– И воспитывают на общественных началах. Вы, кажется, знакомиться собирались.
– О, да вы с характером, – восхитился толстяк. – Замечательно. А то присылают, простите, кошёлок с болотными глазами. Одна дорога – в машинистки. У нас же такая работа, что и машинистка должна быть того, с нервами.
На нервы Инга Трофимова не жаловалась. Вот на терпение, да, бывало. Глядя в центр лысины, она спросила неприятным голосом:
– И что же у вас за работа тут такая?
По виду толстяк походил на мелкого чиновника наркомата торговли. Да и вся бумажная карусель в старом кирпичном особняке отдавала колбасным воровством и растратой народных средств. Чего ее послали сюда, если она просилась хоть в какое-то военное училище, непонятно. Надо думать по ошибке.
– Работа у нас, Инга, – вздохнул толстяк, – врагу не пожелаешь. Вот какая она наша работа. Да сами увидите. Идемте, сюда.
Пока Инга соображала, откуда он знает ее имя, толстяк подергал что-то под столом. Стена с красным знаменем вдруг заскрипела и повернулась. За ней оказалось просторное помещение с рядами полок вдоль стен. Только это была не библиотека.
Это была вроде как Кунсткамера.
– Это, изволите ли видеть, все, что нам осталось от прославленного смоленского оборотня, – сказал толстяк, показывая на жбан с мутной жидкостью.
В жидкости плавала отрубленная рука с кривыми длинными когтями.
– Остальное наши молодцы посекли в кашу. Ну, туда ему и дорога. А вот сие мы изъяли у одного любителя грабить могилы. Называется «моровая пищаль».
Штука под стеклянным колпаком формой походила на наган. Только сделана была из примотанных друг к другу человеческих костей. Вместо рукояти – пожелтевшая челюсть с зубами. Части зубов не хватало.
– Что характерно – штука работала. Если направить ее на человека, выломать зуб и сказать кое-какие слова, с человеком приключается неприятная болезнь, которую я бы назвал «разжижением костей». Между прочим, смертельно. А вот здесь у нас…
«Что-то мне во все это не верится», – подумала Инга Трофимова. Было это в ней с
детства, крепкое «не верю» во всякую чушь вроде Черного Всадника и утопленников, таскающих людей с набережной. Хотя Всадник, бывало, гарцевал у нее чуть ли не под окнами, а в Неве она частенько замечала странные тени . Однако же «не верю» и все.
– Позвольте же вам, Инга, показать настоящую жемчужину. Личный трофей, между прочим, вашего покорного слуги.
Толстяк подвел ее за руку к стеллажу в дальнем углу.
– Добыто это чудо было еще во время первой мировой. Охотились мы, правда, не за ним, а за его хозяином. Одним немецким господином, славным тем, что он оживлял мертвых солдат и приковывал их цепями к пулеметам. Имен у него было много, в документах он проходил под кличкой Маэстро.
На стеллаже стояла одинокая черная коробка, опечатанная во множестве мест. На боку у нее большими красными буквами было написано «Не вскрывать! Опасно для жизни!».
Не обращая внимания на предупреждение, толстяк принялся сковыривать печати швейцарским ножом.
– Гонялись мы за Маэстро, наверное, месяца два. Наконец, вышли на место, где он скрывался. Дождались подходящего времени, сняли часовых. Выломали дверь.
Покончив с печатями, толстяк бережно приподнял верхнюю крышку коробки и установил ее на специальной подставке. С внутренней стороны на крышке было зеркало. В нем отражалось непонятное шевеление.
– Каково же было наше удивление, Инга, когда навстречу нам вместо Маэстро выпорхнула эта мадам!
Инга присмотрелась. В зеркале отражались внутренности коробки, выстланные черным бархатом.
И на бархате извивался живой клубок змей!
– Из нашего отряда уцелели считанные единицы, – вздохнул толстяк. – И то лишь благодаря чудом припомненному мной мифическому рецепту. Наши героические предки старались оставить нам рекомендации на подобный случай.
Змеи принялись расползаться в стороны. К своему глубочайшему удивлению Инга увидела между ними женское лицо!
Очень красивое, очень бледное лицо с тонким ровным носом и черными бровями вразлет. Капризно надутые губы. Ямочки на щеках.
Вместо волос змеи, с шипением открывающие пасти.
Вместо глаз ровное желтое сияние – как расплавленное золото в глазницах.
В золотых глазах не было зрачков. Но Инга чувствовала – они смотрят на нее.
То был очень недобрый взгляд.
– Кое в чем миф был неточен, – быстрым движением руки толстяк захлопнул крышку.
Инга успела увидеть оскал на бледном лице и яростный бросок змей.
Из черной коробки доносился глухой стук.
– Те, на кого смотрели эти глаза, превращались не в камень. Их кровь, кости, сухожилия, кожа становились золотом.
Он смотрел на коробку, в которой бушевала отрубленная голова.
– Не знаю, что чувствовали мои друзья, превращаясь в статуи. Но они кричали. А я сидел под столом, зажмурив глаза. Пока они не смолкли.
Он посмотрел на Ингу снизу вверх. Маленький смешной толстяк, с торчащей бородкой и плешью.
– Наконец, единственным звуком остался шум крыльев твари, искавшей меня. Меня
посетило озарение – она была слепа! Видеть ей помогали змеи, которые чувствовали
тепло. У меня было с собой крошечное зеркало из бритвенного набора. Глядя в него
на тварь, я достал бутылку с горючей смесью и кинул в нее. И выстрелил в бутылку, когда она была у нее над головой. Вот вам тепло!
– Должно быть, она обезумела от боли. И видеть тоже перестала. Я вылез из-под стола, достал саблю и обрубил ей крылья. А потом отрубил голову. Без сожаления. Я знал, что убиваю чудо. Чудовище. Именно так и должны поступать люди.
Он постучал указательным пальцем по пяти буквам, оттиснутым на боку черного ящика.
– СМЕРЧ. Смерть Чудовищам. СЧ. Это наш девиз, Инга. Это мы и есть.
Наверное, целую минуту они смотрели друг другу в глаза. Наконец, толстяк сказал:
– Пойдемте, Инга, я показал вам все, что хотел. И увидел тоже. Удивительно, но люди, приславшие вас сюда, не ошиблись. Вы действительно феномен.
Он повернулся и быстро засеменил прочь по проходу между стеллажами, заставленными остатками уничтоженных чудес. Инга поспешила за ним.
– Вы о чем? Не понимаю.
– Поймете, – толстяк искоса глянул на нее. – Некоторые вещи вам знать пока рано.
Больше он с ней в этот день не разговаривал. Вместе они вышли из Кунсткамеры, из кабинета и спустились на несколько этажей вниз.
Толстяк привел Ингу в спортивный зал, застеленный тонкими черными матами. Махнул кому-то рукой, похлопал ее по локтю и вышел.
По залу перетаптывались попарно юноши и девушки в узких белых халатах. Некоторые
были одеты в черные юбки и маски сеточкой. Эти каждую минуту громко кричали и со всей дури били друг друга деревянными палками. Те, в халатах делали вид, что у
них в руках палки и лупили воздух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
– О, да вы с характером, – восхитился толстяк. – Замечательно. А то присылают, простите, кошёлок с болотными глазами. Одна дорога – в машинистки. У нас же такая работа, что и машинистка должна быть того, с нервами.
На нервы Инга Трофимова не жаловалась. Вот на терпение, да, бывало. Глядя в центр лысины, она спросила неприятным голосом:
– И что же у вас за работа тут такая?
По виду толстяк походил на мелкого чиновника наркомата торговли. Да и вся бумажная карусель в старом кирпичном особняке отдавала колбасным воровством и растратой народных средств. Чего ее послали сюда, если она просилась хоть в какое-то военное училище, непонятно. Надо думать по ошибке.
– Работа у нас, Инга, – вздохнул толстяк, – врагу не пожелаешь. Вот какая она наша работа. Да сами увидите. Идемте, сюда.
Пока Инга соображала, откуда он знает ее имя, толстяк подергал что-то под столом. Стена с красным знаменем вдруг заскрипела и повернулась. За ней оказалось просторное помещение с рядами полок вдоль стен. Только это была не библиотека.
Это была вроде как Кунсткамера.
– Это, изволите ли видеть, все, что нам осталось от прославленного смоленского оборотня, – сказал толстяк, показывая на жбан с мутной жидкостью.
В жидкости плавала отрубленная рука с кривыми длинными когтями.
– Остальное наши молодцы посекли в кашу. Ну, туда ему и дорога. А вот сие мы изъяли у одного любителя грабить могилы. Называется «моровая пищаль».
Штука под стеклянным колпаком формой походила на наган. Только сделана была из примотанных друг к другу человеческих костей. Вместо рукояти – пожелтевшая челюсть с зубами. Части зубов не хватало.
– Что характерно – штука работала. Если направить ее на человека, выломать зуб и сказать кое-какие слова, с человеком приключается неприятная болезнь, которую я бы назвал «разжижением костей». Между прочим, смертельно. А вот здесь у нас…
«Что-то мне во все это не верится», – подумала Инга Трофимова. Было это в ней с
детства, крепкое «не верю» во всякую чушь вроде Черного Всадника и утопленников, таскающих людей с набережной. Хотя Всадник, бывало, гарцевал у нее чуть ли не под окнами, а в Неве она частенько замечала странные тени . Однако же «не верю» и все.
– Позвольте же вам, Инга, показать настоящую жемчужину. Личный трофей, между прочим, вашего покорного слуги.
Толстяк подвел ее за руку к стеллажу в дальнем углу.
– Добыто это чудо было еще во время первой мировой. Охотились мы, правда, не за ним, а за его хозяином. Одним немецким господином, славным тем, что он оживлял мертвых солдат и приковывал их цепями к пулеметам. Имен у него было много, в документах он проходил под кличкой Маэстро.
На стеллаже стояла одинокая черная коробка, опечатанная во множестве мест. На боку у нее большими красными буквами было написано «Не вскрывать! Опасно для жизни!».
Не обращая внимания на предупреждение, толстяк принялся сковыривать печати швейцарским ножом.
– Гонялись мы за Маэстро, наверное, месяца два. Наконец, вышли на место, где он скрывался. Дождались подходящего времени, сняли часовых. Выломали дверь.
Покончив с печатями, толстяк бережно приподнял верхнюю крышку коробки и установил ее на специальной подставке. С внутренней стороны на крышке было зеркало. В нем отражалось непонятное шевеление.
– Каково же было наше удивление, Инга, когда навстречу нам вместо Маэстро выпорхнула эта мадам!
Инга присмотрелась. В зеркале отражались внутренности коробки, выстланные черным бархатом.
И на бархате извивался живой клубок змей!
– Из нашего отряда уцелели считанные единицы, – вздохнул толстяк. – И то лишь благодаря чудом припомненному мной мифическому рецепту. Наши героические предки старались оставить нам рекомендации на подобный случай.
Змеи принялись расползаться в стороны. К своему глубочайшему удивлению Инга увидела между ними женское лицо!
Очень красивое, очень бледное лицо с тонким ровным носом и черными бровями вразлет. Капризно надутые губы. Ямочки на щеках.
Вместо волос змеи, с шипением открывающие пасти.
Вместо глаз ровное желтое сияние – как расплавленное золото в глазницах.
В золотых глазах не было зрачков. Но Инга чувствовала – они смотрят на нее.
То был очень недобрый взгляд.
– Кое в чем миф был неточен, – быстрым движением руки толстяк захлопнул крышку.
Инга успела увидеть оскал на бледном лице и яростный бросок змей.
Из черной коробки доносился глухой стук.
– Те, на кого смотрели эти глаза, превращались не в камень. Их кровь, кости, сухожилия, кожа становились золотом.
Он смотрел на коробку, в которой бушевала отрубленная голова.
– Не знаю, что чувствовали мои друзья, превращаясь в статуи. Но они кричали. А я сидел под столом, зажмурив глаза. Пока они не смолкли.
Он посмотрел на Ингу снизу вверх. Маленький смешной толстяк, с торчащей бородкой и плешью.
– Наконец, единственным звуком остался шум крыльев твари, искавшей меня. Меня
посетило озарение – она была слепа! Видеть ей помогали змеи, которые чувствовали
тепло. У меня было с собой крошечное зеркало из бритвенного набора. Глядя в него
на тварь, я достал бутылку с горючей смесью и кинул в нее. И выстрелил в бутылку, когда она была у нее над головой. Вот вам тепло!
– Должно быть, она обезумела от боли. И видеть тоже перестала. Я вылез из-под стола, достал саблю и обрубил ей крылья. А потом отрубил голову. Без сожаления. Я знал, что убиваю чудо. Чудовище. Именно так и должны поступать люди.
Он постучал указательным пальцем по пяти буквам, оттиснутым на боку черного ящика.
– СМЕРЧ. Смерть Чудовищам. СЧ. Это наш девиз, Инга. Это мы и есть.
Наверное, целую минуту они смотрели друг другу в глаза. Наконец, толстяк сказал:
– Пойдемте, Инга, я показал вам все, что хотел. И увидел тоже. Удивительно, но люди, приславшие вас сюда, не ошиблись. Вы действительно феномен.
Он повернулся и быстро засеменил прочь по проходу между стеллажами, заставленными остатками уничтоженных чудес. Инга поспешила за ним.
– Вы о чем? Не понимаю.
– Поймете, – толстяк искоса глянул на нее. – Некоторые вещи вам знать пока рано.
Больше он с ней в этот день не разговаривал. Вместе они вышли из Кунсткамеры, из кабинета и спустились на несколько этажей вниз.
Толстяк привел Ингу в спортивный зал, застеленный тонкими черными матами. Махнул кому-то рукой, похлопал ее по локтю и вышел.
По залу перетаптывались попарно юноши и девушки в узких белых халатах. Некоторые
были одеты в черные юбки и маски сеточкой. Эти каждую минуту громко кричали и со всей дури били друг друга деревянными палками. Те, в халатах делали вид, что у
них в руках палки и лупили воздух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14