Филипп обратился к нему, но не услышал в ответ ни слова. Он попытался силой оторвать беднягу от перегородки, но тщетно—так крепко вцепился в нее пораженный столбняком суперкарго. Страшный треск и влетевшие в каюту брызги подтвердили выводы Филиппа — судно развалилось пополам. Не в силах чем-нибудь помочь, он был вынужден предоставить его воле собственной судьбы. Выбравшись наружу, Филипп заметил что-то барахтающееся у заднего люка. Это был медведь Иоанес, который кружился в воде, будучи все еще привязанным веревкой. Филипп ножом перерезал ее и освободил зверя. Но вот новая мощная волна навалилась на корму и разнесла ее в щепки. Теперь Филиппу предстояла борьба с волнами. Он уцепился за одну из досок, которая и удерживала его на поверхности.
Спустя несколько минут потерпевший уже почти достиг берега, вдруг доска уткнулась в песок, и ее перевернуло набежавшей волной. Филипп выпустил доску из рук и поплыл к берегу. Он долго боролся с прибоем, но, хотя берег и был рядом, ему никак не удавалось зацепиться ногой за дно, и сильное течение вновь и вновь относило его в море. Силы уже покидали Филиппа, когда он, накрытый очередной волной, наткнулся на что-то рукой. Это был Иоанес. Вскоре медведь вытащил обессиленного юношу через бушующий прибой на песчаный берег, и Филипп потерял сознание.
Филипп очнулся от резкой боли в глазах; повернувшись на бок, он некоторое время прикрывал глаза руками, пока не смог наконец различать окружавшие его предметы. Море еще бушевало, обломки «Тер-Шиллинга» кружились в прибое. Берег был усыпан товарами, щепками и трупами. Все находившиеся в большой шлюпке матросы погибли.
По предположению Филиппа, было около трех часов дня. Тело болело, и у него не хватало сил, чтобы определить время более точно. У него кружилась голова, хотелось покоя. Но он поднялся, направился в глубь суши и вскоре наткнулся на песчаный холм, который мог защитить его от знойных солнечных лучей, бросился ничком на землю и заснул крепким сном до следующего утра.
Проснувшись, Филипп увидел возле себя незнакомую фигуру. Это был коренастый готтентот, размахивавший копьем. На его плечи была накинута шкура Иоанеса, на голове красовался праздничный парик представителя. Больше на аборигене ничего не было, и в этом удивительном наряде дикарь выглядел очень комично. В другое время, увидев такое, Филипп бы рассмеялся, но сейчас ему было не до смеха. Он поднялся и встал перед туземцем, который не проявлял никаких признаков враждебности. Мучимый сильной жаждой, Филипп знаком дал понять, что хочет пить, на что готтентот кивком головы указал, что он должен последовать за ним. Через песчаные холмы туземец привел Филиппа к берегу бухты, где более пятидесяти других дикарей собирали среди валявшихся обломков все, что привлекало их внимание. Почести, которые были оказаны дикарями туземцу, сопровождавшему Филиппа, позволили догадаться, что это вождь племени. Нескольких слов, произнесенных вождем в высшей степени торжественным голосом, хватило, чтобы было принесено немного мутной воды в тыквенном сосуде, которая показалась Филиппу восхитительным напитком. Затем вождь тоже знаком дал понять Филиппу, чтобы тот присел на песок.
Представившаяся взору картина была ужасной, но одновременно было в ней и нечто забавное. Под палящими лучами солнца сверкал белый песок, покрытый обломками корабля, ящиками и щепками. Прибой продолжал выбрасывать обломки судна на берег, а образуемая волнением пена уходила далеко в море. Полузасыпанные песком, торчали рыбьи кости и изуродованные скелеты моряков, погибших здесь раньше. Голые туземцы — они не укрывались, как обычно, одеждой из овчины, ведь было лето — сновали по берегу и собирали, казалось бы, ненужные вещи — пуговицы от одежды погибших, оставляя без внимания все, что цивилизованные люди собирали бы со всей тщательностью. Всю эту странную картину завершал глава готтентотов, сидевший в сырой от крови шкуре Иоанеса и парике суперкарго, важный, словно английский лорд, и совершенно не представляя, как нелепо он выглядит в своем дурацком наряде.
Хотя голландцы лишь недавно основали на Мысе свои поселения, но уже многие годы между ними и местными жителями шла оживленная торговля шкурами и другими африканскими товарами, а поскольку европейцы обходились с аборигенами дружелюбно, то и те отвечали им взаимной симпатией.
Вождь знаками поинтересовался у Филиппа, не голоден ли тот, а когда юноша подтвердил, он достал из висевшего у него за спиной мешка из козьей шкуры полную горсть больших жуков. Филипп с отвращением отвернулся, а туземец спокойно пережевал их и с удовольствием проглотил. Перекусив таким образом, он встал и подал Филиппу знак следовать за ним.
В этот момент Филипп заметил, что к берегу прибило его сундучок. Он поспешил к нему, дав понять, что это его собственность. Открыв сундучок ключом, который был у него в кармане, он сложил лежавшую там одежду в узелок, не забыв сунуть в карман и мешочек с гульденами. Вождь не высказал никаких возражений и продолжил шествие. Филипп двинулся за ним. Примерно через час они подошли в краалю, состоявшему из низких хижин, покрытых звериными шкурами. Из хижин высыпали женщины и дети. Они восхитились нарядом, в котором предстал перед ними их вождь, вполне дружелюбно отнеслись к Филиппу, угостив его молоком, которое он с жадностью выпил. А когда Филипп рассмотрел этих дочерей Евы, их некрасивые фигуры и еще более противные лица, уловил запах рыбьего жира, исходивший от их нарядов, он отвернулся и, глубоко вздохнув, вспомнил о своей очаровательной Амине.
Солнце склонялось к закату. Филиппа все еще одолевала огромная усталость, и он знаком дал понять, что хочет спать. Несмотря на ужасную грязь и отвратительный запах, царившие в хижине, куда его отвели, несмотря на бесчисленные укусы насекомых, он положил голову на свой узелок с одеждой, прочел короткую молитву в благодарность за спасение и провалился в глубокий сон.
На следующее утро его разбудил вождь, который привел с собой африканца, немного говорившего по-голландски. Филипп высказал пожелание, чтобы его отвели в поселение. Африканец довольно хорошо понял его и сообщил, что пока никаких судов в бухте нет. Филипп продолжал настаивать в надежде, что, находясь в поселении, он сможет быстрее оказаться на корабле или просто пожить среди европейцев до его прихода. Из объяснений туземца он понял, что переход до поселения займет примерно один день. Обменявшись несколькими фразами с вождем, абориген пригласил Филиппа последовать за ним, пообещав отвести его к поселенцам. Одна из туземок принесла миску молока, которое Филипп охотно отведал, но еще раз отказался от предложенной горсти жуков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Спустя несколько минут потерпевший уже почти достиг берега, вдруг доска уткнулась в песок, и ее перевернуло набежавшей волной. Филипп выпустил доску из рук и поплыл к берегу. Он долго боролся с прибоем, но, хотя берег и был рядом, ему никак не удавалось зацепиться ногой за дно, и сильное течение вновь и вновь относило его в море. Силы уже покидали Филиппа, когда он, накрытый очередной волной, наткнулся на что-то рукой. Это был Иоанес. Вскоре медведь вытащил обессиленного юношу через бушующий прибой на песчаный берег, и Филипп потерял сознание.
Филипп очнулся от резкой боли в глазах; повернувшись на бок, он некоторое время прикрывал глаза руками, пока не смог наконец различать окружавшие его предметы. Море еще бушевало, обломки «Тер-Шиллинга» кружились в прибое. Берег был усыпан товарами, щепками и трупами. Все находившиеся в большой шлюпке матросы погибли.
По предположению Филиппа, было около трех часов дня. Тело болело, и у него не хватало сил, чтобы определить время более точно. У него кружилась голова, хотелось покоя. Но он поднялся, направился в глубь суши и вскоре наткнулся на песчаный холм, который мог защитить его от знойных солнечных лучей, бросился ничком на землю и заснул крепким сном до следующего утра.
Проснувшись, Филипп увидел возле себя незнакомую фигуру. Это был коренастый готтентот, размахивавший копьем. На его плечи была накинута шкура Иоанеса, на голове красовался праздничный парик представителя. Больше на аборигене ничего не было, и в этом удивительном наряде дикарь выглядел очень комично. В другое время, увидев такое, Филипп бы рассмеялся, но сейчас ему было не до смеха. Он поднялся и встал перед туземцем, который не проявлял никаких признаков враждебности. Мучимый сильной жаждой, Филипп знаком дал понять, что хочет пить, на что готтентот кивком головы указал, что он должен последовать за ним. Через песчаные холмы туземец привел Филиппа к берегу бухты, где более пятидесяти других дикарей собирали среди валявшихся обломков все, что привлекало их внимание. Почести, которые были оказаны дикарями туземцу, сопровождавшему Филиппа, позволили догадаться, что это вождь племени. Нескольких слов, произнесенных вождем в высшей степени торжественным голосом, хватило, чтобы было принесено немного мутной воды в тыквенном сосуде, которая показалась Филиппу восхитительным напитком. Затем вождь тоже знаком дал понять Филиппу, чтобы тот присел на песок.
Представившаяся взору картина была ужасной, но одновременно было в ней и нечто забавное. Под палящими лучами солнца сверкал белый песок, покрытый обломками корабля, ящиками и щепками. Прибой продолжал выбрасывать обломки судна на берег, а образуемая волнением пена уходила далеко в море. Полузасыпанные песком, торчали рыбьи кости и изуродованные скелеты моряков, погибших здесь раньше. Голые туземцы — они не укрывались, как обычно, одеждой из овчины, ведь было лето — сновали по берегу и собирали, казалось бы, ненужные вещи — пуговицы от одежды погибших, оставляя без внимания все, что цивилизованные люди собирали бы со всей тщательностью. Всю эту странную картину завершал глава готтентотов, сидевший в сырой от крови шкуре Иоанеса и парике суперкарго, важный, словно английский лорд, и совершенно не представляя, как нелепо он выглядит в своем дурацком наряде.
Хотя голландцы лишь недавно основали на Мысе свои поселения, но уже многие годы между ними и местными жителями шла оживленная торговля шкурами и другими африканскими товарами, а поскольку европейцы обходились с аборигенами дружелюбно, то и те отвечали им взаимной симпатией.
Вождь знаками поинтересовался у Филиппа, не голоден ли тот, а когда юноша подтвердил, он достал из висевшего у него за спиной мешка из козьей шкуры полную горсть больших жуков. Филипп с отвращением отвернулся, а туземец спокойно пережевал их и с удовольствием проглотил. Перекусив таким образом, он встал и подал Филиппу знак следовать за ним.
В этот момент Филипп заметил, что к берегу прибило его сундучок. Он поспешил к нему, дав понять, что это его собственность. Открыв сундучок ключом, который был у него в кармане, он сложил лежавшую там одежду в узелок, не забыв сунуть в карман и мешочек с гульденами. Вождь не высказал никаких возражений и продолжил шествие. Филипп двинулся за ним. Примерно через час они подошли в краалю, состоявшему из низких хижин, покрытых звериными шкурами. Из хижин высыпали женщины и дети. Они восхитились нарядом, в котором предстал перед ними их вождь, вполне дружелюбно отнеслись к Филиппу, угостив его молоком, которое он с жадностью выпил. А когда Филипп рассмотрел этих дочерей Евы, их некрасивые фигуры и еще более противные лица, уловил запах рыбьего жира, исходивший от их нарядов, он отвернулся и, глубоко вздохнув, вспомнил о своей очаровательной Амине.
Солнце склонялось к закату. Филиппа все еще одолевала огромная усталость, и он знаком дал понять, что хочет спать. Несмотря на ужасную грязь и отвратительный запах, царившие в хижине, куда его отвели, несмотря на бесчисленные укусы насекомых, он положил голову на свой узелок с одеждой, прочел короткую молитву в благодарность за спасение и провалился в глубокий сон.
На следующее утро его разбудил вождь, который привел с собой африканца, немного говорившего по-голландски. Филипп высказал пожелание, чтобы его отвели в поселение. Африканец довольно хорошо понял его и сообщил, что пока никаких судов в бухте нет. Филипп продолжал настаивать в надежде, что, находясь в поселении, он сможет быстрее оказаться на корабле или просто пожить среди европейцев до его прихода. Из объяснений туземца он понял, что переход до поселения займет примерно один день. Обменявшись несколькими фразами с вождем, абориген пригласил Филиппа последовать за ним, пообещав отвести его к поселенцам. Одна из туземок принесла миску молока, которое Филипп охотно отведал, но еще раз отказался от предложенной горсти жуков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84