Изменения ничтожны, почти неприметны. Впереди созвездия чуть-чуть раздвигаются, позади чуть-чуть сдвигаются, но только телескопу заметна разница. Да еще меняется цвет звезд: впереди красные становятся желтыми, сзади желтые краснеют. Чтобы приблизиться к скорости света, разгоняться надо год. Год разгона! А первые лунные корабли набирали скорость за пять-шесть минут.
Ускорение нормальное, и тяжесть нормальная. Двигатель режет частицы, лучи отталкиваются от зеркала, скорость растет: через месяц-двадцать пять тысяч километров, через два месяца-пятьдесят тысяч, через четыре-сто тысяч, треть скорости света.
И тут возникло препятствие. Нельзя сказать, непредвиденное. Оцененное неправильно.
Просторная межзвездная пустота не абсолютно пуста. Там встречаются отдельные редкие пылинки и отдельные молекулы. Для термоядерных ракет они практически безвредны. Но энергия пропорциональна скорости, да еще в квадрате. Фотонолет налетает на каждую частицу со скоростью света. Для него блуждающий атом превращается в космический луч, каждая пылинка – в ливень космических лучей. Невидимый газ разъедает металл, как вода сахар. За полгода трижды меняли острый нос корабля: кристаллическая сталь превращалась в губку.
А потом на пути встретились неведомые газовые облака.
Увидеть их заранее было невозможно. Газа там было меньше, чем в земной атмосфере, меньше, чем в кометном хвосте, меньше, чем в лабораторном вакууме, и все же в миллион раз больше, чем обычно в межзвездном пространстве.
Фотонолет вошел в газ со скрежетом и барабанным боем, наполнился лязгом и гулом, как старинный котел при клепке. Носы пришлось сменять ежедневно, запас их был исчерпан вскоре. Над разъеденными бортами показались дымки. Вода испарялась, пропадало топливо.
И предпринять ничего нельзя. Нельзя обойти облака космического размера и нельзя затормозить, чтобы смягчить удары. Корабль разгонялся четыре месяца, значит, и тормозить должен был четыре месяца. Инерция влекла его вперед. Оставалось только надеяться, что облака кончатся вскоре.
Фотонолет пробил их через три дня. Но удары сделали свое дело. Вода стала радиоактивной. Очистить ее было невозможно и вылить невозможно. Ведь она служила топливом, от воды зависело движение, возвращение, прибытие. Приходилось жить рядом с заразой, под обстрелом невидимых лучей, разивших из-за каждой стенки.
Сначала заболели нежные приборы-слаботочные, полупроводниковые. Начали путаться вычислительные машины. Кончился период однообразного спокойствия, теперь работы хватало всем: приходилось проверять показания каждой стрелки и глаз не спускать с двигателя. Ежесекундно он мог подвести-дать толчок на сто “ж”, и конец. Мгновенная стократная тяжесть-и люди раздавлены, как под прессом.
За приборами сдали и люди. В корабль пришла лучевая болезнь во всем ее противном разнообразии: тошнота, рвота, потеря аппетита, белокровие, малокровие, гнилокровие. Шорин заболел из первых – ему сменили костный мозг. Потом заболел Аренас, потом оба геолога – муж и жена. Хирург объявил, что операции придется делать всем по очереди. Потом заболел он сам… сам себе пилил кость под местным наркозом. Больные ждали, пока он выздоровеет, встанет на ноги…
И в больничной палате, куда переселилась добрая треть экипажа, Аренас созвал совещание.
Лететь или вернуться?
– Вперед!-сказал Шорин.-Мы долетим до первой планеты и сменим воду. Три солнца, десятки планет, на какой-нибудь-разум, нам окажут помощь…
Но лететь вперед предстояло еще почти три года, а Вернуться возможно было за год. И никакой уверенности ее было, что у Альфы есть планеты с водой, не говоря уже о разуме.
Решено было вернуться. Тридцатью двумя голосами против одного.
Аренас приказал тормозить. Хочется сказать: “Приказал поворачивать к Земле”. Но фотонолет не умеет поворачивать сразу. Прежде он должен снять скорость.
Треть года на торможение, потом следует поворот, треть года опять набирается скорость, и еще четыре месяца идет окончательное торможение перед прибытием в Солнечную систему. В общей сложности год провели звездолетчики возле бака со смертоносной водой. Год прожили люди под угрозой. Семеро вернулись калеками, четверых похоронили… сына Аренаса в том числе, молодого парня, способного, многообещающего математика. Остальные…
Нет, не сошли с ума. Остальные привезли проект.
Все были авторами. Но пожалуй, идею подсказал Шорин – его воспоминания о дрейфе на комете. Тогда, оседлав комету, люди совершили путешествие вокруг Солнца, сквозь корону и протуберанцы. “А не стоит ли и к чужим солнцам лететь на небесном теле, на какомлибо астероиде?”-такая возникла мысль.
Воды на астероидах нет. Там камни, железо, никель.
Но железо и никель состоят из тех же частиц: протонов, нейтронов, электронов. Их тоже можно резать, превращать в лучи, лучи отражать зеркалом. Правда, жидкую воду удобнее распределять, регулировать подачу ее в двигатель. Но в конце концов и железо возможно сделать жидкостью, расплавить, затратив некоторую толику энергии.
Зато какая защита от радиации: выбирай астероид в километр радиусом! Будет километровая броня из железа.
Конечно, корабль-астероид громоздок. Вес фотонолета тысячи тонн, вес астероида – миллиарды. Но зато весь он сплошное топливо. Вода нуждается в баках, стенки баков-мертвый груз. А если топливо-железо, оно само себе бак. Весь астероид-полезный груз. Он может весить в миллион раз больше, чем экипаж со всем своим багажом. Его можно подогнать вплотную к скорости света, в десятки раз увеличить массу, в десятки раз укоротить время. Нет сомнения: дальние звездные полеты можно совершать только на астероидах.
Целый год всем экипажем составляли проект. Четверо заплатили за него жизнью, семеро-здоровьем. Но когда установилась связь с Землей и на экране– появились впервые лица земляков, сгорбленный и облысевший Аренас доложил: “Мы возвращаемся разбитые, но с планом победы”.
И вот второй год шло обсуждение плана. Нет, не был он принят единогласно, к удивлению Шорина. Ведь не все люди на земле бредили космосом. Были противники дальних странствий, неудача фотонолета прибавила им доводов. Они говорили: “Человек рожден для жизни под Солнцем. Солнечной системы нам хватит на тысячи и тысячи лет. Бессмысленно швырять трудогоды в пустоту”.
– Но мы привезем знания,-напоминал Аренас.
Даже так им возражали: “Вы ищете легкий путь. Человечество добывало знания упорным трудом, каждый шажок оплачивало потом и кровью. Вы отвлекаете людей от последовательной работы, маните их азартной надеждой на чужие готовенькие открытия”.
Аренас говорил:
– Читайте историю. Народы никогда не гнушались учиться друг у друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Ускорение нормальное, и тяжесть нормальная. Двигатель режет частицы, лучи отталкиваются от зеркала, скорость растет: через месяц-двадцать пять тысяч километров, через два месяца-пятьдесят тысяч, через четыре-сто тысяч, треть скорости света.
И тут возникло препятствие. Нельзя сказать, непредвиденное. Оцененное неправильно.
Просторная межзвездная пустота не абсолютно пуста. Там встречаются отдельные редкие пылинки и отдельные молекулы. Для термоядерных ракет они практически безвредны. Но энергия пропорциональна скорости, да еще в квадрате. Фотонолет налетает на каждую частицу со скоростью света. Для него блуждающий атом превращается в космический луч, каждая пылинка – в ливень космических лучей. Невидимый газ разъедает металл, как вода сахар. За полгода трижды меняли острый нос корабля: кристаллическая сталь превращалась в губку.
А потом на пути встретились неведомые газовые облака.
Увидеть их заранее было невозможно. Газа там было меньше, чем в земной атмосфере, меньше, чем в кометном хвосте, меньше, чем в лабораторном вакууме, и все же в миллион раз больше, чем обычно в межзвездном пространстве.
Фотонолет вошел в газ со скрежетом и барабанным боем, наполнился лязгом и гулом, как старинный котел при клепке. Носы пришлось сменять ежедневно, запас их был исчерпан вскоре. Над разъеденными бортами показались дымки. Вода испарялась, пропадало топливо.
И предпринять ничего нельзя. Нельзя обойти облака космического размера и нельзя затормозить, чтобы смягчить удары. Корабль разгонялся четыре месяца, значит, и тормозить должен был четыре месяца. Инерция влекла его вперед. Оставалось только надеяться, что облака кончатся вскоре.
Фотонолет пробил их через три дня. Но удары сделали свое дело. Вода стала радиоактивной. Очистить ее было невозможно и вылить невозможно. Ведь она служила топливом, от воды зависело движение, возвращение, прибытие. Приходилось жить рядом с заразой, под обстрелом невидимых лучей, разивших из-за каждой стенки.
Сначала заболели нежные приборы-слаботочные, полупроводниковые. Начали путаться вычислительные машины. Кончился период однообразного спокойствия, теперь работы хватало всем: приходилось проверять показания каждой стрелки и глаз не спускать с двигателя. Ежесекундно он мог подвести-дать толчок на сто “ж”, и конец. Мгновенная стократная тяжесть-и люди раздавлены, как под прессом.
За приборами сдали и люди. В корабль пришла лучевая болезнь во всем ее противном разнообразии: тошнота, рвота, потеря аппетита, белокровие, малокровие, гнилокровие. Шорин заболел из первых – ему сменили костный мозг. Потом заболел Аренас, потом оба геолога – муж и жена. Хирург объявил, что операции придется делать всем по очереди. Потом заболел он сам… сам себе пилил кость под местным наркозом. Больные ждали, пока он выздоровеет, встанет на ноги…
И в больничной палате, куда переселилась добрая треть экипажа, Аренас созвал совещание.
Лететь или вернуться?
– Вперед!-сказал Шорин.-Мы долетим до первой планеты и сменим воду. Три солнца, десятки планет, на какой-нибудь-разум, нам окажут помощь…
Но лететь вперед предстояло еще почти три года, а Вернуться возможно было за год. И никакой уверенности ее было, что у Альфы есть планеты с водой, не говоря уже о разуме.
Решено было вернуться. Тридцатью двумя голосами против одного.
Аренас приказал тормозить. Хочется сказать: “Приказал поворачивать к Земле”. Но фотонолет не умеет поворачивать сразу. Прежде он должен снять скорость.
Треть года на торможение, потом следует поворот, треть года опять набирается скорость, и еще четыре месяца идет окончательное торможение перед прибытием в Солнечную систему. В общей сложности год провели звездолетчики возле бака со смертоносной водой. Год прожили люди под угрозой. Семеро вернулись калеками, четверых похоронили… сына Аренаса в том числе, молодого парня, способного, многообещающего математика. Остальные…
Нет, не сошли с ума. Остальные привезли проект.
Все были авторами. Но пожалуй, идею подсказал Шорин – его воспоминания о дрейфе на комете. Тогда, оседлав комету, люди совершили путешествие вокруг Солнца, сквозь корону и протуберанцы. “А не стоит ли и к чужим солнцам лететь на небесном теле, на какомлибо астероиде?”-такая возникла мысль.
Воды на астероидах нет. Там камни, железо, никель.
Но железо и никель состоят из тех же частиц: протонов, нейтронов, электронов. Их тоже можно резать, превращать в лучи, лучи отражать зеркалом. Правда, жидкую воду удобнее распределять, регулировать подачу ее в двигатель. Но в конце концов и железо возможно сделать жидкостью, расплавить, затратив некоторую толику энергии.
Зато какая защита от радиации: выбирай астероид в километр радиусом! Будет километровая броня из железа.
Конечно, корабль-астероид громоздок. Вес фотонолета тысячи тонн, вес астероида – миллиарды. Но зато весь он сплошное топливо. Вода нуждается в баках, стенки баков-мертвый груз. А если топливо-железо, оно само себе бак. Весь астероид-полезный груз. Он может весить в миллион раз больше, чем экипаж со всем своим багажом. Его можно подогнать вплотную к скорости света, в десятки раз увеличить массу, в десятки раз укоротить время. Нет сомнения: дальние звездные полеты можно совершать только на астероидах.
Целый год всем экипажем составляли проект. Четверо заплатили за него жизнью, семеро-здоровьем. Но когда установилась связь с Землей и на экране– появились впервые лица земляков, сгорбленный и облысевший Аренас доложил: “Мы возвращаемся разбитые, но с планом победы”.
И вот второй год шло обсуждение плана. Нет, не был он принят единогласно, к удивлению Шорина. Ведь не все люди на земле бредили космосом. Были противники дальних странствий, неудача фотонолета прибавила им доводов. Они говорили: “Человек рожден для жизни под Солнцем. Солнечной системы нам хватит на тысячи и тысячи лет. Бессмысленно швырять трудогоды в пустоту”.
– Но мы привезем знания,-напоминал Аренас.
Даже так им возражали: “Вы ищете легкий путь. Человечество добывало знания упорным трудом, каждый шажок оплачивало потом и кровью. Вы отвлекаете людей от последовательной работы, маните их азартной надеждой на чужие готовенькие открытия”.
Аренас говорил:
– Читайте историю. Народы никогда не гнушались учиться друг у друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113