все, что мы бросали в пролом, исчезало без следа.
Через час прибыла еще группа рабочих «Тодта», и нас вывели из цепочки для отдыха. Приехал грузовик, всем раздали горячий кофе из ведер.
Фитцджеральд сидел у развалин стены, на подветренной стороне, неподалеку от меня, с видом человека, не расположенного к беседе. Грант и остальные стояли в очереди за кофе. Они, по крайней мере, были одеты по погоде – в маскировочных непромокаемых куртках и брюках, не то что я. Мой рыбацкий свитер намок и отяжелел от воды, но я мало что мог поделать.
Я нашел себе уголок, защищенный от ветра; там меня и застал Варгер. Он принес старый желтый дождевик и отдал его мне.
– Пожалуйста, полковник, я заметил вас из своего кабинета. Это скверно. Это жестоко.
– Для всех, не только для меня, – заметил я, надевая плащ. – Большое спасибо.
Он опасливо осмотрелся с тем же выражением лица, с каким говорил о прогнозе погоды, переданном по радио Би-би-си, и вынул полбутылки рома.
– Мне не следовало бы вам этого говорить, но пришло сообщение с «Гордости Гамбурга».
Ром обжег горло, и я закашлялся.
– Плохо дело?
– Очень плохо. – Лицо его помрачнело. – Судно находится милях в десяти к юго-западу и терпит бедствие. Риттер сообщает, что палубные надстройки почти сметены.
– Какой сейчас ветер?
– Штормовой силы. Уже дважды мой человек отмечал порывы в девяносто узлов – там, наверху, на форте. Сумеет ли «Гордость Гамбурга» попасть в бухту при таких условиях?
– Обязано суметь. Больше идти некуда.
Я снова приложился к бутылке, как вдруг появился майор Брандт, поколебался, затем подошел к нам. Прятать бутылку не было смысла, но он сделал вид, что ее не замечает.
– Плохи дела, полковник, – сказал он. – Извините, что застал вас врасплох. Вы понимаете?
– Я сделаю еще лучше и выпью вот за что, – добавил я, снова глотнув рома. – Чтоб черт побрал полковника Радля!
Я протянул ему бутылку, вроде как с вызовом; может, это ром ударил мне в голову, но едва ли. Он мне нравился, этот человек, и я желал бы, чтобы он был на моей стороне, хотя бы в мыслях.
Он сдержанно кивнул, и все же в его глазах мелькнула искорка!
– Весьма признателен. – Он поднес бутылку ко рту и сделал приличный глоток. – Отлично, полковник Морган, я рад, что вам удалось слегка подзаправиться. – Он с серьезным видом вернул бутылку. – А теперь, Варгер, нам надо осмотреть волнолом. Мне передали, что дальний участок начинает рушиться и оползать.
– Бывало, – заметил я. – Едва ли не каждый год.
Они ушли, ежась под непрекращающимся ливнем, а я подошел туда, где с несчастным видом у стены сидел на корточках Фитцджеральд, не обращая внимания на Гранта, предлагавшего ему кружку с кофе.
Я передал ром шотландцу:
– Вот ты где, лихой горец! На-ка, влей ему в глотку немного. Если умеешь разливать, то и тебе останется.
Я повернулся, прежде чем он успел что-нибудь сказать, и пошел к краю пристани. Эзре с командой оставалось выловить еще два судна. Я стал смотреть, как он кружит вокруг очередной рыбацкой шхуны, затем, подобравшись ближе к ней, резко стопорит катер. Видно было, как кто-то прыгнул, но промахнулся и уцепился за леер. Мгновенно сманеврировав, Эзра удержал катер подальше от болтающейся фигуры: ведь расстояние – не больше шага. Потом он отработал моторами назад и отошел. Это и сохранило жизнь тому, кто повис над водой, держась за леер...
* * *
Погода делалась все хуже и хуже по мере того, как приближался полдень, а мы продолжали отчаянно работать, разбившись на смены, чтобы заделать брешь. Дело было безнадежным с самого начала, но, увы, люди не всегда способны уразуметь очевидную истину.
К одиннадцати часам Эзра и бранденбуржцы покончили с беспорядком в гавани и пришвартовали лоцманское судно к нижней пристани. Мы к тому времени навалили уже приличную гору камней, но лучше и легче от этого не стало.
Я снова отдыхал на подветренной стороне стенки, когда появился Варгер. Он наклонился ко мне и сказал заговорщическим тоном:
– Есть новости с «Гордости Гамбурга», полковник.
– Плохие?
Глупый вопрос – по его лицу все было видно.
– Неисправность двигателя, – хрипло проговорил он. – В последнем сообщении Риттер сказал, что у них большой дифферент на корму. Потеряли большую часть спасательных шлюпок, а те, что остались, повреждены.
– Как далеко они?
– Около двух миль, но связи с ними нет.
Я уже тогда знал, что произойдет то же, что часто бывало в прошлом. Но в глубине души я этого не желал, отказывался верить, что это случится.
Немного погодя раздался крик: «Корабль в море!» И когда я посмотрел, то примерно в миле от острова увидел «Гордость Гамбурга». Судно показалось, потом исчезло.
Ветер крепчал так, что при порывах мне приходилось опускать голову и пригибаться, чтобы устоять на ногах.
И снова «Гордость Гамбурга» показалась на гребне волны, затем так же внезапно исчезла. Пахло большой бедой – это почуяли все. Порядок рухнул, люди бросили работу и сгрудились на причале.
Эзра со Штейнером поднялись с нижней пристани к нам. Эзра почему-то заговорил, обращаясь лишь ко мне и ни к кому больше, хотя понятно почему. Ведь только он да я знали точно, что произойдет.
– Ты видел его, Оуэн?
Я кивнул:
– Варгер говорит, у него неисправность в машинном отделении. Никак не удается дать передний ход.
– Сохрани Господь всех, кто на борту, если так. В такую погоду – конец один.
– Остроконечные скалы? – спросил Штейнер.
– Да, – кивнул я, – если только не случится чудо.
Подкатил вездеход, раздвигая толпу, выскочил Брандт и подбежал к нам:
– Виден ли корабль? Я разговаривал с полковником Радлем. Он едет сюда. У них полностью полетела радиостанция.
– Сколько человек на борту? – спросил Штейнер.
– Сорок восемь, включая команду.
Все стало не важно, кроме трагедии, вершащейся в кипящем котле штормового моря, – только на море не было управы. К нам подошли рейнджеры; Фитцджеральд, похоже, стал оживать.
– Неужели ничего нельзя сделать? – настойчиво спросил он.
– Что бы вы предложили?
– Спасательная шлюпка?
– Шлюпка есть, но есть и два препятствия. Во-первых, она находится в ангаре в Гранвиле и полностью готова к спуску на воду, только спускового эллинга нет, а берег нашпигован минами. Главное – нет команды, если только не предложить Эзре самому набрать команду.
Эзра бросил на меня быстрый взгляд.
– Есть ты, Оуэн, не забывай об этом. Ты самый лучший помощник рулевого, не считая твоего отца, которого я знал.
Приятно слышать, но толку мало. Я посмотрел вдаль: ветер на миг разорвал пелену дождя, и из крутящегося хаоса, где не было ни неба, ни земли, ни моря, выступили Остроконечные скалы, словно зловещие черные клыки, торчащие из вспененной бездны.
«Гордость Гамбурга» была теперь не более чем в трехстах ярдах от скал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Через час прибыла еще группа рабочих «Тодта», и нас вывели из цепочки для отдыха. Приехал грузовик, всем раздали горячий кофе из ведер.
Фитцджеральд сидел у развалин стены, на подветренной стороне, неподалеку от меня, с видом человека, не расположенного к беседе. Грант и остальные стояли в очереди за кофе. Они, по крайней мере, были одеты по погоде – в маскировочных непромокаемых куртках и брюках, не то что я. Мой рыбацкий свитер намок и отяжелел от воды, но я мало что мог поделать.
Я нашел себе уголок, защищенный от ветра; там меня и застал Варгер. Он принес старый желтый дождевик и отдал его мне.
– Пожалуйста, полковник, я заметил вас из своего кабинета. Это скверно. Это жестоко.
– Для всех, не только для меня, – заметил я, надевая плащ. – Большое спасибо.
Он опасливо осмотрелся с тем же выражением лица, с каким говорил о прогнозе погоды, переданном по радио Би-би-си, и вынул полбутылки рома.
– Мне не следовало бы вам этого говорить, но пришло сообщение с «Гордости Гамбурга».
Ром обжег горло, и я закашлялся.
– Плохо дело?
– Очень плохо. – Лицо его помрачнело. – Судно находится милях в десяти к юго-западу и терпит бедствие. Риттер сообщает, что палубные надстройки почти сметены.
– Какой сейчас ветер?
– Штормовой силы. Уже дважды мой человек отмечал порывы в девяносто узлов – там, наверху, на форте. Сумеет ли «Гордость Гамбурга» попасть в бухту при таких условиях?
– Обязано суметь. Больше идти некуда.
Я снова приложился к бутылке, как вдруг появился майор Брандт, поколебался, затем подошел к нам. Прятать бутылку не было смысла, но он сделал вид, что ее не замечает.
– Плохи дела, полковник, – сказал он. – Извините, что застал вас врасплох. Вы понимаете?
– Я сделаю еще лучше и выпью вот за что, – добавил я, снова глотнув рома. – Чтоб черт побрал полковника Радля!
Я протянул ему бутылку, вроде как с вызовом; может, это ром ударил мне в голову, но едва ли. Он мне нравился, этот человек, и я желал бы, чтобы он был на моей стороне, хотя бы в мыслях.
Он сдержанно кивнул, и все же в его глазах мелькнула искорка!
– Весьма признателен. – Он поднес бутылку ко рту и сделал приличный глоток. – Отлично, полковник Морган, я рад, что вам удалось слегка подзаправиться. – Он с серьезным видом вернул бутылку. – А теперь, Варгер, нам надо осмотреть волнолом. Мне передали, что дальний участок начинает рушиться и оползать.
– Бывало, – заметил я. – Едва ли не каждый год.
Они ушли, ежась под непрекращающимся ливнем, а я подошел туда, где с несчастным видом у стены сидел на корточках Фитцджеральд, не обращая внимания на Гранта, предлагавшего ему кружку с кофе.
Я передал ром шотландцу:
– Вот ты где, лихой горец! На-ка, влей ему в глотку немного. Если умеешь разливать, то и тебе останется.
Я повернулся, прежде чем он успел что-нибудь сказать, и пошел к краю пристани. Эзре с командой оставалось выловить еще два судна. Я стал смотреть, как он кружит вокруг очередной рыбацкой шхуны, затем, подобравшись ближе к ней, резко стопорит катер. Видно было, как кто-то прыгнул, но промахнулся и уцепился за леер. Мгновенно сманеврировав, Эзра удержал катер подальше от болтающейся фигуры: ведь расстояние – не больше шага. Потом он отработал моторами назад и отошел. Это и сохранило жизнь тому, кто повис над водой, держась за леер...
* * *
Погода делалась все хуже и хуже по мере того, как приближался полдень, а мы продолжали отчаянно работать, разбившись на смены, чтобы заделать брешь. Дело было безнадежным с самого начала, но, увы, люди не всегда способны уразуметь очевидную истину.
К одиннадцати часам Эзра и бранденбуржцы покончили с беспорядком в гавани и пришвартовали лоцманское судно к нижней пристани. Мы к тому времени навалили уже приличную гору камней, но лучше и легче от этого не стало.
Я снова отдыхал на подветренной стороне стенки, когда появился Варгер. Он наклонился ко мне и сказал заговорщическим тоном:
– Есть новости с «Гордости Гамбурга», полковник.
– Плохие?
Глупый вопрос – по его лицу все было видно.
– Неисправность двигателя, – хрипло проговорил он. – В последнем сообщении Риттер сказал, что у них большой дифферент на корму. Потеряли большую часть спасательных шлюпок, а те, что остались, повреждены.
– Как далеко они?
– Около двух миль, но связи с ними нет.
Я уже тогда знал, что произойдет то же, что часто бывало в прошлом. Но в глубине души я этого не желал, отказывался верить, что это случится.
Немного погодя раздался крик: «Корабль в море!» И когда я посмотрел, то примерно в миле от острова увидел «Гордость Гамбурга». Судно показалось, потом исчезло.
Ветер крепчал так, что при порывах мне приходилось опускать голову и пригибаться, чтобы устоять на ногах.
И снова «Гордость Гамбурга» показалась на гребне волны, затем так же внезапно исчезла. Пахло большой бедой – это почуяли все. Порядок рухнул, люди бросили работу и сгрудились на причале.
Эзра со Штейнером поднялись с нижней пристани к нам. Эзра почему-то заговорил, обращаясь лишь ко мне и ни к кому больше, хотя понятно почему. Ведь только он да я знали точно, что произойдет.
– Ты видел его, Оуэн?
Я кивнул:
– Варгер говорит, у него неисправность в машинном отделении. Никак не удается дать передний ход.
– Сохрани Господь всех, кто на борту, если так. В такую погоду – конец один.
– Остроконечные скалы? – спросил Штейнер.
– Да, – кивнул я, – если только не случится чудо.
Подкатил вездеход, раздвигая толпу, выскочил Брандт и подбежал к нам:
– Виден ли корабль? Я разговаривал с полковником Радлем. Он едет сюда. У них полностью полетела радиостанция.
– Сколько человек на борту? – спросил Штейнер.
– Сорок восемь, включая команду.
Все стало не важно, кроме трагедии, вершащейся в кипящем котле штормового моря, – только на море не было управы. К нам подошли рейнджеры; Фитцджеральд, похоже, стал оживать.
– Неужели ничего нельзя сделать? – настойчиво спросил он.
– Что бы вы предложили?
– Спасательная шлюпка?
– Шлюпка есть, но есть и два препятствия. Во-первых, она находится в ангаре в Гранвиле и полностью готова к спуску на воду, только спускового эллинга нет, а берег нашпигован минами. Главное – нет команды, если только не предложить Эзре самому набрать команду.
Эзра бросил на меня быстрый взгляд.
– Есть ты, Оуэн, не забывай об этом. Ты самый лучший помощник рулевого, не считая твоего отца, которого я знал.
Приятно слышать, но толку мало. Я посмотрел вдаль: ветер на миг разорвал пелену дождя, и из крутящегося хаоса, где не было ни неба, ни земли, ни моря, выступили Остроконечные скалы, словно зловещие черные клыки, торчащие из вспененной бездны.
«Гордость Гамбурга» была теперь не более чем в трехстах ярдах от скал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51