! Ага, держи карман шире и пальцы плотнее!
Гвоздь оглядел комнату повнимательней. Сейчас он не приценивался, а искал потайные отверстия, через которые за ним могли бы наблюдать. Если он что-нибудь понимает в таких устройствах, они должны располагаться чуть выше уровня головы человека среднего роста. Идеально подходят для этого портреты. Кто у нас здесь? Надписей, разумеется, нет — все, кому положено (и кому позволено сюда входить), и так знают, о ком речь. Он — суховатый старик в доспехах, с ястребиным носом и близко посаженными глазами; на согнутой левой руке держит знакомый Гвоздю шлем с кожистыми крыльями (нашлемника с харей нет). Она — моложе его лет этак на пятнадцать, а то и на все двадцать, очень хороша, особенно в этом платье с широким декольте, с брошкой в виде ириса… может, дама и заинтересовалась бродячим жонглером, а-а? Старик-то, даже если был мужем, нынче, судя по черной траурной ленточке, отчеркнувшей верхний правый угол картины, уже покинул юдоль земных страданий. Так что…
О, догадался Кайнор, может, его вызвали, чтобы гимн какой-нибудь погребальный написать! Допустим, старик был с причудами и в завещании указал, мол, хочу, чтоб похоронили под гимн, сочиненный известным поэтом, Рыжим, понимаешь, Гвоздем! Почему нет? Вполне может быть!
И сразу становится понятно, отчего так торопился К'Дунель: покойный, поди, святым не был, тело его бренное подчиняется тем же законам разложения, что и прочая материя.
Догадки вдохновили Кайнора и воодушевили его. Он расправил плечи и шагнул к висевшему здесь же зеркалу, чтобы привести себя в порядок. С досадой провел рукой по небритым вот уже несколько дней щекам, пятерней пригладил волосы… проклятие, если бы бешеный капитан не гнал лошадей днем и ночью, у Кайнора было бы время заняться своей внешностью! (Одновременно с приведением себя в порядок Гвоздь подвинулся так, чтобы опустить «непристойного мальчика» во внутренний карман кафтана. Кажется, никто из потайных наблюдателей не должен заметить…) Он вздрогнул, когда дверь на другом конце комнаты бесшумно отворилась. В зеркале увидел отражение гостьи: молоденькая, годков этак двадцать — двадцать три, чернявая, одета прилично, наверное одна из местных служанок, приближенных к хозяйке. Пришла небось чтобы подготовить «господина артиста» к приему у госпожи.
— Так вы и есть тот самый Кайнор Мьекрский? — Гвоздь подарил ей одну из своих «улыбок-для-дам»:
— А вы представляли меня другим? — Она потупилась:
— Признаться, да, немного другим. — Ее смущение было таким неподдельным, наивность такой искренней! Служаночка переступила с ноги на ногу и попросила: — Вы не могли бы что-нибудь показать… — И тут же, зардевшись, добавила: — Я имею в виду, фокус какой-нибудь, или пожонглировать.
— Для вас, сударыня… — галантно поклонился Гвоздь. — Ну-ка… — Он огляделся в поисках подходящих для жонглирования инструментов и выбрал три блюда на стене. Каждое было золотым, да вдобавок с искусно изображенными сценами битв по краям… точнее, на двух — битв, а на третьем — любовных утех.
Служаночка вздрогнула, когда он снимал их со стены, но Кайнор подмигнул ей, мол, не трусь, потом обратно повесим, никто и не заметит, — и начал представление. Сперва просто пустил блюда по кругу, в одном и в другом направлении, затем, когда более-менее привык к их весу и форме, принялся жонглировать у себя за спиной. Чернявая стояла, разинув рот. Неужели она никогда не видела циркачей? В столице артистов на любом базаре должно быть пруд пруди!
Да нет, она наверняка притворяется, делает вид, что увлечена, — чтобы польстить ему. Выходит, и этой красотке тоже что-то нужно от Рыжего Гвоздя? Или ей велели потянуть время?
— Вы просто прелесть! — Она захлопала в ладоши. «Потянуть время? Но зачем? Ты становишься безумцем, Гвоздь, вот что».
— Ну как, вам понравилось, сударыня? — спросил он, прекратив жонглировать и развесив блюда по местам.
— Очень! Вы — чудо, господин Кайнор!
— Ну тогда, может, вы сочтете меня достойным небольшого приза?
Она сделала робкий шажок назад, во взгляде ее мелькнула растерянность:
— Да? Какого же?
— М-м… давайте подумаем вместе. Например, поцелуй, а?
— Нет, знаете… вот-вот должна прийти госпожа, и я…
— Госпожа? Если ты так ее боишься, красавица, тогда поцелуй мы отложим до лучших времен. А расскажи-ка мне, что за госпожа такая… — Он кивнул в сторону портрета: — Она недавно овдовела, верно?
— Д-да.
— И зачем же ей понадобился жонглер? Хотя бы намекни.
— А мы уже перешли на «ты»? Ладно, я намекну тебе! — Служаночка ловко шагнула в сторону, увеличивая между ними расстояние, но оказалась при этом далеко от дверей. Теперь Кайнор вынужден был либо стоять к ней вполоборота, либо встать спиной к дверям, чего он никогда не стал бы делать, если бы не зеркало.
«Но в какие игры играет со мной эта фифа? »
— Граф действительно умер, — подтвердила она, указывая на портрет старика. — И оставил не совсем обычное завещание.
— Неужели упомянул меня, недостойного?
— Да, упомянул. Но не как наследника.
— Эт понятно…
— Граф хотел, — перебила она Кайнора, — чтобы после смерти его прах был перевезен и упокоен в ллусимском храме Первой Книги. И чтобы ты сопровождал траурную процессию.
— В качестве кого?
— В качестве самого себя — Кайнора из Мьекра по прозвищу Рыжий Гвоздь. Тебя ведь так зовут?
— Так-то оно так, но…
— Вот и отлично. Ты, конечно, чересчур самоуверен и дерзок, но это поправимо.
«Что значит „поправимо“? Что тут вообще происходит?!»
— Погоди-ка, милая, ты кем себя возомнила? — теперь Гвоздь рассердился не на шутку. — Сперва-то ты говорила повежливее. А если я нажалуюсь графине?
Она пожала плечами:
— Жалуйся. Можешь начинать прямо сейчас, потому что я и есть графиня.
— Что-то ты мало похожа на портрет.
— Моя мать умерла десять лет назад. А отец… совсем недавно. Так что теперь, — чернявая вздернула подбородок, — я единственная, последняя представительница рода Н'Адер.
«Вот так номер, Гвоздь! …ее смущение было таким неподдельным, наивность такой искренней! Тебя провели, как сопливого пацана! »
— Не удивляйтесь. Я приходила, чтобы понять, что вы из себя представляете, — заявила графиня. — А о деле мы поговорим чуть позже, когда вы переоденетесь и приведете себя в порядок. И кстати, — добавила она, обернувшись на пороге, — не забудьте поставить мальчика на место. Всё равно в ближайшее время вам вряд ли представится возможность его продать.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Древняя погребальная ладья. Человек с очень добрым взглядом. Баллуш Тихоход молится. «Какой же вы всё-таки мальчишка!» Падение, цветные полосы и много боли. «Странные происшествия» господина Фейсала. Когда вопросы щекочут нёбо
Ну зачем я тебе — неудачник, жонглер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
Гвоздь оглядел комнату повнимательней. Сейчас он не приценивался, а искал потайные отверстия, через которые за ним могли бы наблюдать. Если он что-нибудь понимает в таких устройствах, они должны располагаться чуть выше уровня головы человека среднего роста. Идеально подходят для этого портреты. Кто у нас здесь? Надписей, разумеется, нет — все, кому положено (и кому позволено сюда входить), и так знают, о ком речь. Он — суховатый старик в доспехах, с ястребиным носом и близко посаженными глазами; на согнутой левой руке держит знакомый Гвоздю шлем с кожистыми крыльями (нашлемника с харей нет). Она — моложе его лет этак на пятнадцать, а то и на все двадцать, очень хороша, особенно в этом платье с широким декольте, с брошкой в виде ириса… может, дама и заинтересовалась бродячим жонглером, а-а? Старик-то, даже если был мужем, нынче, судя по черной траурной ленточке, отчеркнувшей верхний правый угол картины, уже покинул юдоль земных страданий. Так что…
О, догадался Кайнор, может, его вызвали, чтобы гимн какой-нибудь погребальный написать! Допустим, старик был с причудами и в завещании указал, мол, хочу, чтоб похоронили под гимн, сочиненный известным поэтом, Рыжим, понимаешь, Гвоздем! Почему нет? Вполне может быть!
И сразу становится понятно, отчего так торопился К'Дунель: покойный, поди, святым не был, тело его бренное подчиняется тем же законам разложения, что и прочая материя.
Догадки вдохновили Кайнора и воодушевили его. Он расправил плечи и шагнул к висевшему здесь же зеркалу, чтобы привести себя в порядок. С досадой провел рукой по небритым вот уже несколько дней щекам, пятерней пригладил волосы… проклятие, если бы бешеный капитан не гнал лошадей днем и ночью, у Кайнора было бы время заняться своей внешностью! (Одновременно с приведением себя в порядок Гвоздь подвинулся так, чтобы опустить «непристойного мальчика» во внутренний карман кафтана. Кажется, никто из потайных наблюдателей не должен заметить…) Он вздрогнул, когда дверь на другом конце комнаты бесшумно отворилась. В зеркале увидел отражение гостьи: молоденькая, годков этак двадцать — двадцать три, чернявая, одета прилично, наверное одна из местных служанок, приближенных к хозяйке. Пришла небось чтобы подготовить «господина артиста» к приему у госпожи.
— Так вы и есть тот самый Кайнор Мьекрский? — Гвоздь подарил ей одну из своих «улыбок-для-дам»:
— А вы представляли меня другим? — Она потупилась:
— Признаться, да, немного другим. — Ее смущение было таким неподдельным, наивность такой искренней! Служаночка переступила с ноги на ногу и попросила: — Вы не могли бы что-нибудь показать… — И тут же, зардевшись, добавила: — Я имею в виду, фокус какой-нибудь, или пожонглировать.
— Для вас, сударыня… — галантно поклонился Гвоздь. — Ну-ка… — Он огляделся в поисках подходящих для жонглирования инструментов и выбрал три блюда на стене. Каждое было золотым, да вдобавок с искусно изображенными сценами битв по краям… точнее, на двух — битв, а на третьем — любовных утех.
Служаночка вздрогнула, когда он снимал их со стены, но Кайнор подмигнул ей, мол, не трусь, потом обратно повесим, никто и не заметит, — и начал представление. Сперва просто пустил блюда по кругу, в одном и в другом направлении, затем, когда более-менее привык к их весу и форме, принялся жонглировать у себя за спиной. Чернявая стояла, разинув рот. Неужели она никогда не видела циркачей? В столице артистов на любом базаре должно быть пруд пруди!
Да нет, она наверняка притворяется, делает вид, что увлечена, — чтобы польстить ему. Выходит, и этой красотке тоже что-то нужно от Рыжего Гвоздя? Или ей велели потянуть время?
— Вы просто прелесть! — Она захлопала в ладоши. «Потянуть время? Но зачем? Ты становишься безумцем, Гвоздь, вот что».
— Ну как, вам понравилось, сударыня? — спросил он, прекратив жонглировать и развесив блюда по местам.
— Очень! Вы — чудо, господин Кайнор!
— Ну тогда, может, вы сочтете меня достойным небольшого приза?
Она сделала робкий шажок назад, во взгляде ее мелькнула растерянность:
— Да? Какого же?
— М-м… давайте подумаем вместе. Например, поцелуй, а?
— Нет, знаете… вот-вот должна прийти госпожа, и я…
— Госпожа? Если ты так ее боишься, красавица, тогда поцелуй мы отложим до лучших времен. А расскажи-ка мне, что за госпожа такая… — Он кивнул в сторону портрета: — Она недавно овдовела, верно?
— Д-да.
— И зачем же ей понадобился жонглер? Хотя бы намекни.
— А мы уже перешли на «ты»? Ладно, я намекну тебе! — Служаночка ловко шагнула в сторону, увеличивая между ними расстояние, но оказалась при этом далеко от дверей. Теперь Кайнор вынужден был либо стоять к ней вполоборота, либо встать спиной к дверям, чего он никогда не стал бы делать, если бы не зеркало.
«Но в какие игры играет со мной эта фифа? »
— Граф действительно умер, — подтвердила она, указывая на портрет старика. — И оставил не совсем обычное завещание.
— Неужели упомянул меня, недостойного?
— Да, упомянул. Но не как наследника.
— Эт понятно…
— Граф хотел, — перебила она Кайнора, — чтобы после смерти его прах был перевезен и упокоен в ллусимском храме Первой Книги. И чтобы ты сопровождал траурную процессию.
— В качестве кого?
— В качестве самого себя — Кайнора из Мьекра по прозвищу Рыжий Гвоздь. Тебя ведь так зовут?
— Так-то оно так, но…
— Вот и отлично. Ты, конечно, чересчур самоуверен и дерзок, но это поправимо.
«Что значит „поправимо“? Что тут вообще происходит?!»
— Погоди-ка, милая, ты кем себя возомнила? — теперь Гвоздь рассердился не на шутку. — Сперва-то ты говорила повежливее. А если я нажалуюсь графине?
Она пожала плечами:
— Жалуйся. Можешь начинать прямо сейчас, потому что я и есть графиня.
— Что-то ты мало похожа на портрет.
— Моя мать умерла десять лет назад. А отец… совсем недавно. Так что теперь, — чернявая вздернула подбородок, — я единственная, последняя представительница рода Н'Адер.
«Вот так номер, Гвоздь! …ее смущение было таким неподдельным, наивность такой искренней! Тебя провели, как сопливого пацана! »
— Не удивляйтесь. Я приходила, чтобы понять, что вы из себя представляете, — заявила графиня. — А о деле мы поговорим чуть позже, когда вы переоденетесь и приведете себя в порядок. И кстати, — добавила она, обернувшись на пороге, — не забудьте поставить мальчика на место. Всё равно в ближайшее время вам вряд ли представится возможность его продать.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Древняя погребальная ладья. Человек с очень добрым взглядом. Баллуш Тихоход молится. «Какой же вы всё-таки мальчишка!» Падение, цветные полосы и много боли. «Странные происшествия» господина Фейсала. Когда вопросы щекочут нёбо
Ну зачем я тебе — неудачник, жонглер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171