Желание бросить эстраду, никогда больше не исполнять этот номер и вообще отказаться от сценической магии посещало меня не раз и не два, причем именно в такие минуты, когда семейный долг, привязанность к милой жене и горячая любовь к детям ощущались наиболее остро.
Бесконечно тоскливые дни, проведенные в этой квартире, а иногда и целые недели театрального межсезонья оставляли мне предостаточно времени для размышлений.
Самое главное — это меня не сломило.
Я выдержал трудности первых лет. Выдержал бремя славы и богатства. Держусь по сей день, хотя от моего знаменитого иллюзиона только и осталось, что неразгаданная тайна.
Впрочем, теперь стало гораздо легче. Приняв на работу Олив Уэнском, я через пару недель случайно узнал, что она снимает комнату в какой-то заштатной привокзальной гостинице — адрес более чем сомнительный. Когда я призвал ее к ответу, она объяснила, что бывший работодатель из Гемпшира обеспечивал ей жилье, которое, естественно, пришлось освободить по расторжении контракта. К этому времени мы с Олив уже привычно пользовались оттоманкой в углу мастерской, и до меня дошло, что мне тоже нелишне было бы предложить ей квартиру.
Все решения такого рода диктовались Конвенцией, но в данном случае это было простой формальностью. Олив не замедлила перебраться ко мне в Хорнси. Там она и осталась, там живет и поныне.
До ее признания, которому суждено было изменить всю мою жизнь, оставались считанные недели.
В конце 1898 года у меня сорвался один ангажемент, поэтому между представлениями «Нового чуда транспортации» возник недельный перерыв. Я лишь однажды наведался в мастерскую, а все остальное время провел вместе с Олив в Хорнси, наслаждаясь домашним уютом и чувственными радостями. Мы начали отделывать квартиру и купили кое-что из хорошей мебели, благо успешные выступления в престижном мюзик-холле «Иллирия» принесли ощутимый доход.
Накануне окончания этого безоблачного отрезка жизни — через день нас ожидал эстрадный театр «Ипподром» в Брайтоне — Олив сообщила мне убийственную весть. Это произошло поздно ночью, когда мы умиротворенно лежали рядом, готовясь отойти ко сну.
— Послушай, милый, — заговорила она, — я вот о чем думаю: нужно тебе подыскать другую ассистентку.
У меня отнялся язык. До той минуты мне казалось, что жизнь наконец-то достигла желанного равновесия. Я обзавелся семьей. Обзавелся любовницей. С женою жил в доме, с любовницей — в квартире. Я не мог нарадоваться на детей, обожал жену, пылал страстью к любовнице. Моя жизнь разделилась на две части, которые никоим образом не пересекались; одна сторона не подозревала о существовании другой. Кроме всего прочего, моя возлюбленная работала у меня ассистенткой и была в этой роли совершенно прелестна и обворожительна. Она безупречно справлялась со своими сценическими обязанностями, а благодаря ее эффектной внешности мои представления, несомненно, приобрели еще большую популярность. Я, как говорится, своего не упускал. И вот одна-единственная фраза грозила перечеркнуть все достигнутое, ввергнув меня в бездну отчаяния.
Заметив мое состояние, Олив сказала:
— Мне давно пора снять камень с души. Но дело не так плохо, как тебе кажется.
— Думаю, хуже некуда.
— Ну, если ты услышишь только первую половину, то согласишься, что бывает и хуже, а если наберешься терпения и выслушаешь меня до конца, тебе сразу станет легче.
Вглядевшись в ее лицо, я упрекнул себя за невнимательность: Олив выглядела странно взволнованной. Дело явно принимало серьезный оборот.
Ее рассказ обрушился на меня лавиной и очень скоро подтвердил мои наихудшие опасения. От услышанного я похолодел.
Олив начала с того, что хочет уйти со сцены по двум причинам. Во-первых, она работала на подмостках не один год и просто-напросто устала. По ее словам, ей хотелось сидеть дома, оставаться моей возлюбленной и радоваться моим успехам со стороны. Она обещала повременить, покуда я не найду ей подходящую замену. Это еще полбеды. Но, как она предупреждала, имелась также вторая причина. И заключалась она в том, что Олив подослал ко мне некто, задумавший вызнать мои профессиональные тайны. Это был…
— Энджер! — вскричал я. — Тебя подослал Руперт Энджер?
Она не стала отпираться, но, увидев мою ярость, поспешно отодвинулась на безопасное расстояние, а потом разрыдалась. Я лихорадочно пытался вспомнить, о чем рассказывал ей сам, какую аппаратуру она видела за кулисами и на сцене, какие секреты могла вызнать или разгадать и что успела сообщить моему врагу.
На какое-то время я перестал воспринимать ее слова и утратил способность к объективному, логическому мышлению. Впрочем, Олив только всхлипывала и умоляла выслушать ее до конца.
Этот бессмысленный, удручающий разговор длился часа два, если не три. К полуночи мы окончательно зашли в тупик и нестерпимо захотели спать. Выключив свет, мы опустились на подушку рядом друг с другом; даже это страшное откровение не смогло в одночасье переломить наших привычек.
Но сон не приходил; лежа в темноте, я пытался найти решение, однако мысли бешено метались по замкнутому кругу. Потом из темноты прозвучал голос Олив, тихий, но настойчивый:
— Неужели ты не понимаешь, что, будь я шпионкой Руперта Энджера, ты бы не услышал от меня ни слова? Да, мы с ним были близки, но он мне осточертел, да еще начал ухлестывать за какой-то девицей, и это меня доконало. У него навязчивая идея — как бы тебе насолить; мне стало невтерпеж, и я сама затеяла всю эту историю. Но когда я познакомилась с тобой… все мои представления перевернулись. Ты совсем не такой, как Руперт. Дальше тебе известно; ведь у нас с тобой все было всерьез, правда? Руперт по-прежнему надеется, что я за тобой шпионю; правда, теперь до него наверняка дошло, что по доброй воле я не стану на тебя доносить. Но пока я работаю с тобой, он не оставит меня в покое. Поэтому я и хочу уйти со сцены, спокойно жить в этой квартире, жить с тобой, Альфред. Знаешь, я чувствую, что полюбила тебя…
И так далее, до утра.
Когда за окном сквозь унылый дождик забрезжил гнетущий серый рассвет, я сказал:
— Мое решение таково. Ты отправишься к Энджеру с отчетом. Я научу тебя, что ему сообщить, и ты повторишь все слово в слово. Скажешь, что это и есть тайна, которую он хотел выведать. Наговори ему чего угодно, лишь бы только он поверил, что ты выкрала мой секрет. А после этого, если ты вернешься сюда, если поклянешься, что никогда не будешь иметь никаких дел с Энджером, и если — только если — я тебе поверю, мы сможем попробовать начать все с начала. Ты на это готова?
— Сегодня же сделаю, как ты сказал, — пообещала она. — Я хочу раз и навсегда вычеркнуть Энджера из своей жизни!
— Прежде я должен сходить в мастерскую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97