Может, оно и к лучшему: Сокол не понравился бы Черному Орфею. Орфей любил колоритных, с необузданными страстями мужчин и женщин Пограничья. Сокола же отличали хладнокровие, расчетливость, самоконтроль. Черный Орфей писал свои поэтические картины яркими мазками, Дмитрия Сокола пришлось бы рисовать пастельными тонами.
Сокол полагал себя цивилизованным человеком, то есть подходил к преступлениям цивилизованно. Если требовалось убить человека, он мог взять в руки чековую книжку, но никак не оружие. Если речь шла о контрабанде или продаже товара на черном рынке, между ним и непосредственными исполнителями вставала когорта холдинговых компаний и посредников, и концы надежно прятались в воду. Он жаждал респектабельности, которую презирал Черный Орфей, он терпеть не мог гласности, служению которой Орфей посвятил свою жизнь.
Орфей мог бы назвать Сокола лицемером, но, пожалуй, тот не заслуживал столь одномерной характеристики. Соколу с завидной ловкостью удавалось не переступить черту, за которой теряется уважение общества. И в этом он мог бы произвести должное впечатление даже на барда Внутреннего Пограничья.
Его виллы находились на Сибрайте и Поллуксе IV, штаб-квартира — на Канфоре VII, хотя он не появлялся там многие годы. Он участвовал во многих благотворительных акциях и совсем недавно оплатил строительство нового корпуса больницы Паллас-Афина, старейшего из семи укрытых куполами городов Пегаса. Он покровительствовал искусству и постоянно поддерживал щедрыми пожертвованиями местный симфонический оркестр и балетную труппу. А вот оперу он больше не жаловал, поскольку не одобрял романа между своей дочерью и ведущим тенором. Общественность его не осуждала, с пониманием восприняв его решение.
Последние два года он довольно редко покидал пентхауз одного из лучших домов Гектора. В девяти комнатах жили он сам, его сын и две дочери, а еще три, с отдельным входом, он приспособил для работы.
Во второй половине дня Вера Маккензи вошла в вестибюль этого самого дома, подождала, пока женщина-охранник сообщит о ее прибытии и получит подтверждение, что ее ждут, а потом поднялась на лифте в пентхауз. Выйдя из кабины, она оказалась в небольшой приемной. Секретарь сразу пригласила ее в роскошно обставленный кабинет.
— Босс подойдет через минуту-другую, — сообщила секретарь и вернулась на свой пост у лифта.
Вера воспользовалась этими минутами, чтобы оглядеться. Две стены — украшенные произведениями искусства, собранными со всей Демократии, все дорогие, некоторые действительно высокого уровня, но больно уж разношерстные, не создававшие ощущения цельности. Третья — огромное окно, из которого открывался прекрасный вид на синюю реку и долину за пределами купола. Ковер с большим ворсом, в котором буквально утопали ноги. Громадный голографический экран с пультом управления, встроенным в подлокотник кожаного дивана. Четыре одинаковых кресла, два — новеньких, с иголочки, два — чуть потертые. Инопланетный музыкальный инструмент размерами с рояль, каких ей видеть еще не доводилось. На нем шесть кубиков с голограммами членов семьи Сокола. Она взяла один, с изображением молодой женщины.
— Моя младшая дочь.
Уверенный, дружелюбный голос.
Она повернулась, чтобы увидеть вошедшего в кабинет Сокола.
Высокий, широкоплечий, плотный мужчина, седые волосы, аккуратно подстриженные усы. Темно-синие глаза, прямой нос, квадратный подбородок. Элегантный костюм, совсем недавно вышедший из моды на Делуросе VIII.
— Очень красивая. — Вера поставила кубик на место.
— Благодарю вас. Обязательно передам ей ваши слова. — Он коснулся скрытой панели на стене. Мгновенно часть ковра исчезла, из пола выдвинулся небольшой, но укомплектованный всем необходимым бар. — Могу я предложить вам что-нибудь выпить?
— Почему нет?
— Чего желаете?
— А что бы вы порекомендовали?
Он взял бутылку необычной формы:
— Сигнианский коньяк. Подарок друга, недавно вернувшегося с Альтаира.
— Вроде бы вы сказали, что коньяк сигнианский. — Вера насторожилась при упоминании Альтаира.
— Все так. Сигнианский коньяк повсюду пользуется спросом. — Он помолчал, улыбнулся. — Если б вы хоть раз попробовали альтаирские напитки, то поняли бы, почему он остановил свой выбор на сигнианском коньяке.
Он налил коньяк в два бокала, один протянул Вере.
Она пригубила коньяк:
— Очень хороший.
— Не хотите ли присесть? — Сокол подвел ее к креслу, подождал, пока она сядет, сам опустился в кресло напротив. — Вы не будете возражать, если я закурю?
— Отнюдь.
— Сигары с Земли, — гордо сообщил он, закурив. — Нынче достать их не так-то просто.
— Могу себе представить.
— И все же они стоят затраченных усилий. — Он выпустил струю дыма. — А где ваши операторы?
— Они мне не нужны. — Она открыла сумку, достала что-то маленькое и металлическое, поблескивающее объективами, положила на столик между ними. — Тут два широкоугольных трехмерных объектива, которые заснимут все происходящее в комнате, и высокочувствительный микрофон. Он не пропустит ни одного вашего слова. — Вера нажала кнопку, включающую голокамеру. — Качество, конечна, не студийное, но никогда не знаешь, в каких условиях придется брать интервью, так что камера эта очень удобная.
— Фантастика! — восхищенно воскликнул Сокол. — Значит, эта штуковина, просто лежа на столе, обеспечивает круговую съемку?
Вера кивнула:
— Совершенно верно. То есть я тоже попаду в кадр. Но в лаборатории фильм смонтируют и уберут лишнее. То есть получится стандартное интервью: вопрос — ответ. И кроме нас с вами да техников, никто и знать не будет, что мы обошлись без операторов.
— Интервью будет показано на Делуросе Восемь? — Сокол и не пытался скрыть своей заинтересованности.
— И еще на полдюжине планет.
— Смогу я получить копию окончательного варианта?
— Конечно. Но для просмотра понадобится специальное оборудование.
— Я его достану.
— Отлично. Будем начинать?
— Я готов.
Следующие тридцать минут ушли на обстоятельное, профессионально взятое интервью: она рассчитывала продать его если не информационному агентству, в котором работал Линдер Смайт, то его пегасским конкурентам или на Лодине XI, если Сокол таки станет послом.
— Что ж, — она выключила голокамеру, — с этим покончено.
— С вами очень приятно работать, — улыбнулся Сокол. — Вы дадите мне знать, когда подготовите передачу к показу?
— Обязательно. Все, однако, будет зависеть от вашего ответа на следующий вопрос.
— Простите?
— Я хочу задать вам еще один вопрос.
— А свой агрегат вы включать не будете?
Вера покачала головой:
— Пусть это останется между нами.
— Хорошо. — Сокол откинулся на спинку кресла. — Спрашивайте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Сокол полагал себя цивилизованным человеком, то есть подходил к преступлениям цивилизованно. Если требовалось убить человека, он мог взять в руки чековую книжку, но никак не оружие. Если речь шла о контрабанде или продаже товара на черном рынке, между ним и непосредственными исполнителями вставала когорта холдинговых компаний и посредников, и концы надежно прятались в воду. Он жаждал респектабельности, которую презирал Черный Орфей, он терпеть не мог гласности, служению которой Орфей посвятил свою жизнь.
Орфей мог бы назвать Сокола лицемером, но, пожалуй, тот не заслуживал столь одномерной характеристики. Соколу с завидной ловкостью удавалось не переступить черту, за которой теряется уважение общества. И в этом он мог бы произвести должное впечатление даже на барда Внутреннего Пограничья.
Его виллы находились на Сибрайте и Поллуксе IV, штаб-квартира — на Канфоре VII, хотя он не появлялся там многие годы. Он участвовал во многих благотворительных акциях и совсем недавно оплатил строительство нового корпуса больницы Паллас-Афина, старейшего из семи укрытых куполами городов Пегаса. Он покровительствовал искусству и постоянно поддерживал щедрыми пожертвованиями местный симфонический оркестр и балетную труппу. А вот оперу он больше не жаловал, поскольку не одобрял романа между своей дочерью и ведущим тенором. Общественность его не осуждала, с пониманием восприняв его решение.
Последние два года он довольно редко покидал пентхауз одного из лучших домов Гектора. В девяти комнатах жили он сам, его сын и две дочери, а еще три, с отдельным входом, он приспособил для работы.
Во второй половине дня Вера Маккензи вошла в вестибюль этого самого дома, подождала, пока женщина-охранник сообщит о ее прибытии и получит подтверждение, что ее ждут, а потом поднялась на лифте в пентхауз. Выйдя из кабины, она оказалась в небольшой приемной. Секретарь сразу пригласила ее в роскошно обставленный кабинет.
— Босс подойдет через минуту-другую, — сообщила секретарь и вернулась на свой пост у лифта.
Вера воспользовалась этими минутами, чтобы оглядеться. Две стены — украшенные произведениями искусства, собранными со всей Демократии, все дорогие, некоторые действительно высокого уровня, но больно уж разношерстные, не создававшие ощущения цельности. Третья — огромное окно, из которого открывался прекрасный вид на синюю реку и долину за пределами купола. Ковер с большим ворсом, в котором буквально утопали ноги. Громадный голографический экран с пультом управления, встроенным в подлокотник кожаного дивана. Четыре одинаковых кресла, два — новеньких, с иголочки, два — чуть потертые. Инопланетный музыкальный инструмент размерами с рояль, каких ей видеть еще не доводилось. На нем шесть кубиков с голограммами членов семьи Сокола. Она взяла один, с изображением молодой женщины.
— Моя младшая дочь.
Уверенный, дружелюбный голос.
Она повернулась, чтобы увидеть вошедшего в кабинет Сокола.
Высокий, широкоплечий, плотный мужчина, седые волосы, аккуратно подстриженные усы. Темно-синие глаза, прямой нос, квадратный подбородок. Элегантный костюм, совсем недавно вышедший из моды на Делуросе VIII.
— Очень красивая. — Вера поставила кубик на место.
— Благодарю вас. Обязательно передам ей ваши слова. — Он коснулся скрытой панели на стене. Мгновенно часть ковра исчезла, из пола выдвинулся небольшой, но укомплектованный всем необходимым бар. — Могу я предложить вам что-нибудь выпить?
— Почему нет?
— Чего желаете?
— А что бы вы порекомендовали?
Он взял бутылку необычной формы:
— Сигнианский коньяк. Подарок друга, недавно вернувшегося с Альтаира.
— Вроде бы вы сказали, что коньяк сигнианский. — Вера насторожилась при упоминании Альтаира.
— Все так. Сигнианский коньяк повсюду пользуется спросом. — Он помолчал, улыбнулся. — Если б вы хоть раз попробовали альтаирские напитки, то поняли бы, почему он остановил свой выбор на сигнианском коньяке.
Он налил коньяк в два бокала, один протянул Вере.
Она пригубила коньяк:
— Очень хороший.
— Не хотите ли присесть? — Сокол подвел ее к креслу, подождал, пока она сядет, сам опустился в кресло напротив. — Вы не будете возражать, если я закурю?
— Отнюдь.
— Сигары с Земли, — гордо сообщил он, закурив. — Нынче достать их не так-то просто.
— Могу себе представить.
— И все же они стоят затраченных усилий. — Он выпустил струю дыма. — А где ваши операторы?
— Они мне не нужны. — Она открыла сумку, достала что-то маленькое и металлическое, поблескивающее объективами, положила на столик между ними. — Тут два широкоугольных трехмерных объектива, которые заснимут все происходящее в комнате, и высокочувствительный микрофон. Он не пропустит ни одного вашего слова. — Вера нажала кнопку, включающую голокамеру. — Качество, конечна, не студийное, но никогда не знаешь, в каких условиях придется брать интервью, так что камера эта очень удобная.
— Фантастика! — восхищенно воскликнул Сокол. — Значит, эта штуковина, просто лежа на столе, обеспечивает круговую съемку?
Вера кивнула:
— Совершенно верно. То есть я тоже попаду в кадр. Но в лаборатории фильм смонтируют и уберут лишнее. То есть получится стандартное интервью: вопрос — ответ. И кроме нас с вами да техников, никто и знать не будет, что мы обошлись без операторов.
— Интервью будет показано на Делуросе Восемь? — Сокол и не пытался скрыть своей заинтересованности.
— И еще на полдюжине планет.
— Смогу я получить копию окончательного варианта?
— Конечно. Но для просмотра понадобится специальное оборудование.
— Я его достану.
— Отлично. Будем начинать?
— Я готов.
Следующие тридцать минут ушли на обстоятельное, профессионально взятое интервью: она рассчитывала продать его если не информационному агентству, в котором работал Линдер Смайт, то его пегасским конкурентам или на Лодине XI, если Сокол таки станет послом.
— Что ж, — она выключила голокамеру, — с этим покончено.
— С вами очень приятно работать, — улыбнулся Сокол. — Вы дадите мне знать, когда подготовите передачу к показу?
— Обязательно. Все, однако, будет зависеть от вашего ответа на следующий вопрос.
— Простите?
— Я хочу задать вам еще один вопрос.
— А свой агрегат вы включать не будете?
Вера покачала головой:
— Пусть это останется между нами.
— Хорошо. — Сокол откинулся на спинку кресла. — Спрашивайте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91