ БЕЗ СПЕШКИ
Если бы кто-нибудь спросил меня, что может случиться в подобных обстоятельствах, я бы подумал о чем угодно, кроме того, что произошло в действительности. Мы все смотрели на судью, так как обвиняемый обращался к нему. К этому времени мистер Рэнкин почти добрался до двери позади скамьи с правой стороны, через которую он входил и выходил. Возможно, на десятую долю секунды его быстрый шаг замедлился, а голова слегка повернулась. Потом его алая мантия безо всякой спешки исчезла за дверью, которая закрылась вслед за перевязанным лентой париком. Судья «не услышал» слов, которые четко прокричал заключенный. Поэтому мы тоже их не слышали. Словно глухонемые, мы молча подбирали наши шляпы, зонтики, пакеты, шурша бумагами и глядя в пол…
– Господи, неужели вы меня не слышите? Подождите!..
Присяжные выходили как стадо овец – никто из них даже не обернулся, кроме одной испуганной женщины, которую тут же потянул к выходу старшина.
– Ради бога, послушайте меня! Я признаю, что убил его! Я прошу вас…
Его прервало успокаивающее бормотание надзирателя:
– Тихо, парень, все в порядке… Джо, уведи его…
Ансуэлл остановился, переводя взгляд с одного надзирателя на другого. Мы старались не смотреть выше пуговиц его жилета, но у нас сложилось впечатление, что он чувствует себя еще более загнанным, чем прежде.
– Подождите! – кричал Ансуэлл, когда надзиратели тащили его к люку. – Я не хочу уходить! Неужели они меня не выслушают? Ведь я признался!..
– Конечно, парень, но у тебя еще полно времени. Осторожно, здесь ступенька…
Мы выходили строем, оставляя за собой пустой зал с желтой мебелью. Бледная Лоллипоп подала мне знак, который я интерпретировал как «вниз». Я не мог разглядеть в толпе Г. М. Начали гасить свет, и вокруг послышался шепот:
– …и все кончено, кроме повешения.
– А я всего пару секунд назад подумала…
– Что он не мог это сделать?
– Не знаю, но…
– Я должна идти, Кен, – сказала Эвелин, когда мы выбрались на улицу. – Обещала Сильвии прибыть к половине седьмого. Ты идешь?
– Нет. У меня сообщение для Г. М. Просто «да» от Мэри Хьюм. Я подожду.
Эвелин закуталась в шубку.
– Не хочу здесь торчать… Черт возьми, Кен, зачем мы вообще пришли сюда? Теперь ему конец, верно?
– Зависит от того, является ли это доказательством. Очевидно, нет.
– Подумаешь, доказательство! – с презрением сказала Эвелин. – Что бы ты чувствовал, если бы сидел в жюри? Вот что важно. Лучше бы мы никогда не слышали об этом деле! Как выглядит эта девушка? Нет, не говори – не хочу ничего знать… Пока, дорогой. Увидимся позже.
Она поспешила в дождь, а я остался в толпе. Люди у дверей Олд-Бейли суетились, как цыплята, хотя дождь почти прекратился. Дул порывистый ветер; на Ньюгейт-стрит белели газовые фонари. Среди автомобилей, ожидавших сановных владельцев, я нашел закрытый «воксхолл» Г. М. (не недоброй памяти «ланчестер»!) с его шофером Луиджи. Прислонившись к машине, я попытался закурить сигарету на ветру. На меня нахлынули воспоминания. Вон там, за церковью Гроба Господня, тянулась Гилтспер-стрит, а от нее отходил Плейг-Корт, где несколько лет назад Г. М. и я занимались совсем другим делом, когда Джеймс Кэплон Ансуэлл еще и не помышлял об убийстве. Толпа, выходящая из Олд-Бейли, медленно редела. Когда начали закрывать двери, пара полицейских лондонского Сити в шлемах, похожих на каски пожарных, обшитые синей тканью, вышли и окинули взглядом ситуацию. Г. М. показался одним из последних. Он ковылял в съехавшем на затылок цилиндре; ветер теребил полы пальто с побитым молью меховым воротником, а по резким движениям губ, произносивших безмолвные ругательства, я понял, что он говорил с Ансуэллом. Г. М. втолкнул меня в машину.
– Поехали! – крикнул он и добавил: – Молодой осел все испортил.
– Значит, он все-таки виновен?
– Конечно нет! Он просто вполне достойный парень. Я должен вытащить его, Кен! Дело того стоит.
Когда мы свернули на Ньюгейт-стрит, встречная машина задела наше крыло. Г. М. высунулся из окошка и разразился таким изобретательным потоком брани, что дополнительных свидетельств о его душевном состоянии не потребовалось.
– Очевидно, – продолжат Г. М., – он думал, что стоит ему признаться, как судья скажет: «О'кей, парень, этого достаточно. Уведите его и вздерните».
– Но зачем ему признаваться? И вообще, является ли это доказательством?
Отношение к происшедшему Г. М. было таким же, как у Эвелин.
– Конечно, это не доказательство! Но важно то, какой произведен эффект, даже если Чокнутый Рэнкин распорядится это не учитывать. Я верю в Чокнутого, Кен… Но если вы думали, что худшее позади, когда Корона закончила вызывать свидетелей, то вы жестоко ошибаетесь. Сынок, наши беды только начинаются. Больше всего я боюсь перекрестного допроса Ансуэлла. Вы когда-нибудь слышали, как Уолт Сторм проводит перекрестный допрос? Он разбирает обвиняемого на мелкие кусочки, как часы, а потом предлагает вам поставить все колесики на прежнее место. Закон не обязывает меня вызывать Ансуэлла свидетелем, но если я этого не сделаю, то подставлю себя под язвительные комментарии Сторма, да и история убийства не будет полной. Но я боюсь, что, если мой свидетель повторит то, что заявил недавно, его высказывание сочтут официальным признанием.
– Я снова спрашиваю (как же заразителен стиль зала суда!), почему Ансуэлл признался?
Г. М. откинулся на подушки, и цилиндр съехал ему на глаза.
– Потому что кто-то с ним контактировал. Не знаю как, но не сомневаюсь кто. Я имею в виду кузена Реджиналда. Вы заметили, как он и Реджиналд всю вторую половину дня обменивались многозначительными взглядами? Хотя вы не знаете Реджиналда…
– Знаю. Я встретил его сегодня в доме Хьюма. Проницательные маленькие глазки устремились на меня.
– Ну и что вы о нем думаете?
– Немного высокомерный, но вполне приличный парень.
Глазки устремились в другую сторону.
– Угу. А что сообщила девушка?
– Она велела сказать вам «да».
– Славная девчушка.
Г. М. уставился из-под полей цилиндра на стеклянную перегородку:
– Это может сработать. Во второй половине дня мне довольно повезло, но я получил и несколько достаточно скверных ударов. Худшим из них был тот, когда Спенсер Хьюм не появился в качестве свидетеля. Я рассчитывал на него – будь у меня хоть один волос, он бы поседел, когда я услышал о его отсутствии. Неужели он дал стрекача? Люди думают, что у меня нет ни капли достоинства, видя, как мы с Лоллипоп гоняемся за свидетелями и делаем всю грязную работу, которую должны выполнять не барристеры, а солиситоры…
– Откровенно говоря, – заметил я, – вся беда в том, что вы не хотите работать с солиситорами, Г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55