Джессика использовала против гнавшейся за ним толпы фотовспышку, которая ослепила и остановила их своим кратковременным, но мощным светом.
Когда он подошел к окну, очередной камень ударился о стекло, и Бишоп инстинктивно отпрянул. На его счастье, закаленное стекло было очень прочным и не разбилось, несмотря на то что на месте удара появилась белесоватая трещина. Бишоп осторожно подкрался к окну и выглянул на улицу. Спальня выходила на задний двор с садиком, и он увидел в тени деревьев великое множество фигур. Какой-то человек у него на глазах выломал из ограды кирпич и отступил на газон, сильно отклонившись назад для броска. Но кирпич так и не долетел до цели: выскользнув из разжавшихся пальцев, он упал на траву.
Человек отступил, не сводя глаз с окна, из которого наблюдал Бишоп, и нырнул в кустарник. Все остальные тоже посте — пенно исчезали.
Услышав рядом шаги, Бишоп обернулся. Эдит Метлок пристально смотрела поверх деревьев на раскинувшийся вдали город.
— Они ушли, — сказала она. — Голоса исчезли. К окну подошли Джессика и Кьюлек.
— Что заставило их отступить? — недоверчиво спросил Бишоп. — Ведь у нас не было никаких шансов выстоять.
Голос Кьюлека выдавал его страшную усталость; Бишоп заметил, что прорезанное глубокими морщинами лицо старика тоже осунулось от усталости. И вдруг до него дошло, что он рассмотрел все это потому, что стало достаточно света.
— Наступил рассвет. — Кьюлек потер глаза. — До сих пор у меня перед глазами была одна чернота, а сейчас я ощущаю какую-то серость. Их прогнала утренняя заря.
— Слава Богу, — тихо произнесла Джессика и невольно прислонилась к Бишопу. — Слава Богу, все кончилось.
Незрячие глаза Кьюлека устремились на светлеющее небо; почти бесцветный внешний мир уже не был таким черным, как ночью.
— Нет, не кончилось. Боюсь, все только начинается, — сказал он.
Часть третья
И заревет на него в тот день как бы рев разъяренного моря; и взглянет он на землю, и вот тьма, горе, свет померк в облаках.
Исайя, 5:30
Глава 24
Многие бесцельно слонялись по городским улицам; совершенно сбитые с толю, они щурились и прикрывались ладонями от яркого солнечного света. Некоторые забивались в подвалы или прятались в других темных помещениях, куда им удавалось проникнуть. Потрясенные зрелищем бесчисленных искромсанных тел в темных тоннелях метрополитена, машинисты, которым уже никогда не суждено забыть этот кошмар, пошатываясь, выходили из кабин своих поездов, и лондонское метро было остановлено. В связи с исчезновением трех человек, проводивших проверку канализационной сети, власти распорядились послать людей на поиски пропавших; они тоже не вернулись. На улицах все чаще находили трупы; мертвецы были страшно истощены и одеты в какие-то грязные лохмотья. Одни сами наложили на себя руки, другие скончались от полного безразличия к жизни. Не все, однако, дошли до такого беспомощного состояния: многие из тех, кто участвовал в беспорядках прошлой ночи, недоумевали, поскольку хорошо помнили, что они вытворяли в ночные часы, но были не в состоянии всего этого объяснить. Если кому-то удавалось добраться домой, родственники старались спрятать их подальше. Оказавшись в безопасности, люди эти настойчиво просили задернуть шторы и с тревогой прислушивались к радиосообщениям о массовых беспорядках предыдущей ночи, зная, что принимали в них участие, но не осмеливаясь заявить об этом в полицию. Перепуганным близким оставалось только наблюдать, не прибегая к посторонней помощи, поскольку они знали, что все, кто был замешан в массовых ночных беспорядках, подлежат аресту. Завывание сирен пожарных машин прекратилось только к полудню, но «скорые помощи» носились по улицам до позднего вечера. Точное число жертв той первой кошмарной ночи, как и число тех, у кого помутился рассудок, подсчитать не удалось, ибо последующие события приобрели такие масштабы и развивались с такой быстротой, что вести точный учет человеческих жертв и материальных потерь оказалось делом безнадежным. Важнейшей целью стало выживание, а не регистрация подробностей.
На следующую ночь произошло то же самое.
И повторилось на следующую.
И на третью.
Прихожане Храма Новообращенных собрались в тот день пораньше, так как знали, что не смогут выйти из дому и добраться до этого ультрасовременного белого здания после комендантского часа, который начинался в пять часов вечера. В ожидании начала службы было приказано соблюдать полную тишину — брат Мартин не желал, чтобы их присутствие здесь обнаружилось, — но души собравшихся пребывали в возбужденном смятении. Они боялись, но в то же время сгорали от любопытства. Их духовный пастырь рассказал им о том, что должно было скоро произойти, и прихожане поверили его слову. Брат Мартин знал, ибо он разговаривал с Тьмой.
В помещении, расположенном в дальнем конце церкви, которую правильнее было бы назвать залом для собраний, у алтаря, который на самом деле являлся искусно выполненной кафедрой, сидел аккуратно одетый человек, освещенный единственной свечой, стоявшей перед ним на столе. Закрыв глаза, он глубоко и ритмично дышал, чувствуя исходящее из зала напряжение, и улыбался. Это поможет: вибрации потока мысли послужат хорошим ориентиром. Он готов, и они тоже готовы. Почти сто пятьдесят человек. Тьма радушно примет их.
Осторожный стук в дверь оторвал его от размышлений, и он открыл глаза. В комнату вошел высокий негр, один из его последователей. Ему было чуть за тридцать; несмотря на буйную шевелюру в стиле «афро», его костюм был строг. Брат Мартин улыбнулся:
— Все готово?
Негр слишком нервничал, чтобы ответить на улыбку.
— Готово, — подтвердил он.
— Боишься ли ты, брат Джон?
— Брат Мартин, боюсь до ужаса!
Брат Мартин громко расхохотался, и его последователь и сподвижник тоже не удержался от смеха.
— Отныне бояться нечего, Джон. Мы слишком долго ждали этого момента — нам нельзя его упустить.
Брат Джон колебался.
— Знаю, знаю. Но что, если ты все же ошибаешься?
Брат Мартин размахнулся и залепил негру пощечину. Тот не оказал никакого сопротивления, хотя был почти на целый фут выше наставника.
— Ты не должен сомневаться, брат Джон! Я говорил с Тьмой, и она сказала мне, что делать. — Он понизил голос и потрепал негра по щеке, еще не остывшей от удара. — До сих пор мы довольствовались тем, что получали от этих людей, брат, но сейчас можно получить гораздо больше. Их вера принесла нам богатство, но теперь мы добьемся с их помощью того, что превосходит всякую материальную выгоду. — Он подошел к двери и повернулся к своему сподвижнику. — Снадобье готово?
— Да, брат Мартин.
— Да будет непоколебима твоя вера в меня, брат Джон. — Он открыл дверь и вышел в зал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Когда он подошел к окну, очередной камень ударился о стекло, и Бишоп инстинктивно отпрянул. На его счастье, закаленное стекло было очень прочным и не разбилось, несмотря на то что на месте удара появилась белесоватая трещина. Бишоп осторожно подкрался к окну и выглянул на улицу. Спальня выходила на задний двор с садиком, и он увидел в тени деревьев великое множество фигур. Какой-то человек у него на глазах выломал из ограды кирпич и отступил на газон, сильно отклонившись назад для броска. Но кирпич так и не долетел до цели: выскользнув из разжавшихся пальцев, он упал на траву.
Человек отступил, не сводя глаз с окна, из которого наблюдал Бишоп, и нырнул в кустарник. Все остальные тоже посте — пенно исчезали.
Услышав рядом шаги, Бишоп обернулся. Эдит Метлок пристально смотрела поверх деревьев на раскинувшийся вдали город.
— Они ушли, — сказала она. — Голоса исчезли. К окну подошли Джессика и Кьюлек.
— Что заставило их отступить? — недоверчиво спросил Бишоп. — Ведь у нас не было никаких шансов выстоять.
Голос Кьюлека выдавал его страшную усталость; Бишоп заметил, что прорезанное глубокими морщинами лицо старика тоже осунулось от усталости. И вдруг до него дошло, что он рассмотрел все это потому, что стало достаточно света.
— Наступил рассвет. — Кьюлек потер глаза. — До сих пор у меня перед глазами была одна чернота, а сейчас я ощущаю какую-то серость. Их прогнала утренняя заря.
— Слава Богу, — тихо произнесла Джессика и невольно прислонилась к Бишопу. — Слава Богу, все кончилось.
Незрячие глаза Кьюлека устремились на светлеющее небо; почти бесцветный внешний мир уже не был таким черным, как ночью.
— Нет, не кончилось. Боюсь, все только начинается, — сказал он.
Часть третья
И заревет на него в тот день как бы рев разъяренного моря; и взглянет он на землю, и вот тьма, горе, свет померк в облаках.
Исайя, 5:30
Глава 24
Многие бесцельно слонялись по городским улицам; совершенно сбитые с толю, они щурились и прикрывались ладонями от яркого солнечного света. Некоторые забивались в подвалы или прятались в других темных помещениях, куда им удавалось проникнуть. Потрясенные зрелищем бесчисленных искромсанных тел в темных тоннелях метрополитена, машинисты, которым уже никогда не суждено забыть этот кошмар, пошатываясь, выходили из кабин своих поездов, и лондонское метро было остановлено. В связи с исчезновением трех человек, проводивших проверку канализационной сети, власти распорядились послать людей на поиски пропавших; они тоже не вернулись. На улицах все чаще находили трупы; мертвецы были страшно истощены и одеты в какие-то грязные лохмотья. Одни сами наложили на себя руки, другие скончались от полного безразличия к жизни. Не все, однако, дошли до такого беспомощного состояния: многие из тех, кто участвовал в беспорядках прошлой ночи, недоумевали, поскольку хорошо помнили, что они вытворяли в ночные часы, но были не в состоянии всего этого объяснить. Если кому-то удавалось добраться домой, родственники старались спрятать их подальше. Оказавшись в безопасности, люди эти настойчиво просили задернуть шторы и с тревогой прислушивались к радиосообщениям о массовых беспорядках предыдущей ночи, зная, что принимали в них участие, но не осмеливаясь заявить об этом в полицию. Перепуганным близким оставалось только наблюдать, не прибегая к посторонней помощи, поскольку они знали, что все, кто был замешан в массовых ночных беспорядках, подлежат аресту. Завывание сирен пожарных машин прекратилось только к полудню, но «скорые помощи» носились по улицам до позднего вечера. Точное число жертв той первой кошмарной ночи, как и число тех, у кого помутился рассудок, подсчитать не удалось, ибо последующие события приобрели такие масштабы и развивались с такой быстротой, что вести точный учет человеческих жертв и материальных потерь оказалось делом безнадежным. Важнейшей целью стало выживание, а не регистрация подробностей.
На следующую ночь произошло то же самое.
И повторилось на следующую.
И на третью.
Прихожане Храма Новообращенных собрались в тот день пораньше, так как знали, что не смогут выйти из дому и добраться до этого ультрасовременного белого здания после комендантского часа, который начинался в пять часов вечера. В ожидании начала службы было приказано соблюдать полную тишину — брат Мартин не желал, чтобы их присутствие здесь обнаружилось, — но души собравшихся пребывали в возбужденном смятении. Они боялись, но в то же время сгорали от любопытства. Их духовный пастырь рассказал им о том, что должно было скоро произойти, и прихожане поверили его слову. Брат Мартин знал, ибо он разговаривал с Тьмой.
В помещении, расположенном в дальнем конце церкви, которую правильнее было бы назвать залом для собраний, у алтаря, который на самом деле являлся искусно выполненной кафедрой, сидел аккуратно одетый человек, освещенный единственной свечой, стоявшей перед ним на столе. Закрыв глаза, он глубоко и ритмично дышал, чувствуя исходящее из зала напряжение, и улыбался. Это поможет: вибрации потока мысли послужат хорошим ориентиром. Он готов, и они тоже готовы. Почти сто пятьдесят человек. Тьма радушно примет их.
Осторожный стук в дверь оторвал его от размышлений, и он открыл глаза. В комнату вошел высокий негр, один из его последователей. Ему было чуть за тридцать; несмотря на буйную шевелюру в стиле «афро», его костюм был строг. Брат Мартин улыбнулся:
— Все готово?
Негр слишком нервничал, чтобы ответить на улыбку.
— Готово, — подтвердил он.
— Боишься ли ты, брат Джон?
— Брат Мартин, боюсь до ужаса!
Брат Мартин громко расхохотался, и его последователь и сподвижник тоже не удержался от смеха.
— Отныне бояться нечего, Джон. Мы слишком долго ждали этого момента — нам нельзя его упустить.
Брат Джон колебался.
— Знаю, знаю. Но что, если ты все же ошибаешься?
Брат Мартин размахнулся и залепил негру пощечину. Тот не оказал никакого сопротивления, хотя был почти на целый фут выше наставника.
— Ты не должен сомневаться, брат Джон! Я говорил с Тьмой, и она сказала мне, что делать. — Он понизил голос и потрепал негра по щеке, еще не остывшей от удара. — До сих пор мы довольствовались тем, что получали от этих людей, брат, но сейчас можно получить гораздо больше. Их вера принесла нам богатство, но теперь мы добьемся с их помощью того, что превосходит всякую материальную выгоду. — Он подошел к двери и повернулся к своему сподвижнику. — Снадобье готово?
— Да, брат Мартин.
— Да будет непоколебима твоя вера в меня, брат Джон. — Он открыл дверь и вышел в зал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102