Кулак Саикмара обрушился на его затылок, и Граддо обхватил девушку, чтобы не упасть.
Мелисма ухватила его запястье правой рукой, а левой коротко и жестко ударила снизу по локтю, — мужчина закричал, как зверь, и со стоном упал на кровать.
«Такая женщина чувствовала себя в пещере паррадайла как дома», — с восхищением подумал Саикмар.
Граддо не сдавался. Вскочив, он хотел броситься на девушку. Мелисма носком угодила ему в солнечное сплетение, и он скрючился, прижав обе ладони к животу.
Она подняла оброненную дубину, а Саикмар сорвал со стены меч. Они стояли, тяжело дыша, плечом к плечу, глядя на напиравших в проем двери беженцев, чей боевой дух, однако, поостыл. Никто не обнаруживал охоты пойти дальше угрожающих слов и жестов. Да к тому же не осталось места для новых нападающих.
Еще с минуту толпа бушевала, и Саикмар ждал нападения. Но вот крики стали смолкать, беженцы с неохотой расступились, и в дверях появилась Найлоу. Рядом со старухой была маленькая девочка с серьезными глазами, ее постоянная спутница. К ней и были обращены слова Найлоу.
— Ты говоришь, что Граддо подстрекал других?
Ребенок кивнул, не отрывая больших глаз от лица Найлоу.
— Граддо! — сказала жрица.
Тот неуверенно выпрямился.
— Ты совершил кощунство, — сказала Найлоу. — Святилище отвергает тебя. Ты изгоняешься во тьму и зиму, и твое имя проклято.
Граддо побледнел. В рядах беженцев кто-то охнул, услышав приговор.
Саикмар вытер пот со лба. Вот осада и снята!
Тем больше он растерялся, когда Мелисма спросила:
— Что с ним будет?
— А ты как думаешь? — Найлоу взглянула на нее. — Он изгоняется из святилища, и боги решат, жить ему или умереть.
— Не из-за меня, — сказала Мелисма. — Не делай это от моего имени.
— Так будет, потому что он осквернил святыню, а не потому, что он напал на тебя, — грубо ответила Найлоу. — Никому не позволено делать себя судьей и решать, кому здесь можно получить убежище, а кому нет. Только мы, священники, имеем на это право. Граддо! В последний раз твое имя произносится внутри этих стен. Ты проклят. Уходи!
Граддо как во сне двинулся к двери. Беженцы шарахались от него, как от чумного.
Окинув каюту взглядом, Найлоу и ее маленькая спутница последовали за ним.
С криком «Нет!» Мелисма рванулась было к двери, но Саикмар удержал ее.
— Он бы сделал то же самое с нами! — сказал он. — Почему ты говоришь «нет»?
Плечи ее поникли, она подавленно молчала. Саикмар вышел из каюты, чтобы приладить на место самодельную дверь, а когда вернулся, девушка снимала свой странный костюм. Он был поражен, — оказывается, она стройна, как танцовщица, и изысканно одета.
Но выразить вслух свое восхищение ему не удалось — по коридорам прокатился глухой звук гонга, призывающего к трапезе, за ним последовало возбужденное щебетание и топот детских ног. Девушка испуганно вздрогнула и уронила тяжелый костюм на кровать.
— Что это?
— Зовут к трапезе. Ты голодна?
Она кивнула.
— Тогда пошли.
* * *
Маддалена-Мелисма старалась не обращать внимания на неприветливые, а то и откровенно враждебные взгляды тех, кто ждал возле двери, из-за которой доносились запахи еды. Особенно недовольны были женщины: Мелисма была изящно одета, здорова и привлекательна, а беженок преждевременно состарили заботы и нужда.
— Кто эти люди? — тихо спросила Маддалена.
— Как и я, они искали здесь убежища, — так же тихо ответил Саикмар. — Потому что хотели спастись от несправедливого наказания или от долговой ямы. Или потому, что были изгнаны из родных мест и не смогли прокормиться в чужой стране.
— Почему они так… так отчужденно держатся?
— У них нет надежды, нет будущего. Они не могут ожидать уважения даже от своих детей, потому что детей воспитывают и посвящают в таинства священнослужительницы. Это единственный источник обновления жречества в святилище. Жрицы обязаны быть девственницами, а священники не могут зачинать детей.
Мелисма кивала, но лицо ее выражало сомнение. Очередь пришла в движение, и Саикмар указал на дверь столовой.
— Здесь ты разберешься, — сказал он.
И она разобралась. Помещение было наполнено кухонными парами и слабо освещено. За погнутой исцарапанной стойкой тучные евнухи в сутанах разливали в миски беженцев суп, раздавали каждому по ломтю хлеба и по куску сушеной рыбы, на которой блестели кристаллики соли.
Получив свою порцию, люди выходили, — вероятно, чтобы вернуться в каюты. Почему же не было столов и стульев? Ага, раньше стойка находилась не здесь, — и осталось слишком мало места, чтобы поесть, не толкаясь.
За спинами раздававших еду священников булькали большие, похожие на урны, котлы, и стена за ними была совершенно съедена коррозией. Некоторых листов обшивки недоставало, и в дырах виднелись трубы коммуникаций.
Выводы, которые она сделала из этих наблюдений, были столь примечательны, что Маддалена непроизвольно остановилась и задумалась, и только понукание Саикмара дало ей понять, что настала ее очередь взять миску и протянуть ее евнуху. Получив свою порцию, она спросила:
— Что там, за стеной?
— Что-то магическое, — Саикмар пожал плечами. — Это связано с мистериями святилища. Я ничего не знаю об этом.
— Здесь всегда тепло?
— О да, даже в самые суровые зимы. И всегда есть теплая еда, сушеные овощи или суп, или — по крайней мере — чай, чтобы успокоить желудок.
Чай, как она помнила по своим урокам, являлся отваром из сухих листьев, которые содержали стимулирующую субстанцию, подобно листьям коки и бетеля.
Значит, где-то за этими проржавевшими от пара стенами все еще существовал источник энергии! Вероятно, главный генератор, располагавшийся в самой нижней части корабля, был поврежден при посадке, а этот, резервный агрегат выжившие оборудовали здесь, и он все еще работал.
При случае она намеревалась основательно его изучить.
* * *
Они вернулись в каюту, чтобы съесть свой паек. Пища была приправлена странными пряностями, но суп был горячим, а хлеб — сытным. А вот сушеная рыба оказалась жесткой и пересоленной, из-за чего почти утратила вкус.
— Скажи мне, — сказала она, вычищая миску последней корочкой хлеба. — Что имел в виду Граддо, когда он…
Саикмар в ужасе воздел руки.
— Не произноси это имя! — взволнованно прошептал он. — Этот человек проклят!
Она испуганно замолчала: нельзя было позволять себе пренебрегать обычаями туземцев. Она послушно перестроила вопрос:
— Что имел в виду этот человек, который на нас напал, когда обвинил твой город? Дескать, он задержал караваны и все забрал себе.
Саикмар признался, что обвинение, вероятно, справедливо, но пояснил, что ни один древний род Каррига за это не отвечает. Если кто и виноват, то это узурпатор Белфеор и его приспешники, эта разбойничья шайка, обрушившаяся на город из Ничто, словно по воле злой магии (возможно, из какого-то укрытия в горах), закрепив притязания на власть незнакомым, страшным оружием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Мелисма ухватила его запястье правой рукой, а левой коротко и жестко ударила снизу по локтю, — мужчина закричал, как зверь, и со стоном упал на кровать.
«Такая женщина чувствовала себя в пещере паррадайла как дома», — с восхищением подумал Саикмар.
Граддо не сдавался. Вскочив, он хотел броситься на девушку. Мелисма носком угодила ему в солнечное сплетение, и он скрючился, прижав обе ладони к животу.
Она подняла оброненную дубину, а Саикмар сорвал со стены меч. Они стояли, тяжело дыша, плечом к плечу, глядя на напиравших в проем двери беженцев, чей боевой дух, однако, поостыл. Никто не обнаруживал охоты пойти дальше угрожающих слов и жестов. Да к тому же не осталось места для новых нападающих.
Еще с минуту толпа бушевала, и Саикмар ждал нападения. Но вот крики стали смолкать, беженцы с неохотой расступились, и в дверях появилась Найлоу. Рядом со старухой была маленькая девочка с серьезными глазами, ее постоянная спутница. К ней и были обращены слова Найлоу.
— Ты говоришь, что Граддо подстрекал других?
Ребенок кивнул, не отрывая больших глаз от лица Найлоу.
— Граддо! — сказала жрица.
Тот неуверенно выпрямился.
— Ты совершил кощунство, — сказала Найлоу. — Святилище отвергает тебя. Ты изгоняешься во тьму и зиму, и твое имя проклято.
Граддо побледнел. В рядах беженцев кто-то охнул, услышав приговор.
Саикмар вытер пот со лба. Вот осада и снята!
Тем больше он растерялся, когда Мелисма спросила:
— Что с ним будет?
— А ты как думаешь? — Найлоу взглянула на нее. — Он изгоняется из святилища, и боги решат, жить ему или умереть.
— Не из-за меня, — сказала Мелисма. — Не делай это от моего имени.
— Так будет, потому что он осквернил святыню, а не потому, что он напал на тебя, — грубо ответила Найлоу. — Никому не позволено делать себя судьей и решать, кому здесь можно получить убежище, а кому нет. Только мы, священники, имеем на это право. Граддо! В последний раз твое имя произносится внутри этих стен. Ты проклят. Уходи!
Граддо как во сне двинулся к двери. Беженцы шарахались от него, как от чумного.
Окинув каюту взглядом, Найлоу и ее маленькая спутница последовали за ним.
С криком «Нет!» Мелисма рванулась было к двери, но Саикмар удержал ее.
— Он бы сделал то же самое с нами! — сказал он. — Почему ты говоришь «нет»?
Плечи ее поникли, она подавленно молчала. Саикмар вышел из каюты, чтобы приладить на место самодельную дверь, а когда вернулся, девушка снимала свой странный костюм. Он был поражен, — оказывается, она стройна, как танцовщица, и изысканно одета.
Но выразить вслух свое восхищение ему не удалось — по коридорам прокатился глухой звук гонга, призывающего к трапезе, за ним последовало возбужденное щебетание и топот детских ног. Девушка испуганно вздрогнула и уронила тяжелый костюм на кровать.
— Что это?
— Зовут к трапезе. Ты голодна?
Она кивнула.
— Тогда пошли.
* * *
Маддалена-Мелисма старалась не обращать внимания на неприветливые, а то и откровенно враждебные взгляды тех, кто ждал возле двери, из-за которой доносились запахи еды. Особенно недовольны были женщины: Мелисма была изящно одета, здорова и привлекательна, а беженок преждевременно состарили заботы и нужда.
— Кто эти люди? — тихо спросила Маддалена.
— Как и я, они искали здесь убежища, — так же тихо ответил Саикмар. — Потому что хотели спастись от несправедливого наказания или от долговой ямы. Или потому, что были изгнаны из родных мест и не смогли прокормиться в чужой стране.
— Почему они так… так отчужденно держатся?
— У них нет надежды, нет будущего. Они не могут ожидать уважения даже от своих детей, потому что детей воспитывают и посвящают в таинства священнослужительницы. Это единственный источник обновления жречества в святилище. Жрицы обязаны быть девственницами, а священники не могут зачинать детей.
Мелисма кивала, но лицо ее выражало сомнение. Очередь пришла в движение, и Саикмар указал на дверь столовой.
— Здесь ты разберешься, — сказал он.
И она разобралась. Помещение было наполнено кухонными парами и слабо освещено. За погнутой исцарапанной стойкой тучные евнухи в сутанах разливали в миски беженцев суп, раздавали каждому по ломтю хлеба и по куску сушеной рыбы, на которой блестели кристаллики соли.
Получив свою порцию, люди выходили, — вероятно, чтобы вернуться в каюты. Почему же не было столов и стульев? Ага, раньше стойка находилась не здесь, — и осталось слишком мало места, чтобы поесть, не толкаясь.
За спинами раздававших еду священников булькали большие, похожие на урны, котлы, и стена за ними была совершенно съедена коррозией. Некоторых листов обшивки недоставало, и в дырах виднелись трубы коммуникаций.
Выводы, которые она сделала из этих наблюдений, были столь примечательны, что Маддалена непроизвольно остановилась и задумалась, и только понукание Саикмара дало ей понять, что настала ее очередь взять миску и протянуть ее евнуху. Получив свою порцию, она спросила:
— Что там, за стеной?
— Что-то магическое, — Саикмар пожал плечами. — Это связано с мистериями святилища. Я ничего не знаю об этом.
— Здесь всегда тепло?
— О да, даже в самые суровые зимы. И всегда есть теплая еда, сушеные овощи или суп, или — по крайней мере — чай, чтобы успокоить желудок.
Чай, как она помнила по своим урокам, являлся отваром из сухих листьев, которые содержали стимулирующую субстанцию, подобно листьям коки и бетеля.
Значит, где-то за этими проржавевшими от пара стенами все еще существовал источник энергии! Вероятно, главный генератор, располагавшийся в самой нижней части корабля, был поврежден при посадке, а этот, резервный агрегат выжившие оборудовали здесь, и он все еще работал.
При случае она намеревалась основательно его изучить.
* * *
Они вернулись в каюту, чтобы съесть свой паек. Пища была приправлена странными пряностями, но суп был горячим, а хлеб — сытным. А вот сушеная рыба оказалась жесткой и пересоленной, из-за чего почти утратила вкус.
— Скажи мне, — сказала она, вычищая миску последней корочкой хлеба. — Что имел в виду Граддо, когда он…
Саикмар в ужасе воздел руки.
— Не произноси это имя! — взволнованно прошептал он. — Этот человек проклят!
Она испуганно замолчала: нельзя было позволять себе пренебрегать обычаями туземцев. Она послушно перестроила вопрос:
— Что имел в виду этот человек, который на нас напал, когда обвинил твой город? Дескать, он задержал караваны и все забрал себе.
Саикмар признался, что обвинение, вероятно, справедливо, но пояснил, что ни один древний род Каррига за это не отвечает. Если кто и виноват, то это узурпатор Белфеор и его приспешники, эта разбойничья шайка, обрушившаяся на город из Ничто, словно по воле злой магии (возможно, из какого-то укрытия в горах), закрепив притязания на власть незнакомым, страшным оружием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35