Длинная дубовая стойка. Над конторками склонились пятеро служащих.
Мегрэ направился к окошечку, над которым красовалась надпись «Текущие счета», и тут же один из служащих поднялся навстречу ему.
Мегрэ хотел получить точные сведения о финансовом положении семьи де Сен-Фиакр и, главное, обо всех банковских операциях, произведенных в последние несколько недель и даже дней. Такая информация могла дать полезную ниточку.
Однако он немного помолчал, рассматривая молодого служащего, который в свою очередь держался корректно, не проявляя нетерпения.
— Если не ошибаюсь, вы — Эмиль Готье?
Комиссар дважды видел, как юноша проносился мимо на мотоцикле, но лица разглядеть не мог. Он узнал парня благодаря его поразительному сходству с управляющим замка.
Отец и сын походили друг на друга не столько отдельными чертами, сколько общим обликом, принадлежностью к одной породе. Сказывалось крестьянское происхождение: четкие, резкие черты лица, крепкий костяк.
Оба они выглядели несколько ухоженнее, чем простые крестьяне: лица были не так обветрены, глаза глядели осмысленней, да и вообще в их поведении чувствовалась уверенность в себе, присущая «образованным».
И все же Эмиль еще не сделался настоящим горожанином. Хоть он и бриолинил волосы, они никак не хотели лежать гладко и торчали хохолком на макушке. На Щеках его играл румянец, и всем своим видом он напоминал деревенского щеголя, намытого и принаряженного ради воскресного дня.
— Да, это я.
Он ничуть не смутился и не растерялся. Мегрэ заранее был уверен, что парень слывет здесь образцовым служащим, по праву пользуется доверием директора и может рассчитывать на быстрое продвижение по службе.
Черный костюм Готье-младшего из «неснашиваемой» шерстяной диагонали был сшит на заказ, но у местного портного. Готье-старший носил пристежные целлулоидные воротнички. Сын его от них уже отказался, но галстук у него был старомодный, на специальной «штучке».
— Вы знаете, кто я?
— Нет. Наверное, полицейский.
— Да, и мне нужны кое-какие сведения о финансовом положении де Сен-Фиакров.
— Нет ничего проще. Этим счетом занимаюсь как раз я.
Парень был вежлив, воспитан. В школе он наверняка ходил в любимчиках у учителей.
— Передайте мне счет де Сен-Фиакров, — обратился он к сидящей позади него служащей.
И, получив большой желтый лист, принялся его просматривать.
— Вас интересуют сведения о всех статьях прихода и расхода, сальдо или же общее положение клиента?
Он-то, по крайней мере, говорил конкретно.
— А насколько хорошо общее положение?
— Не могли бы вы пройти вон туда? Нас могут услышать.
Они отошли в угол комнаты, но их по-прежнему разделяла дубовая стойка.
— Отец, наверное, говорил вам, что графиня отличалась крайней безалаберностью. Мне не раз приходилось придерживать необеспеченные чеки. Причем она об этом даже не подозревала. Она выписывала кучу чеков, даже не интересуясь, есть ли деньги на счете. А когда я звонил ей, чтобы предупредить, она буквально теряла голову. Уже сегодня утром было представлено три чека, и мне пришлось завернуть их. Мне велено не производить никаких выплат до тех пор, пока…
— Значит, это полный крах?
— Не совсем так. Продано три фермы из пяти. Две оставшиеся — заложены, равно как и замок. В Париже у графини был небольшой доходный дом, и какие-то деньги она постоянно получала. Но когда она разом переводила на счет сына по сорок — пятьдесят тысяч, все шло наперекосяк. Я делал что только мог. Оттягивал выплаты по чекам, так что людям приходилось по два-три раза представлять чеки к оплате. Отец…
— Знаю, он платил из своих денег.
— Вот и все, что я могу вам сказать. В настоящее время на счете всего семьсот семьдесят пять франков.
Ко всему прочему, не уплачен поземельный налог за прошлый год, и на прошлой неделе судебный исполнитель уже направил первое предупреждение.
— А Жан Метейе в курсе всего этого?
— Ему известно все. И даже более, чем просто известно…
— Что вы хотите этим сказать?
— Ничего.
— По-вашему, он не из тех, кто витает в облаках?
Эмиль Готье промолчал, он был не из болтливых.
— Это все, что вы хотели выяснить?
— Имеет ли счет в вашем банке кто-либо еще из обитателей Сен-Фиакра?
— Нет.
— Никто не проводил здесь сегодня никаких банковских операций? Не получал денег по чеку?
— Никто.
— И вы неотлучно были на месте?
— Ни на миг не отходил.
В нем не чувствовалось ни малейшего смущения, он по-прежнему вел себя, как подобает образцовому служащему, когда тот отвечает на вопросы официального лица.
— Может быть, вы хотите поговорить с директором?
Хотя вряд ли он скажет вам что-нибудь новое.
Тем временем стемнело, зажглись фонари. На центральной улице царило почти такое же оживление, как в большом городе, а у дверей кафе и баров выстроились длинные вереницы машин.
Показался любопытный кортеж: два верблюда и слоненок несли полотнища рекламных афиш цирка, разбившего шатер-шапито на площади Победы.
В одной из бакалейных лавок Мегрэ заметил уже знакомую ему крестьянку: она покупала какие-то консервы, по-прежнему не выпуская руки своего рыжеволосого отпрыска.
А через несколько шагов комиссар чуть не налетел на Метейе и адвоката, которые с озабоченным видом что-то на ходу обсуждали. Адвокат говорил:
— …они обязаны его блокировать…
Комиссара они не заметили и продолжали путь к Дисконтному банку.
Если вся деловая и светская жизнь города сосредоточена на улице длиной в пятьсот метров, волей-неволей будешь по десять раз на дню натыкаться на одних и тех же людей.
Мегрэ отправился в типографию газеты «Журналь де Мулен». Административные службы и редакции размещались по фасаду здания: современные аквариумы из стекла и бетона, щедро украшенные фотоснимками из последних газет и журналов и сводками новостей, переписанными синим карандашом на длинных листах белой бумаги.
Маньчжурия. Как сообщает агентство Гавас…
Сама типография находилась в глубине темного тупика. Заблудиться было невозможно — достаточно было идти на грохот типографских машин. В полупустом цехе люди в халатах работали у высоких мраморных столов.
Подальше, в застекленной выгородке, стояли два линотипа, тарахтевшие не хуже пулемета.
— Я хотел бы поговорить с начальником цеха.
Из-за грохота машин здесь приходилось кричать что есть мочи. От запаха типографской краски першило в горле. Какой-то коротышка в синем халате, собиравший в форму набранные строки, приложил руку к уху:
— Вы начальник цеха?
— Я метранпаж.
Мегрэ достал из бумажника листочек, убивший графиню де Сен-Фиакр. Человечек поправил на носу очки в металлической оправе и вгляделся в текст, гадая, что бы это могло значить.
— Это было напечатано у вас?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Мегрэ направился к окошечку, над которым красовалась надпись «Текущие счета», и тут же один из служащих поднялся навстречу ему.
Мегрэ хотел получить точные сведения о финансовом положении семьи де Сен-Фиакр и, главное, обо всех банковских операциях, произведенных в последние несколько недель и даже дней. Такая информация могла дать полезную ниточку.
Однако он немного помолчал, рассматривая молодого служащего, который в свою очередь держался корректно, не проявляя нетерпения.
— Если не ошибаюсь, вы — Эмиль Готье?
Комиссар дважды видел, как юноша проносился мимо на мотоцикле, но лица разглядеть не мог. Он узнал парня благодаря его поразительному сходству с управляющим замка.
Отец и сын походили друг на друга не столько отдельными чертами, сколько общим обликом, принадлежностью к одной породе. Сказывалось крестьянское происхождение: четкие, резкие черты лица, крепкий костяк.
Оба они выглядели несколько ухоженнее, чем простые крестьяне: лица были не так обветрены, глаза глядели осмысленней, да и вообще в их поведении чувствовалась уверенность в себе, присущая «образованным».
И все же Эмиль еще не сделался настоящим горожанином. Хоть он и бриолинил волосы, они никак не хотели лежать гладко и торчали хохолком на макушке. На Щеках его играл румянец, и всем своим видом он напоминал деревенского щеголя, намытого и принаряженного ради воскресного дня.
— Да, это я.
Он ничуть не смутился и не растерялся. Мегрэ заранее был уверен, что парень слывет здесь образцовым служащим, по праву пользуется доверием директора и может рассчитывать на быстрое продвижение по службе.
Черный костюм Готье-младшего из «неснашиваемой» шерстяной диагонали был сшит на заказ, но у местного портного. Готье-старший носил пристежные целлулоидные воротнички. Сын его от них уже отказался, но галстук у него был старомодный, на специальной «штучке».
— Вы знаете, кто я?
— Нет. Наверное, полицейский.
— Да, и мне нужны кое-какие сведения о финансовом положении де Сен-Фиакров.
— Нет ничего проще. Этим счетом занимаюсь как раз я.
Парень был вежлив, воспитан. В школе он наверняка ходил в любимчиках у учителей.
— Передайте мне счет де Сен-Фиакров, — обратился он к сидящей позади него служащей.
И, получив большой желтый лист, принялся его просматривать.
— Вас интересуют сведения о всех статьях прихода и расхода, сальдо или же общее положение клиента?
Он-то, по крайней мере, говорил конкретно.
— А насколько хорошо общее положение?
— Не могли бы вы пройти вон туда? Нас могут услышать.
Они отошли в угол комнаты, но их по-прежнему разделяла дубовая стойка.
— Отец, наверное, говорил вам, что графиня отличалась крайней безалаберностью. Мне не раз приходилось придерживать необеспеченные чеки. Причем она об этом даже не подозревала. Она выписывала кучу чеков, даже не интересуясь, есть ли деньги на счете. А когда я звонил ей, чтобы предупредить, она буквально теряла голову. Уже сегодня утром было представлено три чека, и мне пришлось завернуть их. Мне велено не производить никаких выплат до тех пор, пока…
— Значит, это полный крах?
— Не совсем так. Продано три фермы из пяти. Две оставшиеся — заложены, равно как и замок. В Париже у графини был небольшой доходный дом, и какие-то деньги она постоянно получала. Но когда она разом переводила на счет сына по сорок — пятьдесят тысяч, все шло наперекосяк. Я делал что только мог. Оттягивал выплаты по чекам, так что людям приходилось по два-три раза представлять чеки к оплате. Отец…
— Знаю, он платил из своих денег.
— Вот и все, что я могу вам сказать. В настоящее время на счете всего семьсот семьдесят пять франков.
Ко всему прочему, не уплачен поземельный налог за прошлый год, и на прошлой неделе судебный исполнитель уже направил первое предупреждение.
— А Жан Метейе в курсе всего этого?
— Ему известно все. И даже более, чем просто известно…
— Что вы хотите этим сказать?
— Ничего.
— По-вашему, он не из тех, кто витает в облаках?
Эмиль Готье промолчал, он был не из болтливых.
— Это все, что вы хотели выяснить?
— Имеет ли счет в вашем банке кто-либо еще из обитателей Сен-Фиакра?
— Нет.
— Никто не проводил здесь сегодня никаких банковских операций? Не получал денег по чеку?
— Никто.
— И вы неотлучно были на месте?
— Ни на миг не отходил.
В нем не чувствовалось ни малейшего смущения, он по-прежнему вел себя, как подобает образцовому служащему, когда тот отвечает на вопросы официального лица.
— Может быть, вы хотите поговорить с директором?
Хотя вряд ли он скажет вам что-нибудь новое.
Тем временем стемнело, зажглись фонари. На центральной улице царило почти такое же оживление, как в большом городе, а у дверей кафе и баров выстроились длинные вереницы машин.
Показался любопытный кортеж: два верблюда и слоненок несли полотнища рекламных афиш цирка, разбившего шатер-шапито на площади Победы.
В одной из бакалейных лавок Мегрэ заметил уже знакомую ему крестьянку: она покупала какие-то консервы, по-прежнему не выпуская руки своего рыжеволосого отпрыска.
А через несколько шагов комиссар чуть не налетел на Метейе и адвоката, которые с озабоченным видом что-то на ходу обсуждали. Адвокат говорил:
— …они обязаны его блокировать…
Комиссара они не заметили и продолжали путь к Дисконтному банку.
Если вся деловая и светская жизнь города сосредоточена на улице длиной в пятьсот метров, волей-неволей будешь по десять раз на дню натыкаться на одних и тех же людей.
Мегрэ отправился в типографию газеты «Журналь де Мулен». Административные службы и редакции размещались по фасаду здания: современные аквариумы из стекла и бетона, щедро украшенные фотоснимками из последних газет и журналов и сводками новостей, переписанными синим карандашом на длинных листах белой бумаги.
Маньчжурия. Как сообщает агентство Гавас…
Сама типография находилась в глубине темного тупика. Заблудиться было невозможно — достаточно было идти на грохот типографских машин. В полупустом цехе люди в халатах работали у высоких мраморных столов.
Подальше, в застекленной выгородке, стояли два линотипа, тарахтевшие не хуже пулемета.
— Я хотел бы поговорить с начальником цеха.
Из-за грохота машин здесь приходилось кричать что есть мочи. От запаха типографской краски першило в горле. Какой-то коротышка в синем халате, собиравший в форму набранные строки, приложил руку к уху:
— Вы начальник цеха?
— Я метранпаж.
Мегрэ достал из бумажника листочек, убивший графиню де Сен-Фиакр. Человечек поправил на носу очки в металлической оправе и вгляделся в текст, гадая, что бы это могло значить.
— Это было напечатано у вас?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31