В сложных и смутных по содержанию композициях, созданных в русле общеевропейского модерна, пытается поначалу Петров-Водкин выразить не устоявшееся еще в его сознании понимание важных проблем жизни и искусства. Жадно впитывает он реальные наблюдения, прежде всего — русской природы и жизни народа, с которым был связан неразрывными узами мироощущения. И вместе с тем работы Петрова-Водкина пронизывают импульсы, идущие от русской иконописи и старой итальянской живописи, Александра Иванова и Врубеля, Серова и Пюви де Шаванна, Борисова-Мусатова и Матисса. На этой сложной по своей структуре почве вырастает его собственное, глубоко индивидуальное, активно вторгающееся в художественную жизнь предреволюционной России искусство.
В живописи Петрова-Водкина 1910-х годов слита конкретность изображения, подкрепленная скупыми бытовыми подробностями, меткой характеристикой движения, и философская отвлеченность образа, поднимающегося в своей нравственной и живописной красоте до уровня значительнейших явлений мирового искусства. С редкой отчетливостью выступает в этих картинах типичное для Петрова-Водкина истинно русское правдоискательство, опирающееся и на пытливость его ума, и на всегдашнюю устремленность всех его душевных помыслов к идеалу.
В советскую эпоху Петров-Водкин вступает в пору своей полной творческой зрелости. Картина представляет для него теперь синтез большой философской мысли, сюжета и суммы точно и тонко разработанных индивидуальных приемов пластической интерпретации видимого предметного мира. Он не мыслит себе картины вне общечеловеческой, «вечной» идеи — будь то идея материнства или преданности делу революции, верности долгу или юношеской любви, и эта идея всегда облекается у него в некую литературную форму, для которой он находит в живописи пластическую убедительность конкретной жизненной сцены. Петров-Водкин никогда не сводит содержание своей картины к отображению единичного события, как бы значительно оно само по себе ни было, никогда не переходит на позиции иллюстратора исторических фактов. Он всегда — и в этом подлинная духовная ценность его искусства — остается на высотах больших философских обобщений, всегда дает свое истолкование большой человеческой проблемы.
Когда задумываешься над тем главным, что определяет значимость искусства Петрова-Водкина и что представлялось ему самому основным в его работе, на память невольно приходят слова поэта, как нельзя более точно формулирующие конечную цель исканий Петрова-Водкина:
Во всем мне хочется дойти До самой сути.
Это стремление «дойти до самой сути» человека, предмета, явления руководило художником па протяжении всей его жизни.
Творчество Петрова-Водкина отмечено высокой ответственностью художника перед самим собой, искусством, зрителем, нами — его потомками. У него нет случайностей, пустяков, все, даже менее удавшиеся работы сделаны с полной отдачей творческих сил, все продумано, выверено, взвешено. В этом — один из драгоценных уроков Петрова-Водкина, завещанных им грядущим поколениям живописцев.
Крупнейший художник, Петров-Водкин был вместе с тем и талантливым, самобытным писателем. К литературе он тяготел с юности, почти с детства, прошедшего на берегу Волги, в Хвалынске, маленьком городке Саратовской губернии. Начинал Петров-Водкин, как водится, со стихов, самые ранние из которых сочинял еще до поступления в городское училище. С 1896—1897 годов он все больше времени и внимания уделял прозе — писал рассказы, затем повести и пьесы. Художественные достоинства этих его литературных опытов не велики, хотя «опытами» их называть, вероятно, не стоит, так как в конце 1090-х и в первой половине 1900-х годов писал он много и систематично: к этому времени относятся несколько повестей, не менее десятка пьес и около двадцати рассказов. Кроме одной пьесы — «Жертвенные» — и нескольких рассказов, все ранние литературные сочинения Петрова-Водкина не были опубликованы и остались в рукописях. Многочисленные черновые варианты свидетельствуют об упорной работе молодого автора, о серьезности его отношения к этим своим занятиям. В то же время рассказы, повести, пьесы Петрова-Водкина говорят о его писательской незрелости, которая проявляется в невольном, быть может, следовании журнально-литературной моде тех лет. Не знаешь, чего в них больше — метерлинковщины или просто юношеской экзальтации. Что касается Метерлинка, то косвенное признание влияния знаменитого бельгийского символиста на Петрова-Водкина — литератора можно найти в письме художника к матери из Парижа (1906 г.): «...скоро предстоит познакомиться с моим любимым […] писателем, в России меня даже упрекали подражанием ему в моих первых вещах (его имя Метерлинк)».
Увлечение писательством было столь велико, что в течение первого года жизни и учения в Париже и даже в трехмесячном путешествии по Северной Африке Петров-Водкин находил время — неизбежно отрывая его от занятий живописью и рисунком — для упорной работы над пьесами.
Вскоре, однако, наступил перелом, вернувший Петрова-Водкина на стевю живописца: «К худу или к хорошему, со мной произошел поворот в сторону живописи, и литература осталась в стороне, по крайней мере за последнее время»,— писал он матери из Франции в сентябре 1907 года. И действительно, с этого времени Петров-Водкин несколько отходит от литературы (хотя никогда не расстается с ней окончательно) и сосредоточивается на живописи. В предреволюционное десятилетие он порой возвращается к переработке или доработке своих старых рукописей, но новых больших вещей не пишет. Лишь дважды, кажется, выступает в эти годы Петров-Водкин в печати. В первой книге казанского литературно-художественного сборника «На рассвете» (1910) был помещен очерк-рассказ «Поездка в Африку». Датированный весной 1910 года (буквально: «1910-я весна»), он завершается пометкой «конец первой части», однако продолжение его не публиковалось и не сохранилось в рукописи, возможно,— вообще не было написано. По форме «Поездка в Африку» — путевой очерк, по сути же — скорее литературный рассказ, опирающийся, надо полагать, не только на память автора (он написан через три года после его поездки), но и на какие-то дневниковые или иные записи, сделанные по свежим впечатлениям. «Поездка. . .» отмечена характерной для определенного слоя литературы начала века усложненной стилистикой, велеречивостью, риторической многозначительностью. Но сквозь всю эту внешнюю декоративность прозы проглядывает острая наблюдательность художника, пожалуй даже большая, чем в этюдах и набросках, выполненных им в Африке маслом, акварелью, карандашом. Словом, не очень, в сущности, значительный по содержанию очерк-рассказ «Поездка в Африку» вносит свою немаловажную лепту в общую характеристику Петрова-Водкина — литератора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
В живописи Петрова-Водкина 1910-х годов слита конкретность изображения, подкрепленная скупыми бытовыми подробностями, меткой характеристикой движения, и философская отвлеченность образа, поднимающегося в своей нравственной и живописной красоте до уровня значительнейших явлений мирового искусства. С редкой отчетливостью выступает в этих картинах типичное для Петрова-Водкина истинно русское правдоискательство, опирающееся и на пытливость его ума, и на всегдашнюю устремленность всех его душевных помыслов к идеалу.
В советскую эпоху Петров-Водкин вступает в пору своей полной творческой зрелости. Картина представляет для него теперь синтез большой философской мысли, сюжета и суммы точно и тонко разработанных индивидуальных приемов пластической интерпретации видимого предметного мира. Он не мыслит себе картины вне общечеловеческой, «вечной» идеи — будь то идея материнства или преданности делу революции, верности долгу или юношеской любви, и эта идея всегда облекается у него в некую литературную форму, для которой он находит в живописи пластическую убедительность конкретной жизненной сцены. Петров-Водкин никогда не сводит содержание своей картины к отображению единичного события, как бы значительно оно само по себе ни было, никогда не переходит на позиции иллюстратора исторических фактов. Он всегда — и в этом подлинная духовная ценность его искусства — остается на высотах больших философских обобщений, всегда дает свое истолкование большой человеческой проблемы.
Когда задумываешься над тем главным, что определяет значимость искусства Петрова-Водкина и что представлялось ему самому основным в его работе, на память невольно приходят слова поэта, как нельзя более точно формулирующие конечную цель исканий Петрова-Водкина:
Во всем мне хочется дойти До самой сути.
Это стремление «дойти до самой сути» человека, предмета, явления руководило художником па протяжении всей его жизни.
Творчество Петрова-Водкина отмечено высокой ответственностью художника перед самим собой, искусством, зрителем, нами — его потомками. У него нет случайностей, пустяков, все, даже менее удавшиеся работы сделаны с полной отдачей творческих сил, все продумано, выверено, взвешено. В этом — один из драгоценных уроков Петрова-Водкина, завещанных им грядущим поколениям живописцев.
Крупнейший художник, Петров-Водкин был вместе с тем и талантливым, самобытным писателем. К литературе он тяготел с юности, почти с детства, прошедшего на берегу Волги, в Хвалынске, маленьком городке Саратовской губернии. Начинал Петров-Водкин, как водится, со стихов, самые ранние из которых сочинял еще до поступления в городское училище. С 1896—1897 годов он все больше времени и внимания уделял прозе — писал рассказы, затем повести и пьесы. Художественные достоинства этих его литературных опытов не велики, хотя «опытами» их называть, вероятно, не стоит, так как в конце 1090-х и в первой половине 1900-х годов писал он много и систематично: к этому времени относятся несколько повестей, не менее десятка пьес и около двадцати рассказов. Кроме одной пьесы — «Жертвенные» — и нескольких рассказов, все ранние литературные сочинения Петрова-Водкина не были опубликованы и остались в рукописях. Многочисленные черновые варианты свидетельствуют об упорной работе молодого автора, о серьезности его отношения к этим своим занятиям. В то же время рассказы, повести, пьесы Петрова-Водкина говорят о его писательской незрелости, которая проявляется в невольном, быть может, следовании журнально-литературной моде тех лет. Не знаешь, чего в них больше — метерлинковщины или просто юношеской экзальтации. Что касается Метерлинка, то косвенное признание влияния знаменитого бельгийского символиста на Петрова-Водкина — литератора можно найти в письме художника к матери из Парижа (1906 г.): «...скоро предстоит познакомиться с моим любимым […] писателем, в России меня даже упрекали подражанием ему в моих первых вещах (его имя Метерлинк)».
Увлечение писательством было столь велико, что в течение первого года жизни и учения в Париже и даже в трехмесячном путешествии по Северной Африке Петров-Водкин находил время — неизбежно отрывая его от занятий живописью и рисунком — для упорной работы над пьесами.
Вскоре, однако, наступил перелом, вернувший Петрова-Водкина на стевю живописца: «К худу или к хорошему, со мной произошел поворот в сторону живописи, и литература осталась в стороне, по крайней мере за последнее время»,— писал он матери из Франции в сентябре 1907 года. И действительно, с этого времени Петров-Водкин несколько отходит от литературы (хотя никогда не расстается с ней окончательно) и сосредоточивается на живописи. В предреволюционное десятилетие он порой возвращается к переработке или доработке своих старых рукописей, но новых больших вещей не пишет. Лишь дважды, кажется, выступает в эти годы Петров-Водкин в печати. В первой книге казанского литературно-художественного сборника «На рассвете» (1910) был помещен очерк-рассказ «Поездка в Африку». Датированный весной 1910 года (буквально: «1910-я весна»), он завершается пометкой «конец первой части», однако продолжение его не публиковалось и не сохранилось в рукописи, возможно,— вообще не было написано. По форме «Поездка в Африку» — путевой очерк, по сути же — скорее литературный рассказ, опирающийся, надо полагать, не только на память автора (он написан через три года после его поездки), но и на какие-то дневниковые или иные записи, сделанные по свежим впечатлениям. «Поездка. . .» отмечена характерной для определенного слоя литературы начала века усложненной стилистикой, велеречивостью, риторической многозначительностью. Но сквозь всю эту внешнюю декоративность прозы проглядывает острая наблюдательность художника, пожалуй даже большая, чем в этюдах и набросках, выполненных им в Африке маслом, акварелью, карандашом. Словом, не очень, в сущности, значительный по содержанию очерк-рассказ «Поездка в Африку» вносит свою немаловажную лепту в общую характеристику Петрова-Водкина — литератора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77