Бев это понимала. Не знаю, почему-то я думала, что здесь все останется по-прежнему.
Майкл вспомнил цитату, запавшую ему в голову еще с колледжа.
— «Все меняется, но ничего не исчезает». — Он смущенно пожал плечами, ибо не относился к числу тех, кто любит говорить цитатами. — Все осталось у тебя в голове. Вот что главное.
Эмма молча повернулась и посмотрела на комнату Даррена.
— Я лежала в кровати. Что-то разбудило меня. Думаю, музыка. По-настоящему я ее не слышала, только чувствовала. Вибрацию низких частот. Я гадала, что это за песня, чем занимаются гости. Мне ужасно хотелось стать взрослой, тогда меня будут пускать на вечеринки. Я что-то услышала. Не знаю. Но я… Шаги, — вдруг вспомнила Эмма, и сердце у нее чуть не выпрыгнуло из груди. — Кто-то шел по коридору. Я хотела, чтобы это был папа или Бев, чтобы они поговорили со мной. Возможно, мне удалось бы уговорить их, и они разрешили бы спуститься вниз. Только это был не папа и не Бев.
— Спокойнее, — произнес Майкл, увидев, что у нее на лбу выступил пот. — Не торопись.
— Заплакал Даррен. Я слышала, как он плачет, и встала. Элис говорила, чтобы я не приносила ему Чарли, но Даррен любил спать вместе с Чарли, и он плакал. Я собиралась отнести ему Чарли и немного поговорить с ним, пока он снова заснет. Но в коридоре было темно. — Эмма оглядела коридор. — А ведь для меня всегда оставляли свет. Я очень боюсь темноты. В темноте прячутся твари.
— Твари? — нахмурился Майкл.
— Я не хотела выходить в коридор, в темноту. Но Даррен все еще плакал. Я вышла в коридор, в темноту, и теперь услышала музыку. Она была очень громкой, я испугалась. — Эмма бессознательно двинулась к двери. — Я слышала, как они шипели в углах, царапали стены, шелестели коврами.
— Что ты слышала? Что?
— Чудовищ. И… не помню. Я не помню, подошла ли к двери. Она была закрыта, я знаю, что она была закрыта, но не помню, открыла ее или нет.
Эмма остановилась у порога. На миг она увидела комнату такой, какой помнила: заваленную игрушками Даррена, раскрашенную яркими красками, с его кроваткой, креслом-качалкой, новым трехколесным велосипедом. Затем эту картину сменила реальность.
Дубовый письменный стол, кожаное кресло, фотографии в рамках, стеклянные полки, заставленные всякой всячиной.
Комнату брата превратили в кабинет.
— Я побежала, — наконец выдавила Эмма. — И больше ничего не помню, кроме того, что побежала и упала.
— Ты говорила отцу, когда он навещал тебя в больнице, что подошла к двери и открыла ее.
— Все было как во сне. А теперь я почти ничего не помню. Все поблекло.
— Наверное, так и должно быть.
— Он был такой красивый. Прекрасный. Я любила его больше всех на свете. Все любили его. — Глаза Эммы наполнились слезами. — Уйдем отсюда.
— Пошли.
Майкл повел ее по коридору, затем по лестнице, с которой она упала много лет назад. Он бросил быстрый извиняющийся взгляд.
— Простите, моей жене стало нехорошо, — объяснил он миссис Штайнбреннер, выскочившей из кухни.
— О! — Сначала появились раздражение и разочарование, потом надежда. — Проследите, чтобы она хорошо отдохнула. Как видите, этот дом просто создан для детей. А в Долине даже не мечтайте вырастить здорового ребенка.
— Да. — Майкл увлек Эмму к выходу и, заняв место водителя, бросил через плечо: — Мы свяжемся с вами.
Если бы он не был так обеспокоен состоянием Эммы и перспективой вести дорогой автомобиль, он бы, возможно, заметил темно-синий седан, тронувшийся следом за ними.
— Извини, — пробормотала Эмма, когда они выехали на дорогу.
— Не говори ерунды.
— Нет, правда. Я не справилась с делом.
— Ты сделала все замечательно. — Майкл, ощущая неловкость, потрепал ее по руке. — Слушай, я никогда не терял близких людей, но могу представить, каково это. Не мучай себя, Эмма.
— Оставить все в прошлом? — Она выдавила слабую улыбку. — Я надеялась, что, если приду в дом и буду думать о той ночи, воспоминания вернутся ко мне. Но этого не случилось… Знаешь, ты настоящий друг.
— Точно, — пробормотал Майкл. — Есть хочешь?
— Да, умираю от голода.
— Я угощу тебя бургером. Надеюсь, — добавил он, пытаясь вспомнить, что у него имеется в бумажнике.
— Люблю бургеры. Но поскольку ты мой друг, то угощаю я.
Подкатив к «Макдоналдсу» и обнаружив, что является обладателем трех долларов и бумажки с телефоном рыжей девчонки, которую уже не помнил, Майкл решил отбросить глупую мужскую гордость. Эмма не стала возражать, когда он предложил взять еду с собой, мимоходом заметив, что сам поведет машину.
— Поедем на берег.
— С удовольствием.
Закрыв глаза, Эмма откинулась на сиденье, радуясь, что приехала сюда. Поднялась по этой лестнице. Что ее волосы треплет ветерок, а рядом сидит Майкл.
— Когда я уезжала из Нью-Йорка, там шел мокрый снег.
— В солнечной Калифорнии тоже есть колледжи.
— Мне нравится Нью-Йорк, — рассеянно сказала Эмма. — Всегда нравился. Мы вдвоем купили квартиру. Теперь в ней почти можно жить.
— Вдвоем?
— Да. Мы с Марианной вместе учились в пансионате Святой Екатерины.
Так как глаза у нее были закрыты, она не увидела радостного облегчения на лице Майкла.
— Когда-то мы поклялись, что будем жить в Нью-Йорке. Там и живем. Марианна учится в художественном колледже.
Майкл решил, что уже испытывает дружеское расположение к неизвестной Марианне.
— Она ничего?
— Даже очень. Настанет день, когда художественные галереи будут хватать друг друга за глотку, чтобы заполучить ее картины. Марианна рисовала на монашек невероятные карикатуры. — Увидев, что Майкл нахмурился, она обернулась: — В чем дело?
— Вероятно, просто инстинкт полицейского. Видишь тот седан?
Эмма оглянулась:
— Да. И?
— Он едет за нами от самого «Макдоналдса». — Майкл перестроился в другой ряд, седан повторил маневр. — Я бы сказал, что он следит за нами, если бы он не действовал так глупо.
— Вероятно, это Суинни, — устало вздохнула Эмма.
— Суинни?
— Телохранитель. Он всегда меня находит. Как будто отец вживил мне радиомаячок.
— Возможно. Тогда в этом есть смысл. — Но Майклу не нравилось, что за ними следят, причем неумело, во время первого свидания с девушкой, которая давно завладела его сердцем. — Я мог бы оторваться от него..
Эмма спустила очки, и глаза ее весело блеснули.
— Правда? — усмехнулась она.
— Я покажу все, на что способен. Наша малышка без труда повергнет его в прах.
— Давай, — засмеялась Эмма.
Майкл радостно надавил на газ и, обогнав грузовик, понесся со скоростью восемьдесят миль в час.
— Мы устраивали гонки на шоссе — в дни моей растраченной впустую юности.
Он снова перестроился, оказался между пикапом и «БМВ», резко крутанув руль, обогнал «Кадиллак» и увеличил скорость до девяноста миль.
— У тебя хорошо получается. — Эмма со смехом обернулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Майкл вспомнил цитату, запавшую ему в голову еще с колледжа.
— «Все меняется, но ничего не исчезает». — Он смущенно пожал плечами, ибо не относился к числу тех, кто любит говорить цитатами. — Все осталось у тебя в голове. Вот что главное.
Эмма молча повернулась и посмотрела на комнату Даррена.
— Я лежала в кровати. Что-то разбудило меня. Думаю, музыка. По-настоящему я ее не слышала, только чувствовала. Вибрацию низких частот. Я гадала, что это за песня, чем занимаются гости. Мне ужасно хотелось стать взрослой, тогда меня будут пускать на вечеринки. Я что-то услышала. Не знаю. Но я… Шаги, — вдруг вспомнила Эмма, и сердце у нее чуть не выпрыгнуло из груди. — Кто-то шел по коридору. Я хотела, чтобы это был папа или Бев, чтобы они поговорили со мной. Возможно, мне удалось бы уговорить их, и они разрешили бы спуститься вниз. Только это был не папа и не Бев.
— Спокойнее, — произнес Майкл, увидев, что у нее на лбу выступил пот. — Не торопись.
— Заплакал Даррен. Я слышала, как он плачет, и встала. Элис говорила, чтобы я не приносила ему Чарли, но Даррен любил спать вместе с Чарли, и он плакал. Я собиралась отнести ему Чарли и немного поговорить с ним, пока он снова заснет. Но в коридоре было темно. — Эмма оглядела коридор. — А ведь для меня всегда оставляли свет. Я очень боюсь темноты. В темноте прячутся твари.
— Твари? — нахмурился Майкл.
— Я не хотела выходить в коридор, в темноту. Но Даррен все еще плакал. Я вышла в коридор, в темноту, и теперь услышала музыку. Она была очень громкой, я испугалась. — Эмма бессознательно двинулась к двери. — Я слышала, как они шипели в углах, царапали стены, шелестели коврами.
— Что ты слышала? Что?
— Чудовищ. И… не помню. Я не помню, подошла ли к двери. Она была закрыта, я знаю, что она была закрыта, но не помню, открыла ее или нет.
Эмма остановилась у порога. На миг она увидела комнату такой, какой помнила: заваленную игрушками Даррена, раскрашенную яркими красками, с его кроваткой, креслом-качалкой, новым трехколесным велосипедом. Затем эту картину сменила реальность.
Дубовый письменный стол, кожаное кресло, фотографии в рамках, стеклянные полки, заставленные всякой всячиной.
Комнату брата превратили в кабинет.
— Я побежала, — наконец выдавила Эмма. — И больше ничего не помню, кроме того, что побежала и упала.
— Ты говорила отцу, когда он навещал тебя в больнице, что подошла к двери и открыла ее.
— Все было как во сне. А теперь я почти ничего не помню. Все поблекло.
— Наверное, так и должно быть.
— Он был такой красивый. Прекрасный. Я любила его больше всех на свете. Все любили его. — Глаза Эммы наполнились слезами. — Уйдем отсюда.
— Пошли.
Майкл повел ее по коридору, затем по лестнице, с которой она упала много лет назад. Он бросил быстрый извиняющийся взгляд.
— Простите, моей жене стало нехорошо, — объяснил он миссис Штайнбреннер, выскочившей из кухни.
— О! — Сначала появились раздражение и разочарование, потом надежда. — Проследите, чтобы она хорошо отдохнула. Как видите, этот дом просто создан для детей. А в Долине даже не мечтайте вырастить здорового ребенка.
— Да. — Майкл увлек Эмму к выходу и, заняв место водителя, бросил через плечо: — Мы свяжемся с вами.
Если бы он не был так обеспокоен состоянием Эммы и перспективой вести дорогой автомобиль, он бы, возможно, заметил темно-синий седан, тронувшийся следом за ними.
— Извини, — пробормотала Эмма, когда они выехали на дорогу.
— Не говори ерунды.
— Нет, правда. Я не справилась с делом.
— Ты сделала все замечательно. — Майкл, ощущая неловкость, потрепал ее по руке. — Слушай, я никогда не терял близких людей, но могу представить, каково это. Не мучай себя, Эмма.
— Оставить все в прошлом? — Она выдавила слабую улыбку. — Я надеялась, что, если приду в дом и буду думать о той ночи, воспоминания вернутся ко мне. Но этого не случилось… Знаешь, ты настоящий друг.
— Точно, — пробормотал Майкл. — Есть хочешь?
— Да, умираю от голода.
— Я угощу тебя бургером. Надеюсь, — добавил он, пытаясь вспомнить, что у него имеется в бумажнике.
— Люблю бургеры. Но поскольку ты мой друг, то угощаю я.
Подкатив к «Макдоналдсу» и обнаружив, что является обладателем трех долларов и бумажки с телефоном рыжей девчонки, которую уже не помнил, Майкл решил отбросить глупую мужскую гордость. Эмма не стала возражать, когда он предложил взять еду с собой, мимоходом заметив, что сам поведет машину.
— Поедем на берег.
— С удовольствием.
Закрыв глаза, Эмма откинулась на сиденье, радуясь, что приехала сюда. Поднялась по этой лестнице. Что ее волосы треплет ветерок, а рядом сидит Майкл.
— Когда я уезжала из Нью-Йорка, там шел мокрый снег.
— В солнечной Калифорнии тоже есть колледжи.
— Мне нравится Нью-Йорк, — рассеянно сказала Эмма. — Всегда нравился. Мы вдвоем купили квартиру. Теперь в ней почти можно жить.
— Вдвоем?
— Да. Мы с Марианной вместе учились в пансионате Святой Екатерины.
Так как глаза у нее были закрыты, она не увидела радостного облегчения на лице Майкла.
— Когда-то мы поклялись, что будем жить в Нью-Йорке. Там и живем. Марианна учится в художественном колледже.
Майкл решил, что уже испытывает дружеское расположение к неизвестной Марианне.
— Она ничего?
— Даже очень. Настанет день, когда художественные галереи будут хватать друг друга за глотку, чтобы заполучить ее картины. Марианна рисовала на монашек невероятные карикатуры. — Увидев, что Майкл нахмурился, она обернулась: — В чем дело?
— Вероятно, просто инстинкт полицейского. Видишь тот седан?
Эмма оглянулась:
— Да. И?
— Он едет за нами от самого «Макдоналдса». — Майкл перестроился в другой ряд, седан повторил маневр. — Я бы сказал, что он следит за нами, если бы он не действовал так глупо.
— Вероятно, это Суинни, — устало вздохнула Эмма.
— Суинни?
— Телохранитель. Он всегда меня находит. Как будто отец вживил мне радиомаячок.
— Возможно. Тогда в этом есть смысл. — Но Майклу не нравилось, что за ними следят, причем неумело, во время первого свидания с девушкой, которая давно завладела его сердцем. — Я мог бы оторваться от него..
Эмма спустила очки, и глаза ее весело блеснули.
— Правда? — усмехнулась она.
— Я покажу все, на что способен. Наша малышка без труда повергнет его в прах.
— Давай, — засмеялась Эмма.
Майкл радостно надавил на газ и, обогнав грузовик, понесся со скоростью восемьдесят миль в час.
— Мы устраивали гонки на шоссе — в дни моей растраченной впустую юности.
Он снова перестроился, оказался между пикапом и «БМВ», резко крутанув руль, обогнал «Кадиллак» и увеличил скорость до девяноста миль.
— У тебя хорошо получается. — Эмма со смехом обернулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118