Феликс растерянно озирается. Сквер пуст. Улица пуста. Сгущаются
вечерние тени. В куче стеклянного крошева в авоське закопался булыжник
величиной с голову ребенка.
- Странные дела... - произносит Феликс в пространство.
Он делает движение, собираясь нагнуться за авоськой, но затем
пожимает плечами и уходит, засунув руки в карманы.

В шесть часов вечера Феликс, подумав о еде, входит в зал ресторана
"Кавказский". Он останавливается у порога, и тут к нему величественно и
плавно придвигается метрдотель Павел Павлович - рослый смуглый мужчина в
черном фрачном костюме с гвоздикой в петлице.
- Давненько не изволили заходить, Феликс Александрович! - рокочет он.
- Дела? Заботы? Труды?
- Труды, труды, - невнимательно отзывается Феликс. - А равно и
заботы... А вот вас, Павел Павлович, как я наблюдаю, ничто не берет.
Атлет, да и только...
- Вашими молитвами, Феликс Александрович. А паче всего - беспощадная
дрессировка организма. Ни в коем случае не распускать себя! Постоянно
держать в узде!... Извольте вот туда, к окну...
- Спасибо, Павел Павлович, в другой раз... Мне бы с собой
чего-нибудь. Домой к ужину. Ну там, пару калачиков, ветчинки, а? Но в
долг, Пал Палыч! А?
- Сделаем.
Через некоторое время Феликс получает довольно объемный сверток.

Из телефона-автомата Феликс звонит на квартиру Курдюкова.
- Зоечка, это я, Феликс... Ну как там Костя?
- Ой, как хорошо, что вы позвонили, Феликс! Я только что из больницы!
Вы знаете, он очень просит, чтобы вы к нему зашли...
- Обязательно. А как же... А как он вообще?
- Да все обошлось, слава богу. Но он очень просит, чтобы вы пришли.
Только об этом и говорит.
- Да? Н-ну... Завтра...
- Нет! Он просит, чтобы обязательно сегодня! Он мне просто приказал:
позвонит Феликс Александрович - скажи ему, чтобы пришел обязательно
сегодня же...
- Сегодня? Хм... - мямлит Феликс.
- Найди его, говорит, где хочешь! Хоть весь город объезди... Что-то у
него к вам важное, Феликс. И срочное. Вы, поймите, он сам не свой. Ну
забегите вы к нему сегодня, ну хоть на десять минут!
- Ну ладно, ну хорошо, что ж делать...

Когда Феликс входит в палату, Курдюков сидит на койке и с отвращением
поедает манную кашу в жестяной тарелке. Он весь в больничном, но выглядит
в общем неплохо, за умирающего его принять невозможно. Увидев Феликса,
Курдюков живо вскакивает и так яро к нему бросается, что Феликс даже
шарахается от неожиданности. Курдюков хватает его за руку и принимается
пожимать и трясти, трясти и пожимать, и при этом говорит, как заведенный,
не давая Феликсу сказать ни слова:
- Старик! Ты себе представить не можешь, что тут со мной было! Десять
кругов ада, клянусь всем святым! Страшное дело! Представляешь, понабежали
со всех сторон, с трубками, наконечниками, с клистирами наперевес, все в
белом - жуткое зрелище...
Наступая на ноги он теснит Феликса к дверям.
- Да что ты все пихаешься? - спрашивает Феликс, уже оказавшись в
коридоре.
- Давай, старик, пойдем присядем... Вон там у них скамеечка под
пальмой.
Они усаживаются на скамеечку под пальмой.
- Потом, представляешь, кислород! - с энтузиазмом продолжает
Курдюков. - Ну думаю, все, врезаю дуба. Однако нет! Проходит час, другой,
прихожу в себя - и ничего!
- Не понадобилось, значит, - благодушно вставляет Феликс.
- Что именно? - быстро спрашивает Курдюков.
- Ну, этот твой... Мафусаил... Мафусалин... Зря, значит, я хлопотал.
- Что ты! Они мне, понимаешь, сразу клизму, промывание желудка под
давлением, представляешь? У меня, понимаешь, глаза на лоб, я им говорю:
ребята срочно зовите окулиста...
И тут Курдюков вдруг обрывает себя и спрашивает шепотом:
- Ты что так смотришь?
- Как? - удивляется Феликс. - Как я смотрю?
- Да нет, никак... - уклоняется Курдюков. - Ну иди! Что тут тебе со
мной! Навестил, и спасибо большое... Коньячок за мной. Как только выйду -
в первый же день.
Он встает. И Феликс тоже встает - в растерянности и недоумении.
Некоторое время они молчат, глядя друг другу в глаза. Потом Курдюков вдруг
снова спрашивает полушепотом:
- Ты чего?
- Да ничего. Пойду.
- Конечно, иди... Спасибо тебе...
- Ты мне больше ничего не хочешь сказать? - спрашивает Феликс.
- Насчет чего? - произносит Курдюков совсем уже тихо.
- А я знаю - насчет чего? - взрывается Феликс. - Я знаю, зачем ты
меня сюда - на ночь глядя? Мне говорят: срочное дело, необходимо сегодня
же, немедленно... Какое дело? Что тебе необходимо?
- Кто говорил, что срочное дело?
- Жена твоя говорила! Зоя!
- Да нет! - объявляет Курдюков. - Да чепуха это все, перепутала она!
Совсем не про тебя речь шла, и было это не так уж срочно... А она говорила
- сегодня? Вот дурища! Она просто не поняла...
Феликс машет рукой.
- Ладно. Господь с вами обоими. Не поняла, так не поняла. Выздоровел
- и слава богу. А я пошел.
Феликс направляется к выходу, а Курдюков семенит рядом, забегая то
справа, то слева.
- Ну ты не обиделся, я надеюсь... - бормочет он. - Ты, главное, знай:
я тебе благодарен так, что если ты меня попросишь... О чем бы ты меня не
попросил... Ты знаешь, какого я страху натерпелся? Не дай бог тебе
отравиться, Снегирев...
А на пустой лестничной площадке Курдюков вдруг обрывает свою
бессвязицу, судорожно вцепляется Феликсу в грудь, прижимает его к стене и,
брызгаясь, шипит ему в лицо:
- Ты запомни, Снегирев! Не было ничего, понял? Забудь!
- Постой, да ты что? - бормочет Феликс, пытаясь отодрать его руки.
- Не было ничего! - шипит Курдюков. - Не было! Хорошенько запомни! Не
было!
- Да пошел ты к черту! Обалдел, что ли? - гаркает Феликс в полный
голос. Ему удается, наконец, оторвать от себя Курдюкова, и, с трудом
удерживая его на расстоянии, он произносит: - Да опомнись, чучело
гороховое! Что это тебя разбирает?
Курдюков трясется, брызгается и все повторяет:
- Не было ничего, понял? Не было! Ничего не было!
Потом он обмякает и принимается плаксиво объяснять:
- накладка у меня получилась, Снегирев... Накладка вышла! Институт же
тот, на Богородском шоссе, секретный, номерной... Не положено мне про него
ничего знать... А тебе уж и подавно не положено! А я вот тебе ляпнул, а
они уже пришли и замечание сделали... Прямо хоть из больницы не выходи!
Накладка это... Загубишь ты меня своей болтовней!
- Ну хорошо, хорошо, - говорит Феликс, с трудом сохраняя спокойствие.
- Секретный. Хорошо. Ну чего ты дергаешься? Какое мне до всего этого дело?
Надо, чтобы я забыл, - считай, что я забыл... Не было и не было, что я -
спорю?
Он отодвигает Курдюкова с дороги и спускается по лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13