Голова у меня болела и кружилась, но воображение еще работало. Я предположил, что сейчас скорее всего начнется известная с древних времен игра под названием «побивание камнями», и начал шарить вокруг себя в поисках укрытия: я помнил, что при свете дня видел на дне ямы какие-то стенки и переборки. Но даже в страшном сне я не мог бы себе представить гнусного коварства и изуверской изобретательности этого упыря.
Наверху вдруг страшно взревело, залязгало, и, прежде чем я успел понять, что происходит, к краю котлована подкатил экскаватор. С чудовищным визгом лебедок в небо над моей головой взлетел хищный клюв ковша - и рухнул вниз. Не знаю как, но я сумел отскочить. Однако дальше началось такое, что я, наверное, буду до конца жизни вспоминать, просыпаясь ночами в холодном поту. Снова взревели двигатели, и ковш мотнулся вправо. Я упал на холодные плиты - и как раз вовремя. Потому что он, как маятник, качнулся в другую сторону и пролетел прямо над моей головой.
Я не могу сказать, как долго это продолжалось. Может, несколько минут, может, гораздо больше. Не могу даже толком описать, что происходило. Помню только, что я закрывал голову руками, стараясь то вжаться в склон, то заползти под плиту, пытаясь забиться хоть куда-нибудь. А кругом грохотало, визжало и выло. Летели во все стороны осколки бетона и кирпича, которые лупили меня, вонзались в меня, валили меня с ног. И над всем этим носился разъяренный оскаливший зубья ковш весом в полторы тонны.
Потом вдруг все замерло. Остановилось. Затихло. В наступившей тишине я совершенно отчетливо слышал, как хлопнула дверца кабины экскаватора, как спрыгнул на землю Петрик. Я слышал его шаги, которые замерли на краю котлована. Я понимал, чем он занят: шарит фонарем по дну ямы, чтобы убедиться, что дело сделано. Я вчуже наблюдал, как луч света остановился наконец на моем полузаваленном землей и битым кирпичом теле. Чувства жили, но сам я был настолько оглушен, что казался себе парализованным. Удовлетворенно кивнув, фонарь второй раз за этот нескончаемый вечер стал спускаться ко мне, но теперь я больше не ощущал в себе сил вставать, бежать, карабкаться...
Тогда я сделал все, на что силы оставались: приподнялся и сел. Однако этого было мало, катастрофически мало. Рука моя опиралась на груду кирпичных осколков, и, слепо пошарив рядом с собой, я выбрал один из них. Он показался мне страшно тяжелым, почти неподъемным. Но я все-таки постарался приладить его поудобней в ладони.
Последний шанс.
Свет фонаря уже добрался до середины склона и замер, отыскивая дорогу поудобней. Сволочь. Скотина. Сволочь! Мне кажется, я заорал что-то хриплое, дикое. И последним отчаянным усилием обреченного на смерть что есть мочи метнул кирпичину прямо в горящий гибельным для меня огнем зрак...
Вероятно, это оказалось непосильным перенапряжением. Перед глазами все поплыло, даже ненавистный фонарь вдруг завертелся каруселью и полетел куда-то в сторону кувырком, после чего я не то что потерял сознание, а просто, удовлетворенный собственным достижением, смежил устало веки, чтобы чуть-чуть передохнуть.
Но тут же вздрогнул в испуге и раскрыл их снова, обнаружив, однако, что за краткие мгновения моего отдыха кое-что изменилось. Прежде всего заметно посветлело небо. Слегка похолодало. Я отсидел ногу. А главное, нигде не было видно Петрика с его чертовым фонарем.
С трудом поднявшись, я кое-как отряхнул с себя комья земли и кирпичную пыль, после чего, слегка пошатываясь, отправился на экскурсию по дну котлована, но уже через несколько шагов остановился, пораженный неожиданным зрелищем. Передо мной лежал Петрик. Не вызывало сомнений, что он мертв. Видимо, сорвавшись со склона, он спиной налетел на стальные арматурные прутья, и они проткнули его насквозь.
Картинка была не из приятных, при виде нее тошнота подступила к горлу. Но я пересилил себя и опустился на колени рядом с трупом. Смерть не смогла еще больше обезобразить его лицо - видать, дальше было некуда. Но на лбу я приметил свежую ссадину. Господи, уж не след ли это моего кирпича? Еще секунда, и я бы не выдержал, рванул отсюда. Но спохватился и взял себя в руки: мне нужно было закончить дело, ради которого меня сюда принесло.
Петрик лежал навзничь. Превозмогая дрожь, я обшарил его карманы и во внешнем клапане куртки нашел то, что искал: бумажник с документами. Ибо мне для моих дальнейших планов нужен был не просто некий Петрик, а, как значилось в водительском удостоверении, Леонид Васильевич Петрянов. Мог мне пригодиться и оказавшийся там же техпаспорт «волги» вместе с доверенностью на управление, выданной Петрянову ее владелицей Фураевой Дианой Константиновной. Но самая многообещающая находка ждала меня в одном из внутренних отделений этого довольно плотно набитого кожаного портмоне. Заглянув туда, я увидел толстенную пачку характерных листков из отрывного блокнота пластмассовой красавицы Барби, розовеющих в свете наступающего утра. Судя по их количеству, Петрик хранил едва ли не все указания своей хозяйки. Но ни сил, ни желания изучать этот архив прямо сейчас у меня не было. Я сунул бумажник себе в карман и начал кое-как выбираться из ямы, стараясь не оглядываться назад.
Раньше провалы в памяти случались у меня разве что в связи с крепким подпитием. Да и то в далекие студенческие времена, когда здоровье еще позволяло не считать рюмки в веселой компании. Теперь же выяснилось, что мое здоровье позволяет совершать даже не все дачные прогулки. Я абсолютно не помню, как выбрался с фураевского участка, как нашел свою машину и доехал до города. Выпало. Потерялось где-то по дороге между Покровкой и родимым домом. Первое из новейших воспоминаний относится к тому времени, когда я сижу в своей «копеечке», припаркованной по уже ставшей рефлексом привычке в одном из окрестных дворов. Наверное, я не просто сидел, а кемарил, причем довольно крепко, потому что далеко не сразу проснулся от сильного стука в ветровое стекло, сопровождаемого громким голосом, который спрашивал с тревогой:
- Эй, ты там коньки не отбросил?
Я с неимоверным трудом разлепил ресницы и увидел перед собой девочку-сексапилочку Тину. Причем узнал я ее не сразу, потому что как раз сейчас в ней ничего сексапильного не наблюдалось: застиранные джинсики, потертая хэбэшная курточка, ни следа косметики, усталое лицо с кругами под глазами.
- Эй, - повторила она, - ты живой? Или мертвый?
Я живой, хотелось ответить мне, живой, хотя маленько, конечно, мертвый. Но язык плохо слушался, и все, что мне удалось сделать, это ухватиться за ручку и открыть дверь машины. При этом не исключено, что я бы выпал, если бы Тина в последний момент не подхватила меня.
- Ну и рожа, - констатировала она, изучив мое лицо с близкого расстояния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76