В этом случае и обмануться не
позорно, а во всяком другом и обмануться и не обмануться - позор одинаковый.
Если, например, юноша, отдавшийся ради богатства богатому, казалось бы,
поклоннику, обманывается в своих расчетах и никаких денег, поскольку
поклонник окажется бедняком, не получит, этому юноше должно быть тем не менее
стыдно, ибо он-то все равно уже показал, что ради денег пойдет для кого
угодно на что угодно, а это нехорошо. Вместе с тем, если кто отдался человеку
на вид порядочному, рассчитывая, что благодаря дружбе с таким поклонником
станет лучше и сам, а тот оказался на поверку человеком скверным и
недостойным, - такое заблуждение все равно остается прекрасным. Ведь он уже
доказал, что ради того, чтобы стать лучше и совершеннее, сделает для кого
угодно все, что угодно, а это прекрасней всего на свете. И стало быть,
угождать во имя добродетели прекрасно в любом случае.
Такова любовь богини небесной: сама небесная, она очень ценна и для
государства, и для отдельного человека, поскольку требует от любящего и от
любимого великой заботы о нравственном совершенстве. Все другие виды любви
принадлежат другой Афродите - пошлой. Вот что, Федр, - заключил Павсаний, -
могу я без подготовки прибавить насчет Эрота к сказанному тобой.
Сразу за Павсанием завладеть вниманием - говорить такими созвучиями учат меня
софисты - должен был, по словам Аристодема, Аристофан, но то ли от
пресыщения, то ли от чего другого на него как раз напала икота, так что он не
мог держать речь и вынужден был обратиться к ближайшему своему соседу
Эриксимаху с такими словами:
- Либо прекрати мою икоту, Эриксимах, либо говори вместо меня, пока я не
перестану икать.
И Эриксимах отвечал:
- Ну что ж, я сделаю и то и другое. Мы поменяемся очередью, и я буду держать
речь вместо тебя, а ты, когда прекратится икота, - вместо меня. А покуда я
буду говорить, ты подольше задержи дыхание, и твоя икота пройдет. Если же она
все-таки не пройдет, прополощи горло водой. А уж если с ней совсем не будет
сладу, пощекочи чем-нибудь в носу и чихни. Проделай это разок-другой, и она
пройдет, как бы сильна ни была.
- Начинай же, - ответил Аристофан, - а я последую твоему совету.
Речь Эриксимаха: Эрот разлит по всей природе
И Эриксимах сказал:
- Поскольку Павсаний, прекрасно начав свою речь, закончил ее не совсем
удачно, я попытаюсь придать ей завершенность. Что Эрот двойствен, это,
по-моему, очень верное наблюдение. Но наше искусство - искусство врачевания -
показывает мне, что живет он не только в человеческой душе и не только в ее
стремлении к прекрасным людям, но и во многих других ее порывах, да и вообще
во многом другом на свете - в телах любых животных, в растениях, во всем,
можно сказать, сущем, ибо он бог великий, удивительный и всеобъемлющий,
причастный ко всем делам людей и богов. И начну я с врачевания, чтобы нам
кстати и почтить это искусство.
Двойственный этот Эрот заключен в самой природе тела. Ведь здоровое и больное
начала тела, по общему признанию, различны и непохожи, а непохожее стремится
к непохожему и любит его. Следовательно, у здорового начала один Эрот, у
больного - другой. И если, как только что сказал Павсаний, угождать людям
достойным хорошо, а распутникам - плохо, то и в самом теле угождать началу
хорошему и здоровому - в чем и состоит врачебное искусство - прекрасно и
необходимо, а началу плохому и больному - позорно, безобразно, и нужно,
наоборот, всячески ему противодействовать, если ты хочешь быть настоящим
врачом. Ведь врачевание - это, по сути, наука о вожделениях тела к наполнению
и к опорожнению, и кто умеет различать среди этих вожделений прекрасные и
дурные, тот сведущий врач, а кто добивается перемены, стремясь заменить в
теле одно вожделение другим, создавая нужное вожделение там, где его нет, но
где оно должно быть, и удаляя оттуда ненужное, тот - великий знаток своего
тела. Ведь тут требуется уменье установить дружбу между самыми враждебными в
теле началами и внушить им взаимную любовь. Самые же враждебные начала - это
начала совершенно противоположные: холодное и горячее, горькое и сладкое,
влажное и сухое и тому подобное. Благодаря своему уменью внушать этим
враждебным началам любовь и согласие наш предок Асклепий, как утверждают
присутствующие здесь поэты, - а я им верю - и положил начало нашему
искусству.
Но значит, кроме врачебного искусства, которое, как я сказал, подчинено
всецело Эроту, этот бог управляет также гимнастикой и земледелием. Что
касается музыки, то каждому мало-мальски наблюдательному человеку ясно, что с
нею дело обстоит точно так же, и именно это, вероятно, хочет сказать
Гераклит, хотя мысль его выражена не лучшим образом. Он говорит, что единое,
"расходясь, само с собою сходится", примером чего служит гармония лука и
лиры. Однако очень нелепо утверждать, что гармония - это раздвоение или что
она возникает из различных начал. Вероятно, мудрец просто хочет сказать, что
гармония возникает из звуков, которые сначала различались по высоте, а потом
благодаря музыкальному искусству друг к другу приладились. Ведь не может же
возникнуть гармония только оттого, что один звук выше, а другой ниже.
Гармония - это созвучие, а созвучие - это своего рода согласие, а из начал
различных, покуда они различны между собой, согласия не получается. И
опять-таки, раздваивающееся и несогласное нельзя привести в гармонию, что
видно и на примере ритма, который создается согласованием расходящихся
сначала замедлений и ускорений. А согласие во все это вносит музыкальное
искусство, которое устанавливает, как и искусство врачебное, любовь и
единодушие. Следовательно, музыкальное искусство есть знание любовных начал,
касающихся строя и ритма. Впрочем, в самом строении гармонии и ритма нетрудно
заметить любовное начало, и любовь здесь не двойственна. Но когда гармонию и
ритм нужно передать людям, то есть либо сочинить музыку, что называется
мелопеей, либо правильно воспроизвести уже сочиненные лады и размеры, что
достигается выучкой, тогда эта задача трудна и требует большого искусника.
Ведь тут снова вступает в силу известное уже положение, что угождать следует
людям умеренным, заставляя тех, кто еще не отличается умеренностью,
стремиться к ней, и что любовь умеренных, которую нужно беречь, - это
прекрасная, небесная любовь. Это - Эрот музы Урании. Эрот же Полигимнии пошл,
и прибегать к нему, если уж дело дошло до этого, следует с осторожностью,
чтобы он принес удовольствие, но не породил невоздержности. Точно так же и в
нашем ремесле очень важно верно направить желания, связанные с поварским
искусством, чтобы удовольствие не оказалось чревато заболеванием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
позорно, а во всяком другом и обмануться и не обмануться - позор одинаковый.
Если, например, юноша, отдавшийся ради богатства богатому, казалось бы,
поклоннику, обманывается в своих расчетах и никаких денег, поскольку
поклонник окажется бедняком, не получит, этому юноше должно быть тем не менее
стыдно, ибо он-то все равно уже показал, что ради денег пойдет для кого
угодно на что угодно, а это нехорошо. Вместе с тем, если кто отдался человеку
на вид порядочному, рассчитывая, что благодаря дружбе с таким поклонником
станет лучше и сам, а тот оказался на поверку человеком скверным и
недостойным, - такое заблуждение все равно остается прекрасным. Ведь он уже
доказал, что ради того, чтобы стать лучше и совершеннее, сделает для кого
угодно все, что угодно, а это прекрасней всего на свете. И стало быть,
угождать во имя добродетели прекрасно в любом случае.
Такова любовь богини небесной: сама небесная, она очень ценна и для
государства, и для отдельного человека, поскольку требует от любящего и от
любимого великой заботы о нравственном совершенстве. Все другие виды любви
принадлежат другой Афродите - пошлой. Вот что, Федр, - заключил Павсаний, -
могу я без подготовки прибавить насчет Эрота к сказанному тобой.
Сразу за Павсанием завладеть вниманием - говорить такими созвучиями учат меня
софисты - должен был, по словам Аристодема, Аристофан, но то ли от
пресыщения, то ли от чего другого на него как раз напала икота, так что он не
мог держать речь и вынужден был обратиться к ближайшему своему соседу
Эриксимаху с такими словами:
- Либо прекрати мою икоту, Эриксимах, либо говори вместо меня, пока я не
перестану икать.
И Эриксимах отвечал:
- Ну что ж, я сделаю и то и другое. Мы поменяемся очередью, и я буду держать
речь вместо тебя, а ты, когда прекратится икота, - вместо меня. А покуда я
буду говорить, ты подольше задержи дыхание, и твоя икота пройдет. Если же она
все-таки не пройдет, прополощи горло водой. А уж если с ней совсем не будет
сладу, пощекочи чем-нибудь в носу и чихни. Проделай это разок-другой, и она
пройдет, как бы сильна ни была.
- Начинай же, - ответил Аристофан, - а я последую твоему совету.
Речь Эриксимаха: Эрот разлит по всей природе
И Эриксимах сказал:
- Поскольку Павсаний, прекрасно начав свою речь, закончил ее не совсем
удачно, я попытаюсь придать ей завершенность. Что Эрот двойствен, это,
по-моему, очень верное наблюдение. Но наше искусство - искусство врачевания -
показывает мне, что живет он не только в человеческой душе и не только в ее
стремлении к прекрасным людям, но и во многих других ее порывах, да и вообще
во многом другом на свете - в телах любых животных, в растениях, во всем,
можно сказать, сущем, ибо он бог великий, удивительный и всеобъемлющий,
причастный ко всем делам людей и богов. И начну я с врачевания, чтобы нам
кстати и почтить это искусство.
Двойственный этот Эрот заключен в самой природе тела. Ведь здоровое и больное
начала тела, по общему признанию, различны и непохожи, а непохожее стремится
к непохожему и любит его. Следовательно, у здорового начала один Эрот, у
больного - другой. И если, как только что сказал Павсаний, угождать людям
достойным хорошо, а распутникам - плохо, то и в самом теле угождать началу
хорошему и здоровому - в чем и состоит врачебное искусство - прекрасно и
необходимо, а началу плохому и больному - позорно, безобразно, и нужно,
наоборот, всячески ему противодействовать, если ты хочешь быть настоящим
врачом. Ведь врачевание - это, по сути, наука о вожделениях тела к наполнению
и к опорожнению, и кто умеет различать среди этих вожделений прекрасные и
дурные, тот сведущий врач, а кто добивается перемены, стремясь заменить в
теле одно вожделение другим, создавая нужное вожделение там, где его нет, но
где оно должно быть, и удаляя оттуда ненужное, тот - великий знаток своего
тела. Ведь тут требуется уменье установить дружбу между самыми враждебными в
теле началами и внушить им взаимную любовь. Самые же враждебные начала - это
начала совершенно противоположные: холодное и горячее, горькое и сладкое,
влажное и сухое и тому подобное. Благодаря своему уменью внушать этим
враждебным началам любовь и согласие наш предок Асклепий, как утверждают
присутствующие здесь поэты, - а я им верю - и положил начало нашему
искусству.
Но значит, кроме врачебного искусства, которое, как я сказал, подчинено
всецело Эроту, этот бог управляет также гимнастикой и земледелием. Что
касается музыки, то каждому мало-мальски наблюдательному человеку ясно, что с
нею дело обстоит точно так же, и именно это, вероятно, хочет сказать
Гераклит, хотя мысль его выражена не лучшим образом. Он говорит, что единое,
"расходясь, само с собою сходится", примером чего служит гармония лука и
лиры. Однако очень нелепо утверждать, что гармония - это раздвоение или что
она возникает из различных начал. Вероятно, мудрец просто хочет сказать, что
гармония возникает из звуков, которые сначала различались по высоте, а потом
благодаря музыкальному искусству друг к другу приладились. Ведь не может же
возникнуть гармония только оттого, что один звук выше, а другой ниже.
Гармония - это созвучие, а созвучие - это своего рода согласие, а из начал
различных, покуда они различны между собой, согласия не получается. И
опять-таки, раздваивающееся и несогласное нельзя привести в гармонию, что
видно и на примере ритма, который создается согласованием расходящихся
сначала замедлений и ускорений. А согласие во все это вносит музыкальное
искусство, которое устанавливает, как и искусство врачебное, любовь и
единодушие. Следовательно, музыкальное искусство есть знание любовных начал,
касающихся строя и ритма. Впрочем, в самом строении гармонии и ритма нетрудно
заметить любовное начало, и любовь здесь не двойственна. Но когда гармонию и
ритм нужно передать людям, то есть либо сочинить музыку, что называется
мелопеей, либо правильно воспроизвести уже сочиненные лады и размеры, что
достигается выучкой, тогда эта задача трудна и требует большого искусника.
Ведь тут снова вступает в силу известное уже положение, что угождать следует
людям умеренным, заставляя тех, кто еще не отличается умеренностью,
стремиться к ней, и что любовь умеренных, которую нужно беречь, - это
прекрасная, небесная любовь. Это - Эрот музы Урании. Эрот же Полигимнии пошл,
и прибегать к нему, если уж дело дошло до этого, следует с осторожностью,
чтобы он принес удовольствие, но не породил невоздержности. Точно так же и в
нашем ремесле очень важно верно направить желания, связанные с поварским
искусством, чтобы удовольствие не оказалось чревато заболеванием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18