Бежим, Дан, пока не поздно!
— Не скули, щенок!— зашипел Даниэль, схватив Билла за грудки.—Мы с тобой еще должны выполнить приказ центра 101. Мы, американцы, будем командовать и здесь, и везде. План Рэджи действует. У нас почти сотня крепких готовых на все ребят. Я заменю Рэджи, отвлеку внимание на себя, обвинив Алекса в предательстве. А ты возьми на мушку кинга и всех его прихвостней. Дам сигнал, тогда и кончай с этой бандой. Стиву нужно...
— Я отказываюсь участвовать в вашей грязной игре, ребята,—выдавил из себя Стив, бледнея. Потом, ожесточаясь, стад бросать им в лицо:— Я хочу честно драться с джапами, и мне нравится, как это делает Алекс А вы хуже гангстеров! Готовите новый удар в спину. За что? За то, что он не похож на вас? Это нечестно! На меня не рассчитывайте. Хватит!
— Хо! Тихоня хочет честности! — ощерился Билл.— Ангелочек, чистюля! А грязную работу кто будет делать? Я? Дан? Подосланные бабы режут наших командиров, как поросят. Красный и черномазые дикари верховодят. А мы ради них лезь в зубы джапу. Это ты назыЁаешь честностью?
— Не передергивай карту, Рыжий!—возразил. Стив.— Женщины пришли к тебе, ты сам их принял. А сейчас хочешь свалить свою вину на других. Мы обижаем туземцев, поэтому нас и не любят. А.-а, что с тобой говорить! В общем, я пошел.
— Стоп, тихоня!— рявкнул Билл, хватая Стива за плечо.— Продать хочешь?
— Пусти, рыжий убийца!— рванулся Стив.
С другой стороны к нему придвинулся Даниэль, такой же рослый, плечистый. Оба верзилы зажали узкое тело Стива, словно пытаясь раздавить его. Их взгляды не предвещали ничего хорошего.
Стив затравленно оглянулся. Но он ни у кого не встретил сочувствия. Многие просто не понимали, что происходит. Все они были озлоблены, напуганы убийством вожаков. Сделай сейчас из него Дан козла отпущения, и они затопчут его, задавят. Среди них нет у Стива друзей, и живет он здесь только по старой традиции: белые с белыми, цветные с цветными. Вот и все, что у него с ними общего — только белая кожа.
Стив съежился.
— Ну что вы, ребята! Я... Я же свой. Не доносчик я.-Стиву было стыдно своего слабодушия. Но он ничего не мог поделать с сердцем, которое невольно сжалось от ужаса и заставило язык произнести эти унизительные слова. Что плохого, -если он ценою пустой болтовни купит жизнь? Чем не выгодная сделка: слова ничего не стоят, зато жизнь—это все. За нее не жаль отдать горы такой шелухи, как слова.
Стив так умоляюще поглядел на своих товарищей, что те недоуменно переглянулись. Они отмякли.
— Довольно крови на сегодня, Билл,— тихо сказал Даниэль. И, сверля серыми глазками Стива, зашипел ему в лицо:—Но ты берегись, гнида! Если донесешь, пеняй на себя. От нас не уйдешь.
— Пусть будет по-твоему, Дан,— мрачно промолвил Билл,— хотя я предпочитаю мертвецов. Мертвые не болтают.
Среди переполошившихся обитателей морунга была и Джекки. При первых выстрелах она схватила сынишку на руки и встала, прижавшись к стене, в своем углу. Здесь, отгородившись от зала двумя плетеными матами, как ширмами, она жила с тех. пор, как появился малыш. Билл прогнал ее из своей комнаты — ребенок мешал ему спать.
Когда суматоха в морунге улеглась, сын запищал, и Джекки сунула грудь в маленький жадный ротик. Он сладко зачмокал. Мать зажгла жировик, любовалась малышом. Ну, настоящий сын солдата! Тишины не переносит, не спит; засыпает под шум, стреляй, рядом—не проснется. И веселый,
забавный. Такой маленький и уже шалун! Хороший будет воин и матери опора.Утром Джекки помогла трем женщинам, живущим в морунге, приготовить завтрак. Только присела подкрепиться, как плач сына поднял ее. Она угомонила малыша и удивилась странной тишине морунга. Выглянула в зал — никого. Пошла к выходу, остановилась. Чуткое ухо уловило отдаленный гул. Он нарастал, накатывался волной и, наконец, разбился о двери. В морунг ворвалась ватага орущих мужчин.
Джекки отступила к себе. Она слышала, как мужчины переговаривались, собираясь бежать в джунгли куда-нибудь подальше от мстительных туземцев; слышала, как воины возбужденно рассказывали о Билле, который расстрелял из автомата вождя тилое. Но вот раздалась знакомая брань. Джекки сразу узнала этот хриплый голос.
— Где моя негодная баба? — орал Билл.— А-а, вот ты куда запропастилась! Я не оставлю тебя здесь. И не думай!
— Я не хочу,— упиралась Джекки. Она пыталась спрятаться в самом темпом углу морунга, рассчитывая, что ее забудут в спешке сборов. Но Билл нашел ее.—-Пожалей хоть сына! Оставь нас у своих! Там мы пропадем. Умоляю тебя нашим сыном!
— Ха! Сыном! Он — такой же мне сын, как ты —жена. Черномазая — и жена! Ха-ха! Вот умора!
— Ну, хорошо. Больше я не нужна тебе. Оставь меня! Умоляю!
— А это ты давно не видела? На-ка, поцелуй!—Билл резко обернулся и ткнул ей в губы волосатый кулачище.—Ты еще пригодишься. Я не оставлю тебя щенку Манжи. Ты принадлежишь мне. Поняла? Пошли!
И Джекки покорилась, как привыкла во всем покоряться этому жестокому верзиле с того злосчастного дня, когда в благодарность за спасение стала его женой. Лучше бы ей сгореть тогда в огне. Не знала бы этих бесконечных мучений и унижений. До сих пор ей был дорог Манжи, который полюбился в памятную ночь чествования кадонги. Несколько раз она пыталась убежать от мужа. Но Билл ловил ее и бил. Как он умел бить! А унижать! Где только он этому научился? Единственным утешением для Джекки стал сын. Вот и сейчас этот живой комочек, лежащий на руках, согревает ее надеждой...
Зарядили дожди. Утром они просеивались мелкими иглами через белесые пласты тумана. А когда туман растекался в стороны, в образовавшиеся просветы низвергались потоки тропического ливня. За ливнем с разбойным свистом, в перехлесте молний и гроз, налетал шквал. Стонали, гнулись вековые деревья, грозя рухнуть на притулившиеся у их подножия жилища.
Все размокло, набухло влагой. Плесень покрыла домашнюю угварь и обувь, наросла в углах хижин. Лавины грязи ползли с гор, затопляя тропы. Под тесно переплетенными лианами, ветвями деревьев и кустарников — невыносимая духота. Оружие ржавело на глазах. Малярия косила людей.
Алекс наладил производство некоторых лекарств на месте. Ему помогали Гонда, заменивший погибшего Макгрейва, и старушка Маури. Гонда, где хитростью, а где угрозами, вынуждал подчиненных ему колдунов, прикрепленных к партизанским ротам, раскрывать свои тайны. Он, например, научился приготовлять противозмеиную сыворотку из слюны ящерицы силеочанг—пожирательниц змей. Мазь Маури, сделанная из корней и листьев таинственного растения хоа, излечивала болезнь «нага». Но малярия поддавалась только хинину, а хинин был у японцев. Поэтому воины, несмотря на проливные дожди, выходили в рейды на японские гарнизоны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
— Не скули, щенок!— зашипел Даниэль, схватив Билла за грудки.—Мы с тобой еще должны выполнить приказ центра 101. Мы, американцы, будем командовать и здесь, и везде. План Рэджи действует. У нас почти сотня крепких готовых на все ребят. Я заменю Рэджи, отвлеку внимание на себя, обвинив Алекса в предательстве. А ты возьми на мушку кинга и всех его прихвостней. Дам сигнал, тогда и кончай с этой бандой. Стиву нужно...
— Я отказываюсь участвовать в вашей грязной игре, ребята,—выдавил из себя Стив, бледнея. Потом, ожесточаясь, стад бросать им в лицо:— Я хочу честно драться с джапами, и мне нравится, как это делает Алекс А вы хуже гангстеров! Готовите новый удар в спину. За что? За то, что он не похож на вас? Это нечестно! На меня не рассчитывайте. Хватит!
— Хо! Тихоня хочет честности! — ощерился Билл.— Ангелочек, чистюля! А грязную работу кто будет делать? Я? Дан? Подосланные бабы режут наших командиров, как поросят. Красный и черномазые дикари верховодят. А мы ради них лезь в зубы джапу. Это ты назыЁаешь честностью?
— Не передергивай карту, Рыжий!—возразил. Стив.— Женщины пришли к тебе, ты сам их принял. А сейчас хочешь свалить свою вину на других. Мы обижаем туземцев, поэтому нас и не любят. А.-а, что с тобой говорить! В общем, я пошел.
— Стоп, тихоня!— рявкнул Билл, хватая Стива за плечо.— Продать хочешь?
— Пусти, рыжий убийца!— рванулся Стив.
С другой стороны к нему придвинулся Даниэль, такой же рослый, плечистый. Оба верзилы зажали узкое тело Стива, словно пытаясь раздавить его. Их взгляды не предвещали ничего хорошего.
Стив затравленно оглянулся. Но он ни у кого не встретил сочувствия. Многие просто не понимали, что происходит. Все они были озлоблены, напуганы убийством вожаков. Сделай сейчас из него Дан козла отпущения, и они затопчут его, задавят. Среди них нет у Стива друзей, и живет он здесь только по старой традиции: белые с белыми, цветные с цветными. Вот и все, что у него с ними общего — только белая кожа.
Стив съежился.
— Ну что вы, ребята! Я... Я же свой. Не доносчик я.-Стиву было стыдно своего слабодушия. Но он ничего не мог поделать с сердцем, которое невольно сжалось от ужаса и заставило язык произнести эти унизительные слова. Что плохого, -если он ценою пустой болтовни купит жизнь? Чем не выгодная сделка: слова ничего не стоят, зато жизнь—это все. За нее не жаль отдать горы такой шелухи, как слова.
Стив так умоляюще поглядел на своих товарищей, что те недоуменно переглянулись. Они отмякли.
— Довольно крови на сегодня, Билл,— тихо сказал Даниэль. И, сверля серыми глазками Стива, зашипел ему в лицо:—Но ты берегись, гнида! Если донесешь, пеняй на себя. От нас не уйдешь.
— Пусть будет по-твоему, Дан,— мрачно промолвил Билл,— хотя я предпочитаю мертвецов. Мертвые не болтают.
Среди переполошившихся обитателей морунга была и Джекки. При первых выстрелах она схватила сынишку на руки и встала, прижавшись к стене, в своем углу. Здесь, отгородившись от зала двумя плетеными матами, как ширмами, она жила с тех. пор, как появился малыш. Билл прогнал ее из своей комнаты — ребенок мешал ему спать.
Когда суматоха в морунге улеглась, сын запищал, и Джекки сунула грудь в маленький жадный ротик. Он сладко зачмокал. Мать зажгла жировик, любовалась малышом. Ну, настоящий сын солдата! Тишины не переносит, не спит; засыпает под шум, стреляй, рядом—не проснется. И веселый,
забавный. Такой маленький и уже шалун! Хороший будет воин и матери опора.Утром Джекки помогла трем женщинам, живущим в морунге, приготовить завтрак. Только присела подкрепиться, как плач сына поднял ее. Она угомонила малыша и удивилась странной тишине морунга. Выглянула в зал — никого. Пошла к выходу, остановилась. Чуткое ухо уловило отдаленный гул. Он нарастал, накатывался волной и, наконец, разбился о двери. В морунг ворвалась ватага орущих мужчин.
Джекки отступила к себе. Она слышала, как мужчины переговаривались, собираясь бежать в джунгли куда-нибудь подальше от мстительных туземцев; слышала, как воины возбужденно рассказывали о Билле, который расстрелял из автомата вождя тилое. Но вот раздалась знакомая брань. Джекки сразу узнала этот хриплый голос.
— Где моя негодная баба? — орал Билл.— А-а, вот ты куда запропастилась! Я не оставлю тебя здесь. И не думай!
— Я не хочу,— упиралась Джекки. Она пыталась спрятаться в самом темпом углу морунга, рассчитывая, что ее забудут в спешке сборов. Но Билл нашел ее.—-Пожалей хоть сына! Оставь нас у своих! Там мы пропадем. Умоляю тебя нашим сыном!
— Ха! Сыном! Он — такой же мне сын, как ты —жена. Черномазая — и жена! Ха-ха! Вот умора!
— Ну, хорошо. Больше я не нужна тебе. Оставь меня! Умоляю!
— А это ты давно не видела? На-ка, поцелуй!—Билл резко обернулся и ткнул ей в губы волосатый кулачище.—Ты еще пригодишься. Я не оставлю тебя щенку Манжи. Ты принадлежишь мне. Поняла? Пошли!
И Джекки покорилась, как привыкла во всем покоряться этому жестокому верзиле с того злосчастного дня, когда в благодарность за спасение стала его женой. Лучше бы ей сгореть тогда в огне. Не знала бы этих бесконечных мучений и унижений. До сих пор ей был дорог Манжи, который полюбился в памятную ночь чествования кадонги. Несколько раз она пыталась убежать от мужа. Но Билл ловил ее и бил. Как он умел бить! А унижать! Где только он этому научился? Единственным утешением для Джекки стал сын. Вот и сейчас этот живой комочек, лежащий на руках, согревает ее надеждой...
Зарядили дожди. Утром они просеивались мелкими иглами через белесые пласты тумана. А когда туман растекался в стороны, в образовавшиеся просветы низвергались потоки тропического ливня. За ливнем с разбойным свистом, в перехлесте молний и гроз, налетал шквал. Стонали, гнулись вековые деревья, грозя рухнуть на притулившиеся у их подножия жилища.
Все размокло, набухло влагой. Плесень покрыла домашнюю угварь и обувь, наросла в углах хижин. Лавины грязи ползли с гор, затопляя тропы. Под тесно переплетенными лианами, ветвями деревьев и кустарников — невыносимая духота. Оружие ржавело на глазах. Малярия косила людей.
Алекс наладил производство некоторых лекарств на месте. Ему помогали Гонда, заменивший погибшего Макгрейва, и старушка Маури. Гонда, где хитростью, а где угрозами, вынуждал подчиненных ему колдунов, прикрепленных к партизанским ротам, раскрывать свои тайны. Он, например, научился приготовлять противозмеиную сыворотку из слюны ящерицы силеочанг—пожирательниц змей. Мазь Маури, сделанная из корней и листьев таинственного растения хоа, излечивала болезнь «нага». Но малярия поддавалась только хинину, а хинин был у японцев. Поэтому воины, несмотря на проливные дожди, выходили в рейды на японские гарнизоны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67