— Если Устра и вправду желает возмездия оскорбителям обычая и Бездонной Мглы, то он ошибся. Прежде чем жаловаться на Ларду, он должен был жаловаться на Истовых и себя, — вот что сказал Нурд.
Сказал. Выждал, пока Истовые усмирят опять взбесившуюся после таких его слов толпу. Потом продолжил. В речи его также не было ничего, не известного Лефу. Витязь рассказывал о том, как Истовые обошлись с Прошлым Витязем Амдом, и о том, зачем они так обошлись с ним. А еще он рассказал, что приключилось в Галечной Долине меньше десяти солнц назад. Страшным получился рассказ; и завершивший его Нурдов вопрос, какой же участи достойны затеявшие все это, пожалуй, был лишним.
Пока Нурд говорил, Предстоятель морщился, грыз губы, иногда, забывшись, принимался стонать. Высшие из общинных старост казались ошарашенными и очень напуганными. А в устремленных на Витязя глазах Истовых вызревала спокойная жалость. Почему?!
Когда, смолкнув, Нурд зашарил дерзким взглядом по лицам восседающих под стеной, один из обитателей Первой Заимки спросил:
— Кто же подтвердит, что рассказанные тобою ужасы случились на самом деле?
— Обычай гласит: обвинение справедливо, если оно поддерживается хотя бы тремя свидетелями, не состоящими с обвинителем в близком родстве, — вздернул подбородок Витязь. — Мои свидетели Гуфа и Торк, которые здесь, а еще — столяр Хон, которого не пустила сюда община. Кроме того, я озаботился привезти в Несметные Хижины тело Прошлого Витязя Амда, которое девять лет назад должно было исчезнуть во Мгле, но осталось в Мире. Мы похоронили Амда вчера, а до тех пор его видели многие. Предстоятель видел. И ты тоже видел. Станешь отрицать?
— Зачем же мне отрицать то, что было на самом деле? — изумился Истовый. — Конечно, я видел тело. Только чье оно? Я хорошо помню старого храбреца Амда, но опознать его черты в изуродованном лице привезенного тобой мертвеца невозможно. Ведь так? — Он обернулся к Предстоятелю, и тот кивнул, соглашаясь.
Нурд тоже закивал:
— Так, так. Невозможно. Ты прав. Я знаю: вы любите, когда одна затея приносит не одну пользу. Вы мучили Прошлого Витязя не только чтобы заставить его нарушить обычай, но и чтоб обезобразить до неузнаваемости. Только забыли, что опознать человека можно не только по лицу. А еще забыли (или вовсе не знали), что Амду очень нравился его панцирь. Настолько нравился, что однажды, когда бешеный ему бок прорубил, он нового не захотел, он упросил Фунза-кузнеца тот, старый, чинить. И Фунз — бывает же так! — по сей день помнит, в каком месте был Амдов панцирь посечен, а значит, где у Прошлого Витязя должен остаться шрам. Вот так-то, Истовый. Смекаешь?
Нет, Истовый, кажется, не понял смысла Нурдовых слов. Во всяком случае, лицо его осталось по-прежнему добрым и безмятежным.
— Ты интересное рассказал, — выговорил он задумчиво. — Пускай теперь выйдет сюда Фунз и расскажет подробнее.
При этих словах Витязь аж зарычал от злости.
— Тебе-то лучше всех ведомо, что появиться здесь Фунз не может! Он пропал нынешним утром — клянусь, это ваших рук дело, серые твари! Говори, куда вы его упрятали?! В священный колодец?!
— Фунз жив и недалеко, — Гуфа наконец разлепила запекшиеся черные губы. — Я чувствую. Его еще не погубили.
Истовый повернулся к ведунье:
— А ты, мудрая Гуфа, тоже помнишь, где и какой был у Амда шрам? Ведь наверное, лечила его рану ты...
Старуха мотнула подбородком:
— Прошлый Витязь всегда лечил себя сам. Но Нурд говорит правду, и ты сам это знаешь.
Истовый вздохнул, тяжело поднялся.
— Неладно получается у тебя, Витязь. Один твой свидетель — отец оскорбившей Мглу, и, значит, готов подтвердить что угодно, лишь бы выручить чадо. Другой свидетель — хоть и уважаемая людьми, но все-таки баба, а двое прочих обретаются невесть где и предстать на суде не могут. Плохо, — он ласково оглядел Нурда, Гуфу, улыбнулся, встретившись глазами с бледным от волнения Лефом. — Я понимаю вас, вами движут добрые помыслы. Вы радеете о благе своей общины. Ведь Торк не сможет сражаться так же, как сражался он до сих пор, если силы и отвагу его подточит горе. И дочь его обещает стать воительницей поумелее многих мужчин. Мгла велит заботиться о безопасности и благе братьев-людей, но все же следует помнить, что не любые средства для этого хороши. Да и зачем понадобились вам изощренные выдумки? Разве мы, носящие серое, способны пожелать кому-либо зла? — Добрый, такой добрый, беззащитный старик, он, кажется, даже всхлипнул при мысли, что кто-то мог заподозрить его в злодействе. — Разве покушаемся мы на счастье девочки, по младенческой глупости своей сделавшей плохое? Мы даже не требуем лишить ее права выбора (и кстати сказать, тем самым нарушаем обычай). Единственная наша просьба: чтоб бедный незнающий мальчик Леф жил среди нас, на заимке Галечной Долины, и посвятил себя вымаливанию прощения для собиравшейся выбрать его неразумной девочки. Вы, мудрые, скажите: что же в этом плохого? — обернулся он к прочим Высшим. — Вам же ведомо, как бывает сурова жизнь Незнающих, какой тяжкой обузой становится Незнающий для тех, кого Бездонная Мгла определила быть ему вместо родителей! А мы избавим столяра Хона и его благочестивую женщину Раху от излишних забот. Мы сделаем жизнь Незнающего Лефа беззаботной, легкой и сытой. Лишь моления будут его трудом, да еще — если он сам пожелает — песенная игра, к которой мальчик имеет склонность. Ведь никто не сумеет умилостивить Бездонную Мглу лучше собственного ее порождения... Так я спрашиваю вас, мудрые: что плохого в нашем прошении?
Он наконец умолк, и вглядывавшийся в лица Высших Леф с ужасом понял, что серого облачения ему не миновать. Про Истовых и говорить нечего; главы общин слишком напуганы рассказом Нурда, чтобы решиться в него поверить. А Предстоятель... Мгла его разберет, Предстоятеля, не осталось у Лефа к нему ни капли доверия. Вот он встает — величественный, спокойный. Встает и говорит:
— Нынче мы услыхали слишком много, чтобы решать сразу. Солнце готовится к гибели, настает время для сна, а не для споров. Разойдемся, а завтра к этому времени объявим людям решение Высшего Суда.
Старцы зашевелились, в толпе загомонили было, как вдруг внезапная вспышка нечеловеческого злобного смеха вынудила всех обернуться к Гуфе. Всех. Даже Торка, который до сих пор все внимание, все силы свои тратил на то, чтобы заставить Ларду молчать и стоять спокойно.
Гуфа хохотала, глядя на Устру, а тот с ужасом рассматривал только что выплюнутый на ладонь собственный зуб.
— Разве я не предупреждала тебя, Устра? — Гуфа утерла слезившиеся глаза, перевела дух. — Не тревожься, долго мучиться тебе не придется. Они очень быстро повыпадают, зубы твои.
— Даже если кто из старост сомневается, до будущего вечера Истовые сумеют убедить всех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210